Flame

      — Я уже совсем не знаю, что с тобой делать. Ты — худший из моих студентов.       Альбедо вздыхает, немного морщится, сжимая тонкими пальцами переносицу и с полной безнадёгой смотрит на сидящего напротив юношу. Скарамучча будто и вовсе не присутствует на занятии. Мыслями он где-то далеко в мечтах, и это вызывает лишь ещё один разочарованный вздох. Сколько они уже тут сидят с одной целью — закрыть долги ради получения оценок, и пока что совершенно нет никакого нормального результата.       — Даже сейчас ты пропускаешь всё, что я говорю мимо ушей, словно нарочно игнорируешь.       Скарамучча не отрицает внезапное замечание, но и не собирается его поддерживать. Знал бы профессор истинную причину всех пропусков конкретно его занятий, то не говорил бы таким тоном, но он не знает и, возможно, это даже к лучшему.       — Вот, — тихо говорит Альбедо, протягивая сложенный вдвое листок. — разбери этот последний текст и можешь быть свободен. Подумай, какую тему проекта ты бы хотел взять и выполни её дома самостоятельно.       Скарамучча отворачивается к окну, стараясь не смотреть Альбедо прямо в глаза, но листок послушно берёт, укладывая рядом со своей, даже не открытой тетрадью для записей. «Подумай…» как же просто для профессора это звучит. Думать сейчас получается только об одном — и точно не о проекте по художественной литературе. Мысли всё больше сбиваются в ворох совершенно не невинных фантазий, наполненных лишь сбитым дыханием и сдерживаемыми сладкими стонами. На щеках проступает румянец от неловкости своих же мечтаний и, поборов смущение, он всё же опускает взгляд на текст, словно видит там всё, что от него требует Альбедо.       — Я думаю, что наши занятия подошли к концу. Должного результата они не приносят и вряд ли я что-то получу от тебя, пока ты сам не захочешь взяться за голову и вернуться к нашей учёбе.       — Вы… уходите? — Скрывая неловкость и лёгкую дрожь собственного голоса, Скарамучча всё же осмеливается на вопрос. Альбедо приятно удивлён этим раскладом и на его лице появляется снисходительная улыбка одобрения. Возможно, его больше удивило то, что ему пошли на встречу, перестав каждую фразу намеренно игнорировать.       — Да. Рабочий день давно закончен. Мне бы хотелось поскорее попасть домой.       Скарамучча мнётся, видно, что не рассчитывая на что-то ещё. Но не задать вопрос, который крутится в его голове, он просто не может. Хотя, скорее это даже и правильно, для его-то плачевного положения.       — Вы не могли бы задержаться сегодня со мной? — Последнее словно явно было лишним для этого вопроса, но оно вырвалось самостоятельно, заставляя румянец на щеках разгореться ещё более насыщенным цветом. Вредность внутри закипала, а желание сбежать отсюда усиливалось с каждой секундой, но на такой позорный поступок он точно не осмелится, да и каким бы потом взглядом на него смотрел сам Альбедо?       — Надо же… — послышался удивлённый вдох и чуть заметная усмешка. — О дополнительных занятиях меня студенты обычно не просят. Но, раз уж такая честь услышать это лично от тебя, то, пожалуй, у меня дома не так много дел, и я могу позволить себе уделить тебе время.       Скарамучча довольно поздно понял, что обрёк себя на невыносимые мучения в размере ещё не менее полутора часов. С Альбедо итак было невыносимо сидеть рядом, а сейчас, когда румянец покрывал собственные щёки, а на лице профессора сияла заигрывающая ухмылка, это чувство вдвое возросло, добавляя всей ситуации некой неловкости.       — Раз уж наши с тобой занятия официально подошли к концу, думаю, я мог бы поднять тему, которая касается нас двоих и твоей реакции на всё, что происходит. — Альбедо поправил чуть съехавший с волос крабик, а затем поднялся на ноги. Сейчас его взгляд был почему-то как никогда до этого серьёзен и лёгкое чувство тревоги проскочило внутри, заставляя Скарамуччу немного вздрогнуть. Сердце громко билось, отдавая в висках неприятной болью, а дыхание сбилось, но профессор продолжал молчать, тяжёлым взглядом смотря на опускающееся к горизонту солнце. Давно вечерело. Все уже разошлись по домам и лишь изредка были слышны шаги ходящих по коридору преподавателей.       — Я… — слова потерялись где-то в круговороте беспокойных мыслей. Казалось, составить сейчас правильное предложение было совершенно невозможно. — могу объяснить это.       — Уж постарайся. Я знаю, что это ты подбросил мне записку на стол. Я видел тебя и я помню твой почерк. — Альбедо достаёт из кармана маленький конверт. Он совершенно точно такой же, как и в тот день, когда Скарамучча решился просто его подкинуть, думая, что это лучше, чем признаться в чувствах прямо и откровенно. На записке хотя бы не было имя отправителя, а в остальном он, конечно, сглупил. Но это умнее, чем просить о помощи того идиота Чайлда с его старыми подкатами. — Постарайся думать о последствиях в следующий раз. Это мог найти или увидеть кто-то другой. У нас были бы большие неприятности.       — Вы мне очень нравитесь профессор. — Альбедо вздыхает, снова садится на стул, поправляя на себе рубашку. Его привычно собранный образ совсем не стыковался с тем, какой он сейчас: немного лохматый, уставший, глаза чуть покраснели из-за чтения. Но всё это делало его ещё более прекрасным, чем в обычные трудовые будни.       — Я не могу сказать, что ты мне не симпатичен, — Скарамучча поднимает голову. Смущение на щеках выдавало все его мысли целиком и полностью: от вожделеющего затуманенного взгляда, до слегка подрагивающих кончиков пальцев. — но напомню, что в первую очередь я твой — преподаватель. Это будет совершенно не этично с моей стороны, ведь ты мой студент.       Скарамучча осмеливается протянуть руку. Он касается пальцами расслабленной ладони Альбедо, чувствуя, какая на ней мягкая, но очень холодная кожа. Желание прикосновений медленно одурманивало разум и уже совершенно не было интересно перечитывать текста по литературе, погружаясь в атмосферу какого-то там серебряного века. Альбедо сейчас и здесь, впервые протянул руку в ответ, кончиками пальцев проводя по запястьями чужих рук. Это ответное, но такое нежное прикосновение, казалось и послужило толчком к первым неловким и смущающим действиям. Скарамучча тянется через парту, приближаясь максимально близко, так, чтобы прочувствовать, каким невесомым и горячим может быть дыхание Альбедо в эту самую минуту.       Дверь в кабинет плотно закрыта, а этаж слишком высок, чтобы их кто-то просто так увидел. Скарамучча замечает это специально, чтобы первым делом позаботиться о безопасности их действий. Альбедо немного волнуется и по нему сейчас это видно, но прикосновение чужих губ он не оставляет без внимания. Отвечает, столь же нежно, но трепетно, словно отдавая через этот скромный поцелуй всю ту страсть, на которую в данный момент способен, и сам этот процесс обостряет все чувства разом в теле. Альбедо углубляет поцелуй, чуть приоткрывая рот, чтобы в нежности их первого прикосновения сошлись ноты сумасшедшей подрагивающей страсти. Чужой язык горячий и ненасытный, и это доводит смущение до предела.       — Профессор, — шепчет Скарамучча, разрывая долгий трепетный поцелуй. — я очень хочу сделать вам приятно. Позвольте мне, прошу вас.       Альбедо немо соглашается. В голубых глазах Скарамуччи читается уверенность и наваждение. Они не обманывают, и осознание этого лишь выводит тело на новые ощущения. Его руки сильные. Они обхватывают талию так крепко, что без сопротивлений хочется просто поддаться в ответ, отдавая себя полностью этим трепетным объятиям, скрывающим в себе настоящее желание. От неловких прикосновений не осталось и следа и это окончательно одурманило. Скарамучча прижимает к себе близко, расстёгивает на рубашке несколько пуговиц и любуется нежной шеей, словно уже подсчитывая, сколько следов и поцелуев может на ней оставить, и первый не заставляет себя ждать. От горячего прикосновения влажного языка Альбедо не сдерживает стон. Тело поддаётся и внутри чувствуется тугой узел возбуждения, от чего неловкость возрастает, заливая щёки алым румянцем.       — Вы покраснели. — Ехидство наглой улыбки Альбедо, кажется, прочувствовал на себе и от этого захотелось только отвернуться, чтобы не выставить себя в ещё более смущающем свете.       — Замолчи. Делай то, что хотел, но не оставляй следов и… будь потише.       Скарамучча усмехается, но больше не хочет останавливаться. Он хочет Альбедо. Всего сразу: объятого страстью и желанием, сходящего с ума от возбуждения и прикосновений, и он это получит, даже, если и не сейчас. На границе сознания мелькает мысль о том, что надо бы поторопиться. Скоро все окончательно разойдутся по домам, а смотритель поспешит проверять аудитории на наличие людей или оставленных кем-то предметов. Не хотелось бы получить новых проблем из-за этого, и уж тем более — подвергать опасности самого Альбедо и его репутацию строгого профессионального человека.       — Если позволите…       Фразу Скарамучча не заканчивает: опускается на колени, пряча румянец за густыми тёмными волосами, а сам тянется к ремешку чужих брюк, быстро его расстёгивая. Альбедо закусывает губу, отворачиваясь в сторону. Казалось, смущение настолько засело в теле, что от него может подняться температура. Но мысли путаются в голове, член слегка пульсирует и это доводит до точки невозврата, когда сознание медленно анализирует действительность и всё, что происходит — отзывается дикой дрожью и приятной пульсацией. Прикосновения пальцев такие желанные, точные. Скарамучча обхватывает член рукой, не спеша двигает, массируя большим пальцем головку, от чего смазка не переставая, выделяется на кончике, создавая едва слышимый хлюпающий звук.       — Мне так нравится видеть, как дрожит ваше тело, профессор. — Скарамучча целует низ живота, спускаясь немного ниже. Он видит дрожь и то, как мурашки появляются на коже Альбедо от каждого прикосновения. Это так красиво и возбуждающе. Кто бы знал, что он такой чувствительный. — Командуйте мной, пожалуйста.       Стона удержать не удалось, когда по чувствительной головке прошёлся горячий язык. Скарамучча словно точно знал, что делает. Его движения были уверенными, правильными. Такими, от которых дрожь в теле уже не казалась чем-то странным. Альбедо не сдерживается, опуская ладонь на его голову и мысленно извиняется, когда сам поддаётся вперёд, полностью проникая членом в открытый рот. Это приятно. До дрожи в коленях и пульсации в висках. Но Скарамучча дискомфорта не чувствует: лишь смотрит глазами, полными страсти, молчаливо упрашивая начать двигаться, и отказывать ему не получается. Его рот плотно обхватывает твёрдый член, губы скользят, доставляя удовольствие, а язык, кажется, очерчивает каждую пухлую венку.       — Блять… быстрее. — Сорвавшееся с губ профессора ругательство добавляет столько огня его строгому холодному образу.       Скарамучча едва заметно кивает. Обхватывает его бёдра, сжимая их пальцами. Собственное возбуждение кружит голову. Член перетягивают узкие джинсы и невозможность к нему прикоснуться прямо сейчас превращается в настоящее испытание. Это сладкое удовольствие, наряду с мучительным терпением примешивают остроты ко всему происходящему. Тело словно сдалось, отдавая себя целиком в объятия невероятной страсти. Скарамучча поддаётся, начиная двигать головой. Слюна собралась в уголках губ, а на глазах выступили слёзы. Член во рту большой и твёрдый, губы слегка немеют от частых толчков, но рука профессора на голове не даёт отступить и приходится слегка замедлить движения.       — Ты с ума меня сводишь, чёртов мальчишка. — Альбедо стонет, сразу же прикрывая одной рукой себе рот. Это чувство невыносимое. От ощущений перед глазами словно плывёт, а Скарамучче это и нравится. Он слегка отстраняется и в его глазах будто черти сходятся в неугомонном развратном танце.       — Вы такой ненасытный. — Говорить онемевшими губами тяжело, но контролировать их ещё сложнее. В теле плещется приятная страсть и от неё никуда не деться. Альбедо поддаётся бёдрами вперёд, прося продолжения, ведь член всё ещё пульсирует, а тугой узел внутри сжимается, подводя к финалу. Все чувства сейчас обостряются, а нахальная улыбка этого мальца даже сильнее заводит. И кем только возомнил себя, маленький паршивец? Альбедо улыбается краешком губ. Довольный собой и тем, как смотрит на Скарамуччу сейчас. Приятное чувство надменности растекается внутри.       — А ты такой извращённый. Добился своего, да? — Альбедо опускает руку на член. Он влажный от смазки и слюны, твёрдый и на головке чувствуется быстрая пульсация. Ощущения горячие, приятные. Скарамучча явно доволен проделанной работой, и Альбедо согласен, что это было слишком хорошо. — Открой рот.       Скарамучча повинуется беспрекословно. Эта его поза такая вызывающая и пошлая.       — Мне нравится, когда ты такой послушный. Если бы ты и на занятиях был таким, то без сомнений стал бы моим любимым студентом.       Смешок приводит в чувства, и сдерживаться больше не получается. Альбедо двигает рукой быстро и сильно, сдерживая голос, чтобы не вырвались стоны. Слишком хорошо. Слишком сильно. Это всё доводит до сумасшедшего пика.       — Профессор…       — Заткнись, блять. — Альбедо не успевает закусить губу, от чего громкий стон разносится по всему кабинету, словно эхом отражаясь от голых стен. Сперма тонкими белыми брызгами покрывает чужое лицо и вместе с облегчением, всё тело резко ощутило усталость и дрожь. На ногах стоять уже слишком тяжело. Огромная волна удовольствия оседает внутри, и Альбедо медленно сползает вниз, чувствуя, как постепенно успокаивается сердцебиение.       — Вы были таким горячим. — Скарамучча улыбается, пальцем стирая капли спермы с щёк. Такой развратный, и такой… невыносимо возбуждающий. Альбедо чуть прикрывает глаза, подавляя в себе желание засмеяться. Он такой невыносимый, что от этого становится даже забавно.       — Сюда. Быстро. — Спрятать в себе командный тон не удаётся, но от этого тоже неплохо, ведь Скарамучча поддаётся на приказ почти моментально. Он приближается, не волнуясь за испачканное лицо, и Альбедо дарит ему новый поцелуй. Сладость расползается на языке почти сразу же. Внезапный покой даже приводит в сознание. Но была ещё одна маленькая проблема. — Наводим порядок и сматываемся отсюда. Дополнительные занятия закончим у меня.       — Как скажете, профессор.