Фронтовики-заводчане

      Смена на заводе протекала как и всегда: шум и лязг инструментов заполонили собой всё пространство, отчего в ушах звенело и не было слышно собственных мыслей. Из растопленных печей рабочие вынимали раскалённый металл, а затем из него же формировали требующиеся детали.       Константин управлялся со своей работой мастерски. Длинные спицы под его руками были послушны, а формы изделия податливы. От тяжёлой работы и духоты в цеху лоб мужчины взмок, и по скулам потекла маленькая капля пота. В глазах уже рябело от колыхающихся языков пламени и искр, что извергались из голодной пасти печи, — очки сегодня выпросить не удалось.       Заводы города, кажется, работали сутками напролёт, лишь рабочие сменяли друг друга. Совсем недавно поступил новый приказ, с принятием которого нагрузка на местные и эвакуированные предприятия города стала лишь больше. Возможно, значило это то, что на фронте дела обстоят не самых лучшим образом, или же готовится новая масштабная операция, требующая всё больше и больше единиц техники. Для этого государство щедро одарило заводы всеми требующимися материалами, однако, кажется, не учло нехватку рук, что будут способны также ловко справляться с металлом, как Уралов или, например, Татищев. Из всех приезжих подавляющее большинство составляли дети и женщины, инвалиды и старики, сил которых для тяжёлой металлургии не хватало. Хотя некоторые из них всё равно порывались на завод. Только сегодня несчастного дедушку, которому пошёл седьмой десяток, подхватили под руки и отвели от рабочего места: сердце не выдерживает, да руки трясутся.       В условиях войны было непозволительно отлынивать ни фронту, ни тылу. Враг наступал и грозил своей новой техникой, что носили устрашающие названия «Тигр» или «Пантера». Верхушка и главнокомандующие ломают голову, как воевать с этими дикими кошками, стараются найти управу, а пока борьба с ними походит на игру с клубком, в который кошечки с удовольствием впиваются острыми когтями и клыками, не оставляя шанса на победу. Возможно, именно для того Константин и находиться здесь, на заводе, ежедневно по двенадцать, а порой и четырнадцать часов, сооружая новые приспособления для танков, что, возможно, смогут повалить всех кошаков.       Очередная деталь была готова и передана дальше по конвейеру. Уралов позволил себе лишь на момент расслабить забитые мышцы рук и выдохнуть. Тут на его плечо упала чья-то ладонь. Обернувшись, Костя узнал в подошедшем своего закадычного друга Юру, что широко улыбался. Татищев вообще был, казалось, всегда задорным, невзирая на жестокое время, которое им не повезло застать. Он что-то пролепетал губами, но Уралов ничего не понял из-за грохота вокруг. Юрке пришлось чуть ли не прокричать у самого уха друга:       — Пошли покурим!       Предложение заманчивое, однако пришедшему пришлось силой выбивать из рук Кости спицы, чтобы тот согласился на перекур.       Они протиснулись через толпу товарищей и прошли к большим и тяжёлым дверям, из щели которых пробивался дневной свет. На улице было морозно, потому что зима. Холод остужал разгорячённое тело. Вместе друзья отошли поодаль от цеха, однако за территорию завода заходить не стали. Укрывшись в закутке и укутавшись в тёплые шинели на ходу, Татищев достал пачку, а Уралов зажигалку. Сначала сигарета была протянута Косте, а подкурил первый Юра. Табачный дым повалился из их ртов вместе с паром.       Подняв взгляд на друга, Костя заметил смешинку в его глазах. Знает, что сейчас Татищев выпалит колкость, которую попробует обернуть в шутку.       — Ну ты и чёрт, — улыбнулся черноволосый, подтверждая догадку парня. — Смотри же, сегодня нам вагоны разгружать. Своим видом ты всех эвакуированных спугнёшь, никто на завод идти не захочет, и мы так здесь загнёмся без помощи.       Уралов поджал губы и постарался стряхнуть всю пыль с рук. Будучи заводчанином от неё не было спасения, везде оставит свой грязный след. Сегодня утром, немного запоздав, не успел он и побриться, отчего, наверняка, и правда выглядел как чёрт.       — На себя бы поглядел, — улыбнулся парень. — В прачечную давно ли заглядывал?       Юра в ответ лишь цыкнул и затянулся.       Кроме матери и лучшего друга на твои косяки больше никто не укажет, вот и они без издёвки часто обзывали друг друга чертями да лешими. Разве что Косте приходилось о всех своих недочётах слушать дважды за день: дома его ждала мама. Миловидная женщина зрелых лет разделяла свою материнскую любовь на двоих друзей, всегда с радостью приглашая Юру к ним в дом. Увидев, какой любовью она окружает парней, как ласково их называет и заботиться, можно подумать, что у неё и вовсе двое сыновей.       К сожалению, Татищев лишился счастья любви самого близкого человека. Мама его, кажется, преисполненная долгом перед родиной, убежала на фронт медсестричкой, где и умерла под пулями вражеских ружей, стараясь вытащить с поля боя раненного бойца. Юре по каким-то причинам похоронка пришла намного позже, нежели его родным. О смерти матери он узнал из уст брата, что приехал к младшему всего на пару дней и то по случаю работы.       Горевали тогда долго, а как брат уехал, Юра стал делится своей печалью с Ураловым. Потребовалось время и продолжительный период тяжкой работы, чтобы хоть немного отойти от тревог и переживаний. Кажется, именно тогда Татищев впервые произнёс свою любимую фразу: «Война есть война!». Она, кажется, действовала на него волшебным образом и в некотором смысле успокаивала.       Костя сделал глубокую затяжку, напитав никотином лёгкие.       — А когда поезд прибудет?       — Скоро должен. Думаю, услышим, — ответил Юра.       Уралов в ответ лишь кивнул, а после замолчал, наслаждаясь минутой тишины и гудящего ветра, что подвывал где-то вдали. В прочем, разговорчивый Татищев тоже был не прочь отдохнуть от заводского гула.       Так и стояли, погружённые в свои мысли.       Поезда приходили часто, и для их разгрузки привлекали все возможные свободные руки. По зову нескольких гудков люди начинали медленно тянуться к перрону. Приезжие, выскакивая из вагонов, быстро смекали, куда они прибыли, и совместными усилиями с местными начинали разгружать эвакуированные заводские приборы. На отдельных платформах, что крепились обычно в самом конце поезда, везли военную технику. Кажется, дети так бодро бежали на перрон, только чтобы взглянуть на подбитый немецкий танк и устрашающий чёрный крест на нём. Были случаи, когда, наоборот, смятыми прибывали советские ИСы, тогда лица молодых солдатиков искажались в гримасе полного разочарования и скорби. Мальчишки расходились, а девчонки прятали слёзки. Все единицы техники сразу увозили на территорию завода, где их либо разбирали на запчасти и изучали механику работы, либо старались восстановить и скорее отправить на фронт. Вариант развития событий, конечно, зависел от производителя танков.       С эвакуированными гражданами дело обстояло иначе. Для них наскоро строились отдельные домишки на окраинах города, а проведённые дороги прямо к заводские предприятиям были мягким намёком, какую задачу они должны выполнять на время пребывания в Свердловске. Когда же домишек совсем не оставалось, приезжих подселяли к местным жителям на время их строительства, или же некоторым бедолагам не везло проводить несколько ночей на самом вокзале. Хотя такое происходило редко, особенно в нынешнее время, когда на улице во всю бушует зима.       Уралов, признать честно, не хотел, чтобы к ним в дом подселяли кого-либо. Как-то от коллег по цеху услышал, что одного приезжего подозревали в шпионаже. С того момента в голове крутилась тревожная мысль, что его дорогая матушка вполне могла бы остаться один на один с какой-то нацистской гнидой, преследовавшая явно не благие цели.       Татищев же, кажется, наоборот, только и ждал, когда к нему в одинокую квартиру подселят эвакуированных. Страшные истории товарищей его нисколько не пугали, а только забавляли. Честно, Костя был убеждён, что если к Юре подселят шпиона, то он и с ним найдёт общий язык. Немецкий знает, потому обсудить им будет что.       Поезд прибыл под вечер. К сожалению, большие и тяжёлые облака закрыли собой всё небо, что было окрашено в красивый золотой цвет, отчего людям, шедшим на перрон, указателем были лишь фары кабины машиниста да пара гудков оттуда же.       Юра проследовал один. Ему повезло проскочить мимо охранника, а Костю же попросили вернуться в цех, так как в указании было отмечено оставлять каждого чётного рабочего. Это не было трагедией для Уралова, однако Татищев, шагая прочь от завода, понимал, что в этот раз ему будет скучнее некуда разгружать прибывший металлолом.       У некоторых вагонов уже сформировались цепочки людей, что из рук в руки передавали содержимое прибывшего состава. Из других же выходили эвакуированные жители окраин великой державы. Было много женщин, а ещё больше детей.       У Юры, честно, сердце содрогалось, когда он наблюдал за матерями, которые так отчаянно прижимали к себе укутанных во всякое драньё детей. Некоторые из подрастающего поколения шагали вовсе одни с какими-то маленькими кошёлками. В глазах их мерцала растерянность. Незнакомый город был чуждым, и единственной опорой являлась лишь толпа, в которой они, отныне и навсегда сироты, быстро терялись. У парня где-то в груди отозвалось колющей болью.       Татищев, пройдясь глазами по округе, зацепился за несколько стоящих поодаль машин. У них рядом были мужички в служебной форме, которые, зарегистрировав приезжих, давали им определённое направление. Насупившийся от холода Юра подошёл к одному из них.       — Людей развозите? — спросил он.       Вся регистрация состояла из небольшого листочка с именами и фамилиями людей. Стоило понадеется, что листик этот сохранится и не будет утерян.       На вопрос Татищева мужчина ответил утвердительным кивком головы.       — Водитель не нужен? Быстрее дело пойдёт.       Служивый отвлёкся от заполнения бумажек и обратил свой взор на Юру. Густые брови мужчины свелись к переносице, без слов намекая, что пришедший вовсе не к стати. Или же чересчур задорный вид Татищева смутил его.       — Ну что вы? — заговорил Юра. — Люди мёрзнуть только будут. Сейчас, вон, совсем стемнеет — ещё холоднее станет.       Проверяющий глянул на впереди стоящую толпу. Была она длинной и людей больше прибавлялось, нежели убывало. Каждый, кто мог подслушать их разговор, смотрел умоляюще, пряча нос в пуховой платок, лоб покрывая шапкой. Бедные люди и правда нуждались в крове. Особенно после дальней дороги, особенно после того, как их дома были безжалостно разрушены вражескими снарядами. Мужичок посочувствовал, и взгляд его смягчился: не раз приезжие рассказывали ему о своих горестях.       — Как зовут? Откуда? — отозвался наконец он.       — Татищев Юрий Михайлович. Заводчанин я, специально со смены ушёл, чтобы людям помогать.       В глазах проверяющего прояснилось.       — Город знаешь?       — Со студенческих времён здесь живу. Ещё в тридцать четвёртом все улочки запомнил.       Мужчина в форме сунул руку в карман и достал оттуда бренчащие ключи с кожаной заплаткой, имитирующая подобие брелока.       — Пригони поближе, сюда, машину с самого края, — приказал он, клюнув замёрзшим носом в сторону. — Твоя задача, Юрий Михайлович, состоит в том, чтобы развозить людей по адресам, которые я буду выдавать. Без шалостей! И чтобы ровно в восемь машина была на прежнем месте.       Юра отдал честь, улыбаясь, кивнул, забрал ключи и небольшой листочек, на котором размашистым почерком были указаны ранее незнакомые имена людей и соответствующие адреса. К удивлению Татищева, все они были до безобразия привычны: ни одной новой улицы, что сейчас активно возводят на окраинах города для эвакуированных. Ему подумалось, что каждый из домов уже заполнен, а небезразличные граждане с радостью на душе согласились приютить у себя приезжих. Очень хотелось в это верить.       Машина была пригнана. Простая качающаяся телега без стёкол у пассажирских сидений ссади, казалось, изживала последние свои недели, перед тем, как попасть в руки механикам. Однако, она всё ещё могла ездить, а потому в работе будет использоваться до последнего выхлопа.       Ночь уже кутала город в снежный покров, и люди на заднем сидении, измученные дальней дорогой, кажется, вот-вот проваляться в сон. Однако же, нет, старались держаться стойко. Женщина с ребёнком на коленях прикрывалась от метели, что задувала в незастеклённое окно. Совсем старенький дедушка с обтянутым кожей лицом сгорбился и казалось, что сейчас кувыркнётся вперёд. Две молодые девушки, одна из которых сидела напротив, впереди с Татищевым, прятались в своих платках и выпускали клубы пара, грея руки. Их объединял бегающий взгляд по округе, в котором явно читалось недоверие и словно ожидание. Ждали они, кажется, подвоха, вглядываясь в затянутое облаками небо.       Да, Урал в зимнее время не самый солнечный край, как думалось Юре.       — Добро пожаловать, гости дорогие, в Свердловск! — начал он задорным голосом, чтобы разбавить гнетущую атмосферу. — Примем вас как родных. Здесь у нас мирно, но никто без дела не сидит — найдётся работа для каждого.       Кто-то сзади закопошился.       — А девушек на завод берут? — послышался сиплый женский голос.       — В прачки — берут, — отозвалась сидящая рядом с Юрой. Из-под пальтишко её показалась рыжая коса, в которую была вплетена алая лента. — Будешь стирать свои руки об вечно грязные рабочие комбинезоны.       Татищев обернулся на рыжую, не скрывая обиды.       — Ну что вы, дамы. Да, производство — грязное место, без пыли никуда. Однако каждый рабочий желает быть опрятным и чистыми.       — По вам и не скажешь.       Сзади раздались смешки, а от Юры же скрылись хитрые глазки девушки, что позволила себе такую колкость. Признать честно, и сам Татищев усмехнулся, однако вид постарался сделать оскорблённым, сжав губы и вертящуюся баранку.       Тем временем они подъезжали к домам, у подъездов которых уже стояли и приветствовали эвакуированных жильцы.       Каково же было удивление Татищева, когда последний указанный адрес принадлежал давно знакомой квартирке на первом этаже, где жила неполная семья Ураловых. В окошке, что выходило на дорогу, сквозь узорчатые занавески горел свет. Мама ждёт сына со смены, и у Юры в сердце расплылось что-то тёплое и, несмотря на мороз, согревающее.       Машина остановилась. Последний пассажир с рыжей косой собирался покидать транспорт.       — Первый этаж, третья квартира, — проговорил парень, помогая девушке выйти из корыта с остывающим двигателем. — Хорошие здесь люди живут, так что не обижайте их и помогайте, чем сможете       В ответ Юре кивнули, тихо поблагодарили, и тоненькие ножки в простой обувке зашагали к деревянной двери.       — Анна, — прочитав её имя на уже помятом листочке, окликнул девушку Татищев, — скате Валентине, что Костя скоро придёт. Скате, что друг его передал.