Again

Молчание…громкая тишина, давящая на виски. Они сидят в разных частях комнаты. Находясь на расстоянии нескольких метров, они чувствуют, как между ними появляется пропасть. Старший встаёт с кресла и, взяв с журнального столика пачку сигарет идёт к открытому окну. Пальцы дрожжат то ли от холодного воздуха, поступающего в комнату, то ли от внутреннего мандража… Больно, ему очень больно. Тут тишину прерывает громкий шёпот: — Шур… Шурик…ну посмотри на меня… Ответной реакции не последовало. — Что мне сделать, чтобы всё было так, как раньше? Скажи, прошу… Шур, не молчи… Вдруг голубые глаза встретились с карими: — Скажи мне, Бортник, ты идиот? Мы вместе почти всю жизнь…а тут такое… Он вновь поворачивается к окну, затягивается и выдыхает столбик дыма. — Ты знаешь меня и мой характер, знаешь, на что я могу пойти…но простить предательство…это выше меня… — Почему ты так говоришь? Или мне напомнить тебе про появление твоей жены в НАШЕЙ ЖИЗНИ — говорит Лёва, срываясь в конце на крик. — Это мне говорит тот, кто к тому моменту уже был женат и разведён, а также имел ребёнка?! Даже не начинай… Знаешь, ты последний эгоист…я продолжу общение с тобой только ради группы и фанатов! — Какой вы грозный, Александр Николаевич! А как же те шлюхи, которых ты так щедро одаривал комплиментами и дорогим алкоголем? — В отличие от некоторых, я не променял дружбу и супругу на первую встречную в вагоне поезда… Лёве нечего ответить…он понимает, что Шура прав… Снова тишина, которую разрушает резкое: — Уходи…нам не о чем говорить. _____________________________________________ Так прошёл год. Они прдожали писать песни, играть концерты, уделять время семьям…продолжали жить. Только можно ли назвать ЭТО жизнью? Pov: от лица Лёвы. Очередной концерт. Килловатты звука. Толпы фанатов. Тысячи счастливых лиц и горящих глаз. С твоими я так и не смог пересекаться. Лишь изредка, находясь на репитициях и встречах, во время которых мы обсуждали работу, я ловил твой сумасводящий взгляд на себе. Он не отличался особым энтузиазмом, теплотой или желанием общаться, но…в нём было, нечто необыкновенное…что-то, что заставляло сознание мутнеть, сердце — биться сильнее, а ноги — подкашиваться. Осознание того, что нужно вступить в новый куплет, отрезвило меня, такого пьяного от собственного бессилия. Мы звучим, как всегда хорошо. Зал реагирует шикарно. Но что-то меня тревожит…С этим чувством я живу последний год. Начинается акустический блок. Пока я с другими музыкантами меняю инструмент, ты говоришь подводку к следущей песне, а затем показываешь пальцем на монитор, потом на меня и плавно опускаешь руку вниз. Конечно, я знаю, что ты имел ввиду, и звукач наш тоже понял, что мой голос слишком громко звучит в твоих ушах…раньше тебе он нравился, а теперь…я недостоин этого. — Вспомним что-нибудь старенькое? — с задором произносишь ты: — я уверен, что вы узнаете эту песню с первых нот. Действительно, народ в зале взрывается, когда мы начинаем играть, Мою любовь». А знают ли они, кого я представлял во время её исполнения? На кого смотрел, кому улыбался? Знают ли, что своим вниманием и трепетом я одаривал не какую-то девушку в первом ряду, даже не жену, а тебя?..... , Скользкие улицы» вновь вызывают у толпы бурю эмоций. Часть песни мы должны петь в два голоса. Я всеми фибрами души чувствую, как тебе не хочется этого. Однако ты не можешь подвести людей…когда-то мы пели, Улицы» в один микрофон… Я подходил, приобнимал тебя и наши голоса сплетались воедино…сейчас это сложно представить… , Безвоздушная тревога»…песня, вызывающая не только эмоции, но и дорогие мне воспоминания.....жаркое солнце, побережье…чудесный Израиль…и ты рядом. Помню, как там ты начал отращивать волосы, как мы сыграли на нескольких крупных фестивалях…помню то количество выпитого алкоголя и уютные домашние посиделки, те взгляды и прикосновения… А потом, ты уехал…я пошёл в армию. В тот момент я чётко знал, что у НАС всё будет хорошо. Сейчас я ни в чём не уверен…никаких НАС больше нет. , И корабль плывёт»…перед глазами Москва, начало 2000-х, то раннее морозное утро… Тогда события сменяли друг друга слишком быстро…знакомство с Бодровым и Балабановым, съёмки в Петербурге, позже выход пластинки и второго, Брата»…долгожданное признание…помню, что первый раз эту песню мы сыграли давно, сидя на твоей кухне в Австралии… В Мельбурне на меня напало вдохновение, я мог часами сидеть с инструментом или молескином в руках…может быть, дело не в городе, а просто ты был рядом? Я иду в зал. Всегда делаю это, когда играет, Научи меня быть счастливым»… , в этот город меня отпустила зима на свиданье короткое с летом»…перед глазами снова картинки из прошлого: Беларусь, мы совсем молодые…тогда ты научил меня курить и пить, показал мне, какой может быть музыка. Нас переполнял юношеский максимализм… Даже короткое расставание было для нас адом…сейчас ты не сильно страдаешь, как я вижу…во время пения я вдруг чувствую что-то странное…встречаюсь с твоим взглядом, но контакт вскоре разрывается…прям как моё сердце… Во всех наших песнях я стал видеть тебя, но это лишь проблемы моего больного сознания. Готовясь к финальной песне, я надеваю на себя акустику и подхожу к стойке. Вместо того, чтобы начать я вдруг произношу: — Спасибо вам за сегодня......у меня есть просьба…прошу вас, скажите своим любимым людям, как они вам дороги. Не позволяйте себе того, что могло бы их задеть. Не прощайте предательства.....- в горле стоял ком, но я продолжаю: — Любите друг друга и не бойтесь своих чувств… Я успел отойти от микрофона так, чтобы никто не услышал всхлип, вылетевший из меня, а через секунду его захлестнула волна аплодисментов. Так я не играл, Серебро» никогда…практически до самого момента, когда начиналось соло и вступали другие гитары, я не открывал глаза…сделал это я лишь раз…луч света ослепил меня, но…в то мгновение я увидел…как ты смотришь на меня из темноты…твои невероятные глаза выделялись даже в ней… _____________________________________________ Не помню, как я оказался в гримёрке, да и не важно. Из томных раздумий меня вывел звук, открывшейся двери. Ты зашёл. Схватив телефон, чтобы ответить на очередное сообщение, ты скинул верхнюю часть костюма (кроме канонично чёрной футболки) и сел на диван, стоявший в противоположном от меня углу комнаты. Я осознал, что безумно хочу курить. Из меня вырвался тяжёлый вдох, когда я понял, что мои сигареты закончились. — Не дашь прикурить? — вдруг сухо выдаю я. Ты лишь поднимаешь глаза, встаёшь с дивана и идёшь ко мне. Открывая пачку, протягиваешь мне её. — Бери…- так же сухо. Я тянусь к пачке, лежащей в твоих руках, и беру сигарету губами…через несколько секунд я сделал долгожданную затяжку. — Спасибо. — Угу… Сидя на подоконнике, я курю и думаю. О чём? Сам не знаю. Хотелось думать о чём угодно, только не о… Вдруг я замечаю, как ты встав возле зеркала снимаешь с себя футболку и начинаешь расчёсывать взъерошенную гриву. Знал бы ты, как это выглядит со стороны…пиздецки красиво… Меня бросает в холод, когда наши взгляда встречаются сквозь стекло зеркала. Ещё больше меня убил наш короткий диалог: — Слушай…- неуверенно выдал я. — Что? — Нам надо поговорить. Ты бросил на меня вопросительный взгляд, но всё же ответил: — Хорошо, зайди в мой номер, как приедем в отель. Ты выходишь из гримёрки, а я остаюсь неподвижным. Неужели.........? _____________________________________________ Я сижу в твоём номере и стучу пальцами по столу в ожидании тебя. Ты выходишь из ванной. На тебе любимая чёрная футбока и какие-то домашние брюки. Комфортно, как ты любишь. — О чём ты хотел поговорить? — Не знаю. Ты давишься ранее отпитым виски и говоришь: — Всмысле? —.................................................................. Опять тишина. Опять я стою у окна с сигаретой в пальцах, а ты сверлишь меня взглядом. — Чего ты хочешь? — Не знаю..... Я действительно не знаю. Вдруг я слышу, как ты встаёшь и подходишь ко мне со спины так близко, что я чувствую на своей спине твоё дыхание, от которого её сводит. — Прямо-таки не знаешь? — Да.- еле выдавливаю я и выбрасываю сигарету в окно. Развернувшись, я увидел тебя, твоё лицо, твои глаза…они были слишком близко. — А я знаю…- произносишь мне в самые губы и через секунду сминаешь их в долгом, терпком от доли алкоголя поцелуе. По-настоящему сносит крышу нам обоим, когда я, прийдя в себя, начинаю отвечать тебе. Наши языки сплетаются, губы стираются в кровь. Из меня вылетает тихий стон, когда ты припадаешь к моей шее, проводишь носом по ключицам. Отрвавшись от меня, ты снимаешь мою футболку и говоришь: — я нарушу твой завет… — в каком смысле? Ты произносишь это глаза в глаза, откровеннее некуда: — я прощаю тебя… Раздев полностью, ты бросаешь меня на кровать и наваливаешься сверху. Я чувствую тебя, твой запах и тепло твоего тела, от которого сносит голову. Вжимаешь меня в постель и продолжаешь грубо, с напором, целовать, оттягивая и кусая мои губы. Растянув меня достаточно, чтобы не причинить боль, ты входишь в меня. Всё вокруг теряет смысл, пока ты вбиваешься в моё тело глубокими толчками и шепчешь мне на ухо что-то грязное, но неменее приятное. Надеюсь, что ты не оглох, потому что сейчас я громко и рвано кричу тебе в ухо, прикусывая мочку. Твои волосы щекотят оголённую кожу, а руки…казалось, что они гладят везде. — Шур.Шур.ик…ах — да…? — я… Ты резко меняешь нас местами. Я оказываюсь сверху, ты резко притягиваешь моё лицо к себе и чувственно целуешь. — скажи это…- шепчешь ты. — я люблю тебя… После этих слов я насаживаюсь на твой член, а ты издаёшь гортанный стон. Твои руки сжали мою талию до синяков и хруста в пальцах. По комнате разлетались звуки шлепков и наши стоны. Кончив, я понял, что ты остался неудовлетворённым. Тогда я спустился короткими поцелуями вниз по твоему телу и вобрал его в себя. Ты вновь застонал от моих манипуляций. Я проводил языком по головке и заглатывал по самые гланды, порой проводя по стволу руками. Увидев, что ты на пике, я выпустил твой член изо рта и потянулся к прикроватному столику, на котором стоял твой бокал из-под виски. Я взял в рот маленький кусочек льда …ты вплёл руку в мои волосы, когда я стал мучить тебя контрастом температур. Но я знал, как ты кайфуешь… Ты излился мне в рот и через несколько секунд притянул меня к себе для очередного поцелуя. Мы лежим вместе, тяжело дыша, и курим одну сигарету на двоих. Молчим, да и есть ли смысл что-то говорить? Два израненных сердца вновь забились в унисон. Я лежу на твоём плече и рассматриваю твой профиль, красиво контрастирующий с полумраком комнаты. — какой ты красивый… Ты тушишь сигарету и садишь меня на свои бёдра. — так соскучился? — да…- тихо произношу я. Я не помню, как мы уснули. Помню лишь долгие поцелуи, обьятья и бесконечные признания в любви… , Не новое, а заново.....»