Маяк

Я смотрел куда-то вниз. Под игрой света от маяка сгущалась тьма и мне казалось, что она вот-вот обретет точную форму и поползет по стенам древнего сооружения, добираясь до меня своими цепкими когтями. Когда живешь с парнем, который величает себя вампиром, а на деле просто имеет редкий ген красных глаз, и не такое себе представишь. вдали густела кровь заката. Вечереет здесь долго, а рассветы тянутся, кажется, на треть дня. Но я ничего не могу сказать против. Жить на маяке и выполнять тут свои работы ради копейки — довольно стоящее удовольствие, особенно когда живешь не один и смотришь вокруг с высока, мечта изнутри вырастить крылья и научиться летать. — Ты долго ещё? — Раздался где-то снизу ворчливый голос моего соседа. — Зак, давай быстрее! Хватит мотыльками любоваться! Я вновь прибыл в реальность, осознавая, что всё ещё стою с керосиновой лампой в одной руке, которую полностью облепили белые пушистые комочки, а в другой с масленкой, с которой я хотел подлатать механизмы маяка. М-да, для механика самое то идти на почти убитый механизм. — Иди без меня! — Крикнул я, отгоняя надоедливых снежных бабочек от себя. Я положил свой фонарь на пол, отгоняя от него последних мотыльков. Они же не смогу его перевернуть? Они же не настолько тяжелые? Я надеялся, что сейчас не сработает эффект бабочки и целый маяк не загорится из-за того, что я опять что-то сделал не так... Понадеявшись и на всякий случай помолившись, я забрался к гигантскому «сердцу маяка» — этой лампе, как её называл Диамкей. — Я боюсь, тебя жду! — Тоже мне, вампир! — Закатил глаза я, промазывая его скрипящие детали. — Сейчас приду... Поохраняй под лампой мой фонарь от мотылей! Я быстро сделал всё, что хотел, слыша, что мой старший товарищ наматывает уже пятнадцатый круг по сетке этажа, который находился под ржавой лестницей к лампе маяка. Я считал и слушал чужие шаги от нечего делать... Впрочем, тут действительно делать было никогда нечего. Я находил умиротворение и настрой в этом, любя тишину и закаты на высоте птичьего полета, а вот мой друг совсем не жаловал такое, предпочитая что-то шумное... Но, зато, именно он всегда был горазд на ночь говорить мне страшилки или же пугать, когда мы идем по пустой каменной чаще до нашего рыбацкого стана, где спим и существуем... Сам боится всего, и сам же пугает! Вот и сейчас без этого не обошлось. Вернувшись к приятелю, я отряхнул штаны от пыли. Мы спустились по скрипящей каждым винтом лестнице вниз, убрали масленку и вышли на улицу. По глазам ударил слабый ночной бриз. Я заметил, как волосы у Диамкея медленно развивались в сторону волн — слабо и хаотично. Я отобрал у него фонарь, не доверяя, и стал оглядывать темноту. Пусть и были мы здесь уже весь июнь, а тропка от маяка до дома почему-то не хотела оставаться в памяти. — Помнишь, я тебе рассказывал про здешних обитателей? — Нахмурился Диамкей, глядя невесть куда. Я отодвинул фонарь подальше от наших лиц, дабы оглядеть ситуацию. — Вон, глянь на камни... На окатанной стопке гранита виднелся растрепанный и рваный силуэт. Нечто явно дышало, то и дело двигаясь. Я обомлел, боясь поднимать фонарь, дабы разглядеть получше саму тварь. Поняв, что моей личной карманной твари по прозвищу Диамкей сейчас нет рядом, я испугался еще сильнее, боязно оглядывая почву под своими сапогами. За спиной раздалось громкое «бу!». Я вскрикнул и выронил фонарь из руки, напугав тем самым ту самую тварь, что сидела на камнях — то был откуда-то прилетевший орел. Я знал, что они здесь бывают иногда, но чтобы вот так подлетать к людям... Но орла за свою непримечательность я простил быстро, а вот Диамкей получил по шее. — Идиот! Теперь мы идем без фонаря. — Начал было ругаться я, параллельно затаптывая маленький огонек, оставшийся после разбитой керосиновой лампы. — Ну, веди. Ты же у нас «вампир» и в темноте видишь! — Я всплеснул руками, смотря на растерянного товарища. Во тьме слегка поблескивала его кровавая радужка, смешавшаяся в моем обозрении с тонкой полоской заката, который вот-вот уйдет на упокой. Спорами не поможешь и я решил искать дорогу наобум. Благо, тропка к дому была протоптана и, когда мы сходили с пути, штаны начинали намокать от высокой травы. С горем пополам, мы, мокрые, уставшие и злые, дошли наконец до стана. Окошки его стали поблескивать, когда мы прошли негустую медиану величавых сосен. — Вот давай только без твоих механизмов? — Начал Диамкей, вешая плащ на крючок у двери. — Сейчас мы оба ляжем спать, и утром я не увижу у тебя никаких синяков под глазами от бессонной ночи. Ты меня понял? — Понял. — Коротко ответил я, уходя в свою комнату. Мы попрощались и легли спать. Вернее лег Диамкей, а меня ожидали литры кофе и часы раздумий. Мой сосед никогда даже не был в моей комнате — оно и к лучшему. Здесь повсюду валялись чертежи, доски, гвозди, а на кровати лежал он... Каркас моей свободы — каркас моих будущих крыльев. Я с детства грезил о полёте и о том, чтобы стать птицей. Вот Диамкей же считает себя вампиром? Почему бы мне не считать себя птицей. По комнате раздался запах горелого — я снова курил прямо в доме, стоя у приоткрытого оконца. В окне моё уставшее отражение и отблеск комнаты... Я заметил, что с моей стены упал календарь и, судя по гигантскому покрывалу пыли, довольно давно. На календаре всё ещё было 14 августа того года... Хм, походу, это даже не наш с Диамкеем календарь. Интересно, куда делись предыдущие смотрители маяка? Ни к месту рассуждения. Я снова сел за стол, теперь уже думая над своим полетом. Я уже говорил, что у меня в комнате был сильный бардак? В углу у меня стояла клетка с живым бакланом. Я поймал его, когда выходил в море для рыбалки. Он сел мне на нос сапога и отказывался улетать, при том совершенно здоровый. Так я его и приручил, ничего даже об этом не говоря соседу. Он много чего еще обо мне не знает. Не знает, что я что занимаюсь чертежами, что хочу летать, что у меня в комнате в конце концов есть живая птица! Думаю, у него тоже много секретов от меня, хотя он не стремится полностью прятаться. Как минимум, я знаю его лицо, а он мое — нет. За мыслями пролетела ночь. Я заметил, что по далекой глади воды стала постепенно золотиться рябь воды — верный признак рассвета. Раз осталось мне спать всего пару часов, то я покормил баклана рыбой и запустил обратно в клетку, осторожно убирая каркас крыльев под кровать, а сам ложась на мягкую холодную поверхность. Я и не заметил, как сильно продуло комнату за время моей ночи перед открытым окном. По глазам ударил цитрусовый цвет рассвета. Я почти ничего не успел за ночь и выкурил только две сигареты... Диамкей, наверное, обрадуется, когда узнает. Он постоянно хотел, чтобы я избавился от этой вредной привычки. «Перестань пить и я тут же выкину все свои сигареты в море» — твердил ему я, осознавая, что этого никогда не произойдет. В какой-то степени, этому я был только рад. Хотя бы немного прибравшись в комнате и покормив баклана, я вышел на улицу. Теперь уже сырость раннего утра я ощущал полностью. Диамкей спал, впрочем, как и в другие утра. Он всегда вставал на часов 5 позже меня, даже если ночью я сам не брезгал сновидениями. Иногда даже хотелось узнать, чего у него за кровать такая, раз он так спит. Несмотря на то, что сонным я его никогда не видел, он постоянно пьет кофе... Просто постоянно! Иногда меня тошнит от запаха на маяке, ведь он полностью пропитан каким-то алкоголем и кофе. Я и сам часто и помногу пил этот напиток, отчего у меня и сформировалась такая яркая неприязнь к запаху. Кофе, как и его запах, я ненавижу, но пить надо. Завтракать не хотелось. Я взял с коридора первую попавшуюся пластинку, идя с ней к маяку. На нем у нас был старый проигрыватель, который, кажется, стоял здесь с самой постройки этого маяка. Я был заядлым меломаном, отчего мой сосед вечно ворчал, если какая-то музыка не угодит его новомодным вкусам, а не угождала она очень часто. На верху маяка ветрено. Очень. Колени замерзли, пока я стоял и смазывал шестеренки маяка, а мои мокрые от росы штаны мякли к коже. Под какой-то советский шансон я доделал все дела, которые как-то связывались с утром и маяком параллельно, и поел, решив просто прогуляться по острову. Остров был относительно маленьким и состоял из двух еще более мелких и соединенных шельфом, который к полудню полностью отходил к морю. Остров в основном каменный на обеих частях, хотя там, где маяк, преобладает растительность. Даже с такими данными здесь спокойно растут и существуют сосны и разные кустарники. Я пошел на вторую часть, чтобы собрать черники, которой там росло навалом в маленьких клочках лесов. Собиралось хорошо и помногу. Какую-то я ел, а какую-то клал в карман, дабы впоследствии отдать своему соседу или скормить птице. У меня был целый день в запасе и, учитывая, что главным хищником этого острова являлась скука, я пытался собирать по ягодке в минуту, чтобы максимально растянуть это время. Хотелось искупаться, да только вот первое и последнее наше с Диамкеем купание в море прошло так, что я кувырнулся с камней в воду с их влажности, а потом, когда мой старший товарищ нашел место с сухими камнями, я упал уже там... Я искупался, а море стал на миллионный процент состоять из моей крови. Стопу жгло потом нещадно. За воспоминаниями прошел и день... Вернее я не заметил, как уснул под кустом еще зеленой малины. И как она не разбудила меня своими колючками? Разбудил меня крик каких-то морских птиц и осознание, что мои ягоды из кармана, кажется, съели грызуны. Я даже не был удивлен. Может ли существовать человек, которому не везет даже в самой простой задаче? Да, и им являюсь я! Вот почему я пытаюсь сконструировать крылья уже так долго и, хоть я и опытный инженер, а вожусь с такой мелочью, как с ядерным реактором. Не хочу падать на землю, а потом проваливаться бледным духом под неё. Собрав по дороге четыре ягоды черники, я, с горем пополам, вернулся на основную часть острова. Маяк уже заботливо был заведен Диамкеем, хотя он и ныл о том, что совершенно ничего не смыслит в этом деле. Видимо, натыкал на правильный вариант и тому повезло ничего там не сломать. Вот бы и мне такое везение. Я встал у подножия маяка и закурил. В темноте смешно танцевал огонек зажигалки, которую я чуть не оставил дома, а затем перекинулся на сигарету и смирно стоял уже там. Как только послышались прыжки по металлическим ступенькам, я затушил ногой сигарету, надевая обратно маску. — О, пришел! — Поприветствовал меня Диамкей.— Ты где был? Я ему не ответил, протягивая лишь те жалкие четыре ягодки, что я собрал подле протоптанной мною дорожки. — Недурно! — Саркастично ответил он. — Весь день сражался с грозными полчищами зверей за эту добычу? — Почти... Остальное съели бурундуки или мыши. Я пожал плечами, наблюдая, как собеседник торопливо пересыпает мой честно заработанный улов, а затем всю эту маленькую горсточку кидает в рот и проглатывает, кажется, даже не жуя. — Сладкие. — Подытожил он. Я кивнул. Мы забрались на маяк, наблюдая с высоты ход облаков вместе... Облака были низкокучевыми — верный признак дождя. Я снова закурил уже здесь, отворачиваясь от собеседника. Тот, несмотря на соблазн посмотреть на моё лицо без маски, всё равно не собирался дышать тем, что я выдыхаю при курении, потому никогда и не вторгался в мое личное пространство и лица не видел. — И тебе серьезно нравится всё это? — Начал Диамкей. — Что «это»? — Я потушил сигарету, сжав её в кулаке своих кожаных перчаток, напяливая маску поворачиваясь к собеседнику. — Ну, всё это! Ты так часто смотришь вниз с этой высоты... Высокомерно с твоим-то ростом. — Начал закидывать меня каламбурами он. Я был ненамного выше его... Если рост Диамкея еле доходил до 182, то я был без сантиметра две сотни. Мой сосед всегда ласково называл меня «шпалой» или «сухофруктом» из-за высоты и худощавости, а я и не обижался, понимал, что он прав. Всегда и во всём. Диамкей редко говорим о чем-то всерьез, но, когда говорит, то попадает точно в цель. — Хочешь уехать? Хочешь снова жить в сером городе уныния, где ты с этой же высоты смотришь, но не на дым моей сигареты, а на дым заводов? — Усмехнулся я, зная, каким будет ответ. — Иди ты со своими сравнениями! — Насупился он. — Нам здесь даже не разрешают пользоваться телефонами, а лодочник приезжает с вещами только раз в неделю! Если мы сдохнем, то об этом никто даже не узнает! — И какой же это минус? Ни у тебя, ни у меня нет родных, чтобы об этом кто-то узнал. Мы с тобой друг другу родня, можно сказать. — Я пожал плечами. Не был я создан для таких диалогов — слишком прямолинейный для такого. Я не понимал, почему Диамкей каждый раз заводил такие темы, прекрасно зная, что я их оспорю, пусть и иногда даже противореча себе и всему, чему вообще можно противоречить. — Пессимист. Это на тебя так сигареты влияют! Это была шутка, мы оба это понимали, но всё равно замолчали в такт. А что нам говорить? Было холодно, одежда продувалась летним бризом, а волосы у нас были влажные почти всегда, море ведь. Так мы и молчали. Даже без музыки на фоне, как я обычно любил. Но и так я тоже любил. Любил слушать далекие звуки чаек, шум ветра, работу маяка и чужие недовольные звуки на эту тишину. Почему люди вообще её не любят? Боятся услышать себя? Я не боялся, ведь я тоже был для кого-то пластинкой, которую по вечерам слушают. Мы проводили вместе закат, начиная под последним алым лучом собираться обратно к стану, чтобы успеть до полной темноты. Где-то, в противоположной стороне от солнца, мелькали звёзды. Постепенно и чайки перестали кричать, зато немного усилился ветер. Я забрал пластинку, перепроверил механизм маяка, чтобы удостовериться, что Диамкей ничего не сломал, и мы вместе пошли домой. Вместе с ним и тишиной. Слышался шелест травы, когда мимо нас переползали ящерицы. Мы украдкой попрощались друг с другом, пожелали спокойной ночи и разошлись по комнатам. Не знаю, как Диамкей, а я сегодня ночью планировал спать. Покормив баклана, я стряхнул с кровати пыль, опилки и, даже не переодеваясь, лег. Я отчего-то совершенно не хотел спать, но все-таки смог заснуть быстро. День я посчитал прекрасным, пусть и скудным. Я знал, что утром между мной и Диамкеем не будет безмолвок, ведь так было всегда: всегда, когда ссорились под вечер, нас мирила ночь своим существованием, и утром мы вновь были лучшими друзьями. Можно ли быть лучшим и единственным? Такими были и остальные будни — скучными и серыми. Отличился только один-единственный вечер, произошедший после наискучнейших дней моего лета: Я как всегда сидел на балконе, закольцованном вокруг верхушки маяка, и курил. Как всегда горел закат и как всегда на его фоне пролетали черные силуэты чаек. Казалось, словно они и должны быть черными всегда, но нет, то была простая и чернющая тень от садящегося солнца. Что же в этом вечере такого примечательного? Докурив сигарету и чуть не начав курить уже сам фильтр от раздумий, я потушил окурок о свой кулак, кидая его на землю с высоты. Надо будет как-нибудь там прибраться... Я вновь поднял голову, смотря на звезды. Так стемнело... Сколько я тут сижу, раз не видно передо мной звезды? В нос ударил еле заметный запах мужского парфюма. Ко мне подсел Диамкей, что-то укрывая своим плащом на согнутых коленях. Мне показалось, что он стоял за моей спиной довольно давно, и просто ждал, пока я докурю. Даже через маску я чувствовал, что перегар сигареты еще летал в воздухе и не был унесён ветром. Этот факт подтвердил сморщенный нос Диамкея, который так не хотел этим дышать. — Твоя бессонница достигла апогея? — Усмехнулся он. — В каком смысле? — Я покосился на него, обратно надевая маску. Только сейчас он глянул на меня в ответ. Было смешно наблюдать, как он избегал возможности увидеть меня без маски, просто чтобы, видимо, не расстроить меня таким слегка наглым жестом с его стороны. — Сейчас четыре утра, дорогуша. — Ответил Диамкей. — Тебе холодно? Нет, не отвечай, я вижу, что тебе холодно, ты трясешься! — Диамкей достал откуда-то плед, укрывая им меня и себя. — Четыре утра? — Единственное, о чем я подумал, это о том, что я не покормил своего баклана и не убрался в его клетке. — А ты чего не спишь? Меня ждал? — Мг, мне показалось, что ты Шагал по коридору, но ты все-таки не пришел. Тогда я пошел искать тебя и нашел здесь. — Диамкей подсел ко мне поближе, приобнял и положил свою голову мне на плечо. Тактильность, даже самая неожиданная, была от него чем-то обыденным и простым, но сейчас я заподозрил его в чем-то неладном... И вправду. От его плаща пахло алкоголем. — Ах ты мышь! — Усмехнулся я, приобнимая его в ответ.— Я задумался просто, вот и не пошел. — Выпей, Зак, и все мысли пройдут, абсолютно все! — Хихикнул он. Пьянеть совершенно не хотелось. Да и если честно, я алкоголя-то никогда не пробовал, пусть и был совершеннолетним уже несколько лет. Я просунул ноги через перила балкона, откинув голову назад. Теперь от запаха алкоголя слегка тошнило и я просто не мог заставить себя глядеть вниз. Могу ли я запьянеть, просто сидя рядом с пьяным человеком? Казалось, что могу, ведь человеком этим был Диамкей. С ним возможно было невозможное. Так мы еще посидели какое-то время, наслаждаясь компанией друг друга под светом масляной лампы и тусклым фоном, который мы видели каждый день, но только вечером. Ночью же это казалось совершенно другим пейзажем. А потом, с более яркими лучами рассвета, я выключил маяк, и мы пошли обратно к стану. День мы решили сделать выходным. Пусть я и был ярым трудоголиком, а этот резкий выходной казался мне глотком свежей воды в знойный день. Я был только рад не делать абсолютно ничего и просто лежать и спать... Разве что мне потом пришлось заново включать маяк вечером. Я даже не разу не поел за сутки и выходил разве что тогда, когда как раз шел включать лампу. Ночью же не спалось, но я не знал, отчего. Быть может потому, что я уже выспался за десяток сна днем. Я был бы рад провожать так каждый день. Жаль, только, после этой роковой ночи началась на нашем острове смута и сильные проблемы.