***
Я нигде не учусь и официально не работаю, у меня нет дома из четырех стен, нет подружки и нет приятелей, с которыми можно было бы нормально оттянуться в баре. Рано утром я покидаю кишащий клопами мотель, заезжаю на заправку за топливом в виде дешевого кофе для себя и десятком литров бензина для своей тачки и отправляюсь в другой штат. По дороге врубаю кассету AC/DC и, подпевая, рулю, глядя на мелькающий за окном лес и периодически сменяющиеся таблички с названиями городов. Под вечер оказываюсь на месте. Беру в первой попавшейся забегаловке пожрать, бронирую номер в мотеле и, завалившись на скрипучую кровать, жую гамбургер. После долгих покатушек даже эта сухая булка с пережаренной котлетой и кислым соусом кажется охеренным блюдом. Затем выпиваю бутылку пива и засыпаю. На следующий день опрашиваю свидетелей, копов, врачей, короче, людей, шарящих за события. Обычно с тем, чтобы все разнюхать, проблем не бывает, потому что я нагло вру, прикидываясь то федералом, то зоозащитником, то святым отцом. Для этого у меня в бардачке, помимо просроченных презиков и пачек из-под жвачки, спрятано дохера фальшивых удостоверений и кредиток, а в багажнике парочка дебильных костюмов. Потом занимаюсь ботанской работой – ковыряюсь в книгах с разными преданиями, мифами, легендами и пытаюсь не сдохнуть от скуки. Наконец, выясняю, какую тварь мне предстоит поставить раком, вооружаюсь и отправляюсь отрываться. Сношу вампиру башку, изгоняю демона, пускаю серебряную пулю в грудь вервольфу, раскапываю могилы и сжигаю к херам кости. Человек с нормальной жизнью назвал бы меня чокнутым, но я в натуре кайфую, когда по телу разливается приятная боль, когда дохнет очередная потусторонняя мразь, когда люди перестают быть такими ссыкливыми слабаками и показывают нечисти средний палец. Дело сделано, е-мое! Вытираю руки и, запрыгнув в тачку, еду попить пива. Иногда сил нет, как хочется нажраться в хлам и отоспаться за все ранние подъемы, потусоваться в баре, познакомиться с кем-нибудь, у кого нет клыков, когтей и желания порвать меня в клочья да просто тупо весь день просидеть на жопе и посмотреть выпуск «Под углом 23 с половиной». Говорят, угарное шоу, его только начали показывать по телеку. Но я приглушаю всего одну банку и еду в мотель, напевая «Шоссе в Ад» AC/DC. Копы тормозят меня, проверяют документы и багажник. Я всегда надежно прячу весь арсенал, состоящий из разных стволов, ножей, кастетов, подозрительно больших черных мешков, бутылок со святой водой, коробок с солью, амулетов и другой херней, поэтому, так ни до чего и не докопавшись, они отпускают меня. Наконец, добравшись до номера, принимаю душ, падаю на кровать и тут же вырубаюсь. Надо подзарядиться и с рассветом снова спасать людей и охотиться на нечисть. Это ж моя заповедь, е-мое! Я не могу ее нарушать.***
Многие говорят, что меня надо вышвырнуть со сцены, потому что я позер, который копирует стиль и тематику песен других групп, а сам не может придумать ничего оригинального. Отсосите! Просто отсосите! Я – вокалист и гитарист известной в Европе и Северной Америке трэш-металл-группы. Конечно, по сравнению с культовыми Rammstein или моими кумирами Metallica мы реально маленькие засранцы, пытающиеся че-то там исполнять. И тем не менее за довольно короткий срок мы вломились во многие чарты и заняли там неплохие места, а также получили охеренную возможность выступать на крупных площадках, причем, как на разогревах у крутых музыкантов, так и самостоятельно. Хер знает, почему нам удалось быстро раскрутиться. Может, помогли ночные выступления в барах и клубах, где нашей тогдашней аудиторией были трое фриков, может, сработала реклама в интернете, а, может, люди просто чокнутые, и им по кайфу пялится на разукрашенных черно-белыми узорами придурков и слушать их песни о религии, смерти, крови, жертвоприношениях, темных богах и прочих приколах. Сейчас мы катаемся по Европе и выступаем с новым альбомом. На концертах всегда лютая жара! Люди орут так, что иногда заглушают мой голос, над сценой грохают фейерверки, генераторы, установленные по всему периметру, выплевывают струи огня. Гитары ревут, барабаны разрываются, а у меня по венам бегает бешеный адреналин. Я очень хочу сбросить пропитавшийся потом и фальшивой кровью плащ, но, покосившись на первый, стоящий ближе всех к нам ряд зрителей, останавливаюсь. Концерт заканчивается и наступает время афтерпати. Людей уже меньше, однако, это не делает вечеринку тухлой, наоборот, все сближаются между собой, пьют, нюхают всякую дрянь, танцуют. Другие участники группы расползаются делать фотки с фанатами и подписывать диски, а я сижу в дальнем темном углу зала и потягиваю пиво. Я не устал и не заболел. Просто... Ладно, все-таки у меня кружится башка, да и живот мутит. Я решаю вернуться в отель и поспать. Выходя на улицу, даже радуюсь, что пробуду там до утра и хорошенько отдохну без навязчивого внимания. Я был идиотом, когда так думал. Посреди ночи меня увозят в больницу с тяжелым отравлением. Я плохо помню последующий месяц, потому что по большей части валяюсь в бреду с температурой под сорок и ежечасным желанием выплюнуть желудок. Тур переносится хер знает насколько. Соц.сети, особенно те, которые пишут о музыке, трещат, что я чуть кони не двинул, а по телеку показывают заседание суда. Когда камеру переводят на его перекошенную рожу, я переключаю канал. До блевотины противно слушать его блеяние о том, что только он достоин меня, и если бы я согласился на все предложения, то ничего страшного бы не случилось. Строит из себя идиота, однако и я, и судья, и все остальные в курсе, что он просто хитрожопый урод. Иначе бы ему не удалось развести охранников, как малолетних девчонок и подсыпать мне в пиво какую-то сильнодействующую дрянь. Не имею ниче против любых отношений с фанатами и, честно говоря, этот хер поначалу казался нормальным типом, с которым я бы по-любому замутил. Но ему надо было все, сразу и без отказов, поэтому теперь он стал хуже любого из наших хейтеров. Надеюсь, его надолго закроют и запретят появляться на наших концертах, которые, к слову, уже возобновляются и проходят также безбашенно.***
Время 21:00, другие люди давно кайфуют дома или в клубах, а я беру сумку, прыгаю в машину и выдвигаюсь на работу. Перед тем, как начать принимать заказы, заезжаю на заправку, покупаю кофе и, пока бак наполняется бензином, перекидываюсь парой слов с кассиром. Закончив дела, беру первый вызов и еду по указанному адресу. Город у нас небольшой, поэтому за годы работы в такси я запомнил лица многих клиентов. Вот и сейчас в салон садится знакомая женщина с пятилетней дочерью. Она пристегивает мелкую и дает ей гребаного игрушечного гуся с тонкой, будто веревка шеей и противной пищалкой, спрятанной в набитом пухом животе. Сама же втыкает в уши наушники и усталым взглядом смотрит куда-то в потолок. Всю дорогу девчонка громко хохочет и долбит несчастного гуся о кресло, а я вместо музыки слушаю его надрывные возгласы. Обычно я не терплю такую херню от пассажиров и прошу, нередко грубо, создать минимальную тишину, потому что не хочу получить под конец рабочего дня или, вернее, ночи, нервный тик. Но в этот раз я, стиснув зубы, просто молча рулю. Когда приезжаем в точку назначения, женщина быстро вытаскивает мелкую из машины и, оставив неплохие чаевые, вымученно улыбается в знак благодарности. Я киваю и думаю о том, что после смерти мужа ей одной запарно справляться и с делами, и с маленьким дьяволенком, мучающим гуся, и с зависимостью от бухла. Отправляюсь на следующий адрес и, притормозив у торгового центра, дожидаюсь клиента. Решаю по-быстрому перекусить, беру сумку и, достав пачку печенья, закидываю в рот сразу три штуки. В этот момент в окно с водительской стороны кто-то стучит. Опускаю стекло и резко дергаюсь от того, что мне в рожу брызгает струя воды. Разозленный и готовый пришибить урода, открываю глаза и вижу согнутого от смеха Дейдару с пластмассовым пистолетом в руках. Показываю ему средний палец и кивком зову на переднее сидение. Он, не переставая ржать и предлагать мне еще раз запить печенье, плюхается на кресло. Я врубаю какой-то музыкальный чарт, и мы, подпевая, выезжаем. Дейдара хрустит чипсами и говорит об экзаменах в художке, о вечеринках, девчонках и прочих приколах студенческой жизни. Я же рассказываю, как мне чуть не отгрызла ухо псина одного из пассажиров по кличке то ли Акамару, то ли Акемари, ругаю повышение гребаного транспортного налога и вспоминаю стремного обкуренного клиента, который забыл, куда ему вообще надо было и все допытывался, в натуре ли у меня малиновые глаза или это он словил глюки. Мы подъезжаем к нужному месту, и Дейдара, расплатившись и похлопав меня по плечу, убегает. С мыслью о том, что надо бы проучить засранца, вылив на его белобрысую башку ведро воды, я выдвигаюсь на следующий вызов. Когда время переваливает за час ночи, я решаю взять последний заказ. В этот раз клиентом оказывается мужик лет сорока. Он садится у офисного центра и, поставив портфель с бумагами на колени, молча залипает в лобовое стекло. Вид у него еще более потрепанный, чем у женщины с дочерью. Любому идиоту понятно, что он вкалывает практически без выходных. Я почему-то не могу сдержаться и говорю ему, что в следующий раз за ним может приехать не такси, а катафалк. Я ожидаю взгляда в духе – «не тебе, 26-летнему сопляку, учить жизни взрослого человека» или «какого хера ты позволяешь себе на рабочем месте, и я тебе вообще рейтинг до нуля снесу», но мужик только вздыхает. Я спрашиваю, почему он торчал в офисе так долго. Сначала он отвечает с явной неохотой и, кажется, жалеет, что ему попался болтливый таксист, но потом рассказывает о сложном проекте, над которым парился полгода и не получил никакого поощрения со стороны руководства. Всю его работу посчитали мелким бонусом, не больше. Я, не стесняясь в выражениях, высказываю все, что думаю о таком херовом отношении к подчиненным. Мужик кивает и говорит, как сильно его задрало все это. И тут я вспоминаю, что напротив моего дома недавно открылось агентство, занимающееся созданием туров по Японии. Я начинаю затирать мужику, насколько офигенно будет скататься на горячие источники, отдохнуть от крыс-коллег и шефа-идиота, попить саке и так далее. Он молча слушает, изредка комментирует и что-то пишет в телефоне. Добравшись до места, мужик расплачивается, оставляет на чай и не спеша уходит, а я пересчитываю полученное за смену бабло и валю домой. На следующий день я мою машину во дворе и замечаю того самого мрачного мужика, который выходит из здания турагентства. Я довольно лыблюсь и возвращаюсь к делу.