За него

Первое прикосновение легче крыла бабочки, почти неощутимо, но тело вздрагивает, выдавая напряжение. Цзинъянь разжимает зубы и тихо выдыхает, когда женские ладони осторожно ложатся на его плечи. Глаза у Нихуан темные, тревожные, в них нет ни страсти, ни желания. Но руки ее скользят вниз и начинают развязывать его пояс. Цзинъянь разводит руки в стороны, чтобы ей было удобнее. Пояс медленно и непривычно скользит вниз. Императрица обычно гораздо более осторожна и обстоятельна. За эти пять лет после коронации Цзинъянь уже привык к ней и к тем двум наложницам, что составляют его на редкость небольшой гарем. Нихуан же осторожна, но не чрезмерно почтительна, и Цзинъянь опускает руки, начиная развязывать ее пояс. Она слабо улыбается в ответ, и мысли о самой большой ошибке снова закрадываются в голову. Она могла выбрать любого другого мужчину в этом мире – для того чтобы родить ребенка. Для того чтобы получить любовь. Для того чтобы не быть одинокой. Перед свадьбой с госпожой Лю Цзинъянь очень внимательно читал трактаты об искусстве любви, которые тогда принес ему Мэй Чансу. Как всегда, слегка посмеиваясь, но уважительно советуя изучить. Конечно, у Цзинъяня была наложница, да и он был женат раньше. Но госпожа Лю, кажется, его немного боялась. И Цзинъяню хотелось сделать что-то, чтобы изменить это. Он был благодарен Чансу за то, что принес тогда эти трактаты, ее величеству за то, что молчаливо была рядом после гибели Мэй Чансу. Но кто мог знать, что эти же трактаты ему пригодятся для Нихуан. Но Нихуан - его друг, его подчиненная, его сестра. И если им обоим будет легче, значит, это правильный выбор. Да, у них много общего – долгая дружба, спасение жизни, оба они – в первую очередь воины, но долг правления одинаково тяжелым грузом висит на их плечах. Хотя для Нихуан это теперь в прошлом. Ее брат вырос достаточно, чтобы перенять эту ношу.  Одежда с шелестом соскальзывает на пол, и они выступают из нее, оставляя лежать грудой ткани. Цзинъянь выпутывает из ее волос украшения, все до единого, отпуская на свободу нежный шелк волос. Она чуть приподнимается и вынимает шпильку из его прически. Волосы рассыпаются по спине непривычным и почти забытым ощущением. Цзинъянь опускается на колено и, подняв ногу Нихуан, начинает снимать с нее обувь. Ее руки вцепляются в его плечи, дыхание сбивается. Она могла бы стоять и сама, она воин, но сейчас – в первую очередь женщина. Пальцы скользят по обнаженной коже ее ступни. Цзинъянь обхватывает ее щиколотку пальцами и целует белое колено. Нихуан вздрагивает и хрипло выдыхает. У них очень много похожего – мозоли на руках от меча, много отметин на теле и на душе и общая боль, поделиться которой можно только друг с другом. Цзинъянь ведет рукой выше, гладя ее кожу, теплую и нежную под его ладонью. Когда его пальцы скользят внутрь ее тела, Нихуан вздыхает и чуть разводит ноги. Там внутри горячо, но почти сухо, Цзинъянь думает, что им понадобится масло. Он не хочет, чтобы Нихуан было больно, а она все-таки не хочет его. Он убирает руку так же медленно, а потом встает. Эта свадьба была не лучшей идеей, теперь он это осознает очень хорошо. Нихуан красива, но желания нет и у него. Слишком много общей боли и воспоминаний. Им следовало бы выпить перед этой ночью. А может быть, напиться так, как они это сделали много лет назад, когда впервые встретились после гибели Линь Шу. Может быть, тогда… Нихуан берет его лицо в ладони и смотрит тихо и напряженно. Она тоже видит и понимает это все. Брак был ошибкой, они не смогут утешить боль друг друга. Но если ей все еще хочется ребенка, Цзинъянь готов… Когда к его губам прижимаются ее сухие губы, он вздрагивает. Снова. И замирает еще раз, когда слышит ее шепот: - Представь, что он рядом. Представь, что это его очередная шуточка, представь, что он хочет посмотреть, как мы… Кровь закипает. Это глупо, это безумно, но это действует. Потому что ночь становится темнее и жарче, потому что Цзинъянь слышит теперь стрекот цикад за стенами павильона, чувствует запах благовоний и масел, и сквозь это все запахи летней пыли и полыни – словно Нихуан только что вернулась с прогулки. И еще запах крови и лаванды – призрачный, тающий, нереальный. Но Цзинъянь может поклясться, что чувствует чужой взгляд. И отвечая желаниям в нем, гладит Нихуан – собственнически обхватывая ладонями узкую спину, целует ее в шею, в четкую линию подбородка, в ямку ключиц. Потом подхватывает на руки и, сделав два шага, опускает на кровать, в шелк и мех, и нависает над ней. Целуя, гладя, кусая. И отодвигаясь так, чтобы ее было видно, чтобы было видно, что он с ней делает. Это безумие, сумасшествие, но Цзинъянь ничего не хочет с этим делать. Он скользит губами и языком по ее соскам, гладит нежную кожу, прикусывает рядом со шрамами, так же, как она это делает для него. Прижимается щекой к крепкому животу – она воин и эта жесткость непривычна. А потом опускается еще ниже и ласкает ее языком. Нихуан громко стонет и мотает головой. И вцепляется пальцами в его волосы, словно за поводья коня хватает. Цзинъянь забывает обо всем, кроме желания доставить ей наслаждение.  - Иди ко мне. Цзинъянь… Имя словно кнутом проходится по его плечам. Слишком давно он его не слышал от своих женщин. Только «ваше величество». Только так. Он вновь скользит губами вверх – живот, шрам на ребрах, нежное полукружие груди, ямка между ключицами, шея, ухо. Нихуан обхватывает его бедрами и направляет его член рукой, принимая в себя. Цзинъянь не успевает ни о чем подумать. Там, внутри, горячо и узко, и он стонет сквозь зубы. Цзинъянь, конечно, не первый. Столько лет, проведенных на полях сражений, если бы ей было не с кем делить эти долгие ночи, она, наверное, сошла бы с ума. Или это все же был Линь Шу? Мысль опаляет изнутри. Они все же могли успеть – или тогда, в юности, или после его возвращения… Неважно. Он снова чувствует жару летней ночи и желание. Запах масел и полыни, и благовоний, составленных матушкой. Цзинъянь целует губы Нихуан то ли в попытке отдать ей свое дыхание, то ли стараясь вспомнить, как дышать, вместе с ней. Они двигаются, чуть меняя положение, чтобы было удобнее, чтобы с губ ее срывались стоны, чтобы поймать общий ритм, чтобы вспомнить, как это – мчаться от реки к горизонту, навстречу заходящему солнцу, ловя ветер и смеясь полной грудью. Задыхаясь от восторга и счастья, разделенного на… Нихуан сжимается и дрожит, и вцепляется непривычно короткими ногтями в спину. Боль, которой ему недоставало, легким толчком отправляет его в наслаждение, изливаясь водой на сухую землю. На двоих. Это удовольствие они разделили на двоих. Цзинъянь приподнимается на локтях и смотрит на нее. Му Нихуан. Невеста его друга. Теперь его драгоценная супруга. И если небеса будут милостивы и подарят им сына, они оба знают, какие иероглифы будут в его имени. - Цзинъянь… - Нихуан слабо улыбается ему. - Спасибо, – тихо шепчет он, целуя ее в угол губ. Впереди еще много сражений и политики, много боли и радости. Но теперь кроме тех женщин, что его любят, у него есть та, что всегда прикроет его спину. Цзинъянь не надеется, что они смогут разжать когти, вцепившиеся в их сердца, что им будет легко друг с другом. Но он думает, что в тот день, когда они пересекут порог смерти, их встретит Линь Шу… а может, Мэй Чансу, и улыбнется. Потому что они заботились друг о друге. За него.