Простая истина

Преодолевать себя всегда сложно. Даже если длина этого преодоления равна двадцати метрам. Альберт стоял в сводах осенних тополей и смотрел на огороженное чёрной изгородью здание из серого камня. Переводиться в новый класс, когда коллектив уже давно сложился — дело дурное. Это знают все. И Златопольский, уже как-то сменивший школу несколько лет назад, прекрасно осознавал, что ужиться среди сверстников сложно. Очень. Вспомнились горящие глаза Игоря, приятеля Альберта из старой школы. — Один из лучших частных лицеев в городе! Вот тебе повезло-то! Ага, повезло. Легко рассуждать, зная, что назавтра придёшь в привычный класс, и на тебя никто не обратит особенного внимания, потому что ты уже всем знаком. Никому не будет радостью приставать к тебе и насмешничать. — Там учатся в основном дети крутых толстосумов. Наверное, у тебя появятся богатые друзья, — продолжал размышлять Игорь, мыслями уносясь в сладкие грёзы и, наверное, представляя себя на месте товарища. Альберт прекрасно знал, что никаких друзей у него не появится. Они даром ему не нужны. Его отвращала перспектива быть объектом изучения, а статус будущих одноклассников его не беспокоил. О частном лицее Златопольский знал не так уж и много. Отец считал, что Альберту это необходимо, после того, как дела пошли в гору, ему хотелось показать свой социальный статус, ну и дать отпрыску годное образование. — Если ты там приживёшься, на что я крайне надеюсь, ты проучишься три года, и получишь скопом и аттестат, и диплом. Можно будет сразу поступать в вуз. Эти слова отца влетели в одно ухо Златопольского, а из другого — вылетели. «Если ты там приживёшься…». Действительно — если. Альберт уже менял школу, поскольку имел серьёзный конфликт с одноклассниками. Будет ли сейчас всё иначе? Набравшись мужества и наглотавшись холодного осеннего воздуха, Златопольский пошёл в сторону лицея. В утреннем полумраке серое здание казалось неприветливым и сиротливым; узкие, но высокие окна слеповато смотрели во все стороны света. Поражала тишина. В обычных школах привычно стоит гвалт, как на крыльце, так и в фойе. Все спешат поделиться шутками, новостями, посмеяться с товарищами и над товарищами. Здесь же всё было иначе. Несколько парней, зашедших следом за Златопольским, переговаривались тихо, наклонив головы, словно находились в библиотеке. Альберт остановился у чёрного диванчика, чтобы снять куртку. Пока он возился с ней и перчатками, прозвенел звонок. Несколько учеников остались в фойе, всё так же мирно переговариваясь. Остальные ускорились, быстро растворяясь в коридорах. Общего гардероба в лицее не было. Каждый ученик имел свой шкафчик, где должен был оставить верхнюю одежду и обувь. Это Альберту объяснил отец во время их единственной экскурсии сюда неделю назад. Расправившись с этими мелкими хлопотами, Златопольский заглянул в дневник. Первый урок — физика. Второй этаж, кабинет двести третий. Слушая гулкое эхо своих шагов, Альберт твёрдой походкой поднялся по мраморной лестнице, и почти сразу наткнулся на тёмно-коричневую дверь с золотыми цифрами «203». Сглотнув, он на миг зажмурился, и… постучал. — Войдите, — раздался жёсткий, хорошо поставленный голос. Дёрнув ручку, Златопольский переступил порог. Он волновался, но пытался скрыть это за суровым прищуром. Уставился на учителя — седого, но ещё не старого мужчину в сером костюме, с мелом в руке. Тот стоял у доски. Со стороны парт раздался громкий смешок. Альберт внутренне вздрогнул. — Ты, наверное, новенький? Златопольский Альберт? — предположил учитель, опуская руку с мелком. Тот кивнул. — Приятно познакомиться. Я — Ярослав Вениаминович, учитель физики. Садись. Место у окна. Тогда-то Златопольский и поглядел на учеников, сидящих за партами. Все парни были исключительно в форме: синие брюки и голубые рубашки с «погонами», на ком-то были чёрные галстуки. Все глазели на него. Кто-то с интересом, кто-то — с презрением и насмешкой. Раздался неприятный шепоток — его обсуждали. Альберт занял пустую парту на третьем ряду. У окна. Воздух был пронизан напряжением. Где-то через двадцать минут нудной речи учителя и тихого гула электрических ламп, в спину Златопольского прилетел бумажный шарик. Тот до боли сжал зубы и ручку. Снова по классу пробежал смешок. Он не повернулся. Следующим уроком была литература. Солнце уже заливало собой просторный кабинет. Со стен, из-под прямоугольных рам портретов, на учеников смотрели великие писатели и поэты России. На перемене между физикой и литературой с Альбертом заговорили. Какой-то парень с чуть впалыми щеками, короткими русыми волосами и волчьими синими глазами, оскалился, поворачиваясь к нему. Оказалось, он сидел прямо перед Златополським, а тот этого даже и не заметил. Он вообще ничего не заметил и ни на кого не смотрел. — А новенький-то у нас немой? — Почему немой? — помолчав, полностью пропитываясь неприятной атмосферой, что царила в кабинете, отозвался Златопольский. На него смотрели все. Все ждали поворота в разговоре. Молчали. — А чего не здороваешься? О себе ничего не говоришь? — парень исподлобья глядел на Альберта, ухмыляясь. В его взгляде был холодный вызов. — Ну привет. — Меня зовут Артём Ржевский. Он произнёс это так, как произносят имена именитых личностей. Златопольский еле удержался, чтобы не закатить глаза к потолку. Видимо, это и есть главарь класса и душа компании? — Тебе ведь приятно познакомиться, правда? — оскал Артёма стал ещё более неприятным. — Наверное, — слегка пожал плечами Альберт. — Вениаминыч не просто так тебя посадил за эту парту, — вдруг подал голос блондин с бледно-зелёными глазами и веснушками на носу и щеках. Его взгляд был холоден, непроницаем. — В смысле? — Слава хочет сказать, что на том месте, где ты сейчас сидишь, раньше сидел ныне покойный Владик. Кто-то гнусно рассмеялся. В синих глазах Ржевского плескалось нечто циничное. Щёлкнув костяшками пальцев, он отвернулся от Златопольского. — Покойный? — невесело улыбнулся Альберт. — Да. Владик покончил с собой, — не без издёвки ответил Слава и криво улыбнулся. — Зачем? Златопольский сам не понимал, к чему задаёт эти вопросы. Какая разница, что случилось с незнакомым ему человеком? Но его цепляли, а он шёл на поводу, потому что был слишком застрессован переводом в этот поганый лицей. — Подожди немного, и, может быть, сам узнаешь, — неприятно улыбнулся Слава и подмигнул ему. Зазвенел звонок, и ученики заняли свои места.