город за мостом

осенью в Нью-Йорке рано холодает, и еще до выпадения снега природа прячется, дожидаясь зимы, не решаясь на какие-нибудь капризы, оттого и дожди редки, и потеплений нет. анемичное желтое солнце, не лучше электрической лампочки, не кажется теплым и светлым и напоминает лампы над операционными столами, лампы в кабинетах для допросов, лампы, лампы, лампы, лампы... еще издалека заслышав стук трости по плитке, Фриск обернулась. она узнавала эти шаги, не могла не узнать. Санс, сразу поняв, что его заметили, взмахнул рукой в качестве приветствия, и Фриск ответила тем же. -- прекрасный вид, мисс Ганиметия, -- он указал на видневшийся за Бруклинским мостом город. -- да, -- она кивнула, позволив себе улыбнуться, -- я умею выбирать места. на какое-то мгновение повисло молчание, но оно тут же показалось Фриск ужасно неловким, и она попыталась его развеять: -- так что, старый друг? снова нужна помощь с расследованием? или доктор Гастер-младший наконец остепенился и перестал лезть в дела полиции? в ответ послышался только смешок. девушка прекрасно знала, что кто-то настолько... чистый, помешанный на морали, кто-то настолько верящий в справедливость, одним словом, кто-то хоть каплю похожий на Санса не успокоится, даже если ему переломать все пальцы. еще раз. -- боюсь, я опять мешаюсь под ногами, -- он только всплеснул руками, мол, ничего не могу поделать, натура такая. -- выкладывай тогда, -- сдалась Фриск. уже который раз ей хотелось мягко намекнуть парню, чтобы высчитывал траектории движения планет или чем там ученые занимаются, а не лез в эту грязь, но он был упрямым и намеков упорно не понимал. не прекратил даже после первого покушения. и второго. и шестого. из семи покушений четыре - почти успешные, и он постоянно переезжал, прятался, оборвал все контакты со старыми знакомыми, но не бросал это дело. не сдавался. однажды он сказал, что, когда сдался, пострадали невинные люди, поэтому теперь он просто не может позволить себе отступить. она как-то в шутку его спросила, когда он остановится: когда найдет всех преступников Америки? он спокойно ответил: когда умрет. преступность - зло, которое невозможно окончательно победить, оно заложено в самой человеческой природе. никогда не прекратятся войны, никогда не будут пустовать тюрьмы. таковы люди, такова жизнь! Фриск была даже благодарна Сансу за то, что он занимался этим. в конце концов, если бы не он, у нее бы не было работы, потому что, умея только убивать людей и будучи отосланной из армии, найти легальную работенку довольно... сложно. -- так куда мы сегодня, шеф? -- с улыбкой спросила девушка. парень порылся в своей сумке, вечно забитой блокнотами и папками, и выудил одну из них. -- на Остров Холмов, -- указал он на красную точку на карте, достав ее из папки, -- на языке манси это значит Манхэттен. There's a room in a hotel in New York City That shares our fate and deserves our pity и потому они делят одну комнату на верхнем этаже в отеле, и потому прячутся от всех людей, кто мог бы помешать. Фриск считает, что ей легко. она с детства была одна. не умела любить, не умела привязываться, ни о чем не жалела. даже защищать людей начала потому, что ей просто нужна была работа и деньги. потом, вроде как, прониклась? или ей просто хотелось верить, что на ней еще рано ставить крест, что она еще может быть полноценным членом общества, хоть и в такой форме. но когда она вытаскивала истошно орущего младенца из дома, готового вот-вот взорваться, то думала не о его родителях, а о том, какой он надоедливый и громкий. она могла бросить в любой момент - но все равно возвращалась к этой работе. к людям, которых нужно спасти. к перестрелкам. к полиции. к этой работе - к этому человеку, маленькому, хрупкому и беспомощному без нее, потому что... хотела вернуться именно сюда? потому что подвал со знакомой фиолетовой плиткой и подохшим фикусом в углу стал для нее домом, единственным местом, куда еще был смысл возвращаться. она была привязана - и уже призналась себе в этом - только к этому человеку и этому месту. она была рада, потому что понимала, что "исчезнуть" было бы для нее гораздо сложнее, если бы у нее оставались близкие, от которых нужно было бы прятаться. поэтому она может лишь посочувствовать, когда в сотый, двухсотый, тысячный раз находит Санса в райончике рядом с детским домом, внимательно следящим за гуляющими детьми. особенно, разумеется, за высоким рыжеволосым мальчиком, который и знать не знает, что у него еще есть живые родственники. и эти постоянные прятки по городу на заданиях ей так до безумия нравятся - она уже готова признать, что у нее адреналиновая зависимость. комнаты на двоих, где она благородно уступает кровать, засыпая на диване, если он есть, на этаже не ниже десятого в очередном дешевом отельчике, превращаются в зависимость. в этих местах так легко почувствовать себя свободной. I don't want to remember it all The promises I made if you just hold on Hold on, hold on, hold on, hold on и потому дни сливаются в единую массу, их не отличить друг от друга, и потому прошлое, с которым ей совсем не жалко расставаться, уплывает, вытесняемое из памяти более важными делами. для Фриск гораздо важнее ее настоящее, потому что в нем она начала чувствовать. и потому чужая кровь на руках и закрывающиеся голубые глаза вызывают у нее животный ужас, которого она никогда не испытывала. потому потерять единственного близкого человека оказывается страшнее любых перестрелок, любого огня, всего, через что она проходила с неизменным спокойствием. держись, держись, держись, колотит в голове набатом, потому что Фриск впервые боится, прижимая к себе неподвижное тельце, впервые злится, ловкими разученными движениями расстреливая незадачливого мафиозника, впервые любит, целуя чужую холодную руку и прислушиваясь к чужому сердцебиению. Господи, думает она. Господи, если он узнает об этом. но ей слишком плевать на его будущие гнев и смущение, если он, конечно, очнется, плевать на все, даже на работу, которая казалась ей важной. плевать на все обещания, только держись. держись, держись, держись. за жизнь. за меня. я сильная, я вытащу. I just need enough of you to dull the pain Just to get me through the night 'till we're twins again она считала себя неспособной испытывать никакую боль, кроме физической. так отчего сердце, кусок мяса в груди, какая-то жалкая мышца так горько, ноюще болит? и почему единственным лекарством оказывается знание о том, что человек на том конце провода в безопасности? она же была медсестрой. между прочим, весьма профессиональной. и профессионалом она была именно потому, что ничего не чувствовала, что могла выйти к родственникам погибшего пациента, пережевывая шоколадный батончик - а сейчас? "мисс Ганиметия" - говорит светлое, чистое существо, непохожее на нее. говорит, как бьет. "мисс Ганиметия, вы сегодня бледная" говорит тепло, по-доброму, как к другу обращается. "мисс Ганиметия, может, вам плохо?" говорит, говорит, пусть говорит - ей лучше, когда она слушает. "Фриск" - произносит он однажды, и короткое слово застревает у нее в ушах хуже любой галлюцинации. в умах людей они - один человек. никто не подозревает о человеке за компьютером - и пусть так и остается, думает Фриск, метким выстрелом отправляя уголовника на тот свет. пусть полиция ищет ее. пусть человек за монитором будет в безопасности. 'Til we're stripped down to our skeletons again 'Til we're saints just swimming in our sins again он очень скрытен. был. чем чаще в свой адрес она слышит "Фриск", а не "мисс Ганиметия", чем чаще на столе появляются два стаканчика с кофе, и один из них черный - он такой не пьет, слишком мало сахара - чем чаще она смеется над его неуклюжими шутками, тем больше узнает. для нее откровенность была подобна обнажению души. у него есть докторская степень в области компьютерных наук - и толстовка больше не скрывает хрупкого телосложения, не прячет примерных очертаний силуэта. у него есть младший брат, с которым они выросли в одном приюте - и на голой болезненно бледной коже можно разглядеть все старые шрамы. он подвергался пыткам - и остается только скелет, покрытый трещинами, следами старых переломов. каждая раскрытая тайна немного ослабляет броню, позволяя ей подобраться поближе. Фриск знает, что она порочна. знает, что он практически святой. знает, что по ее рукам стекает кровь десятков людей, иногда невинных. знает, что самолично нашла каждого из тех ублюдков, кто десять лет назад додумался использовать слабого голубоглазого мальчишку как игрушку. знает, что переломала все пальцы каждому. чертовому. педофилу. работавшему в том приюте десять лет назад. знает - и ни о чем не жалеет. знает, что будет счастлива на следующее утро вернуться в подвал и увидеть его улыбку, услышать "Фриск" и сотню глупых шуток. знает кое-что важное о нем. знает, что хрупкий поломанный человечек, с которым мир обошелся жестоко, сделает все, чтобы никто больше этого не испытал. And there's a jet black crow droning on and on and on Up above our heads droning on and on and on вороны, предвестники беды, кружат над их головами круглые сутки. Фриск готова их отстреливать, хотя и понимает, что птицы ни в чем не виноваты. камеры, камеры, камеры. каждая хранит страшную тайну, каждая подключена к Чудовищу, созданному маленьким человечком. порой Фриск кажется, что эти камеры живые, что они движутся, преследуют ее, тихонько перешептываются между собой, замышляют что-то. это помешательство, думает она, когда в первый раз у нее возникает порыв выстрелить в одну из этих камер. это помешательство. это безумие. это контрпродуктивно. "скажи" она потягивает черный кофе, нервно постукивая пальцами по бумажным стенкам стаканчика. нервно? с каких пор она научилась нервничать? "скажи, Она ведь всегда следит за нами?" знает, что это глупый вопрос, но все равно задает его. он рассеянно улыбается, размешивая сахар в своей порции... чая. чай, точно. ему не нравится кофе, но он пьет его всегда, когда она по ошибке берет его, а не чай. "разумеется, Фриск. не стоит недооценивать ее РОБОТОспособность" она только фыркает. с недавних пор его шутки стали смешнее. Keep making trouble 'til you find what you love I need a new partner in crime and you, you shrug that всю свою жизнь она создавала проблемы. она была не на своем месте в школе, во дворе, в футбольной команде, в медицинском колледже. и даже в армии, вспоминает она сейчас, даже в армии она была той еще занозой. помехой. разрушителем. однажды Фриск спросила себя, эй, почему он вообще ее выбрал? неужели мало бывших военных в бегах, в отставке, даже в отпуске? неужели мало физически сильных людей, гораздо более замотивированных спасать чужие жизни? ответ был как удар поддых: ему нужен был не только кто-то сильный и опытный. ему нужен был кто-то, способный отнять чужую жизнь. способный окунуться в самую грязь, в самую тьму людских пороков, не моргнув глазом. кто-то, у кого вид мертвого ребенка не вызывал рвотных позывов. кто-то, кто без зазрений совести готов был убить ветерана. кто-то, кто не упал бы в обморок, увидев родную мать расчлененной. и она постепенно теряла это порочное безразличие - но не теряла профессионализма. она становилась лучше. она становилась человечней. Фриск помнила, как они познакомились. дурацкая ситуация. он предложил ей работу - она нахамила и ушла. а потом он чудом вытащил ее из намечающейся перестрелки между наркоторговцами и чуть не словил пулю в лоб, защищая ее. "мисс Ганиметия, я знаю, кто вы" "мне нужен сообщник" "последователь" "помощник" "...вы хотите помогать людям?" и в тот день она, хоть и не сразу, но согласилась. это было лучшим ее решением за последние двадцать лет. There's a room in a hotel in New York City That shares our fate and deserves our pity I don't want to remember it all The promises I made if you just hold on Hold on, hold on, hold on, hold on и потому они цеплялись друг за друга в потемках Нью-Йорка, пытаясь найти свет. и потому на бегу обрабатывали раны, шипели, как змеи. и потому забывали, кем были. ох. конечно. неверно. забывала только Фриск - ведь ей нечего было терять в прошлом, кроме, разве что, полезных навыков. Санс цеплялся за воспоминания так же отчаянно, как утопающий за соломинку. мир, в который он шагнул, был темным. темнее, чем он сам. существо, нуждающееся в свете, существо, состоящее из света, не может жить во тьме. Фриск боится за своего напарника. A birth and a death on the same day And, honey, I only appeared so I can fade away они превратились в призраков с целыми коробками фальшивых документов. Фриск Ганиметия погибла в перестрелке четыре года назад. Сансара Гастер повесился в шкафу в детском доме восемь лет назад. Фрейя Грэйс сгорела заживо, не осталось даже костей. Сэмюэль Фонт застрелился сразу после защиты диссертации. Фортуна Дио разбилась в автокатастрофе, вылетев на встречную полосу. Симон Люк умер от туберкулеза и уже несколько лет как похоронен. теперь ее зовут Фиона, а его Алекс, но это тоже временно. когда задание кончится, Фиона прыгнет с моста, а Алекс пропадет без вести. они выходят из тьмы только на мгновение, на секунду, тут же исчезая. чтобы никто не увидел. чтобы никто не запомнил. но он свет - и он спокойно появляется среди людей безымянным незнакомцем, созданным для жизни при свете дня. она же ходит во тьме, она и есть тьма. она прячется, появляется даже перед ним лишь для того, чтобы вновь исчезнуть. I wanna throw my hands in the air and scream And I can just die laughing on your spiral of shame Фриск совершила ужасное открытие. она чувствует. ее разрывают эмоции, от восторга до ужаса, и она хочет кричать, кричать так громко, чтобы каждый в Нью-Йорке услышал: "я человек!" или "я живая!" хуже всего со сложными чувствами. она не понимает, как описать то, что испытывает, когда сжимает в своих руках тонкие, слишком тонкие и хрупкие пальцы. как у куклы. как у ребенка. как игрушечные. она чувствует странное, порочное счастье, прикасаясь к чему-то настолько светлому, она, наверное, умиляется, но не уверена, что именно означает это слово. она ужасается, сжимая эти хрупкие, как стекло, пальцы. достаточно одного неловкого движения - и единственное дорогое ей существо будет разбито. еще раз. она искренне не понимает, как может существовать нечто настолько невинное и хрупкое. и постепенно мир окрашивается разными красками - и Фриск хочет кричать, кричать, кричать, потому что чувствует столько всего одновременно. потому что Андайн, самый честный полицейский во всем городе, вызывает у нее восхищение и даже зависть. потому что Папирус, с которым ей однажды довелось поговорить, самый милый ребенок на свете. потому что доктор Альфис, несмотря ни на что, заслуживает защиты - и сочувствия. потому что Ториэль и Азгор Дриммур в ее голове отпечатались как "мама" и "папа". и она не понимает, как среди всех этих прекрасных чувств самое дорогое ей существо находит только самые ужасные и тонет в них. Фриск описывает чувства, свои и чужие, и понимает, что самое светлое существо бродит во тьме. отчаяние, скорбь, вина. стыд. столько стыда! пусть он и самое невинное создание на свете. боль и страх заполняют все его существо, и Фриск хочет уничтожить любые причины для этого, даже если в процессе разрушит весь мир. And there's a jet black crow droning on and on and on Up above our heads droning on and on and on потому что история повторяется, мисс Ганиметия. потому что Фриск боится камер. бояться. она раньше даже не представляла, что значит это слово на самом деле. это чувство почти такое же пьянящее, как и все остальные. и Фриск легко откидывает его в сторону, доверяя Машине свою жизнь. она боится того, чего не понимает, как и любой другой человек. Hit it, never quit it, I have been through the wreck But I can string enough to show my face in the light again держа друг друга за руки, они прошли через ад. и Фриск осторожно поддерживает его, пока он с трудом встает и снова, снова, снова учится ходить. и Санс шепчет что-то поддерживающее, лучшее, что может, пока опытный киллер трясется в очередной истерике, потому что эти эмоции для нее - слишком много. но они выходят на свет. задание выполнено, человек спасен - и двое непримечательных молодых людей заходят в кафе-мороженое. не обязательно что-то заказывать. им достаточно просто смотреть на людей вокруг и видеть свет. и потому фисташковое мороженое гораздо вкуснее сухпайка. и потому трость не нужна, если можно опереться на спутницу. и потому пистолет в кармане почти незаметен, забывается. и потому можно не бояться, что старый кошмар вернется хотя бы на пару минут. There's a room in a hotel in New York City That shares our fate and deserves our pity I don't want to remember it all The promises I made if you just hold on Hold on, hold on, hold on, hold on и потому два человека идут во тьме, вцепившись друг в друга. и потому для них нет ни спасения, ни покоя. и потому Машина всегда работает. и потому они не могут забыть. и потому все идет по кругу. и в голове стучит набат Hold on, hold on, hold on, hold on, hold on, hold on, hold on Hold on, hold on, hold on, hold on, hold on, hold on, hold on