hooked by a (were)wolf

К сожалению, момент обращения к Годжо Сатору наступил быстрее, чем Мегуми рассчитывал. Нет, конечно, он знал, что расскажет всё другу, как иначе-то, но не так экстренно и не при таких обстоятельствах. И сейчас этот жук сидит напротив него в его же квартире, улыбаясь так, будто ему сказали, что все его дорогостоящие уголовные дела автоматически выиграны, а деньги уже пришли на карту. Но нет, всё явно гораздо хуже. Сатору счастлив, потому что сегодня будут обсуждать личную жизнь его лучшего друга. Мегуми уже жалеет, что согласился на это. И что сегодня чёртово воскресенье, а значит, никто никуда не спешит, можно хоть весь день обсуждать всё. Самая худшая часть. — Так что вчера произошло? Ты так быстро лёг спать, даже не ел, чай не пил, мне сказал ждать утра, а я чуть не извёлся! Знаешь, как тяжело заснуть, когда так интересно? Я всю ночь надеялся, что ты проснёшься от сонного паралича и пойдёшь мне всё рассказывать, — весело говорит Годжо, в его глазах пляшу бесы. Голова болит ужасно сильно. — Мой сонный паралич — ты, — тяжело вздыхает Мегуми. На это ожидаемо не обижаются, а наоборот, звонко и громко смеются. — Я жду всё в деталях. Конечно, он ждёт. И про детали не шутит: этот засранец захочет знать вообще всё. Уже хочет. — Мы вместе переодевались в примерочной, — начинает Мегуми, избегая смотреть на друга, который радостно подпрыгивает на стуле. — И так вышло, что мы оказались без футболок одновременно?.. — Случайно? — откровенно издевается Годжо. — С моей стороны — нет, — огрызаются ему в ответ. — Не перебивай. — Да ты такие паузы делаешь, что я не понимаю, когда мне реакт тебе устраивать. — Я скажу. — Хорошо, дорогой. Вздох, полный безнадёжности, сам вырывается из груди. Но Сатору прав — Мегуми не сможет дальше жить с этим всем один на один, ему нужны совет и помощь друга. — Он пялился на меня. Вообще не скрываясь. Весь красный, — ставя акценты, проговаривает мысли Фушигуро. Чувствует, как у него самого шея начинает гореть. — И я сказал ему потрогать меня, если он хочет. — Потрогал? — не выдерживает Сатору. — Потрогал, — нехотя отвечает Мегуми. — Сначала едва коснулся, а потом резко решил погладить живот, а он у меня… чувствительный. И я не знаю, что со мной произошло, я… — Возбуждение, — услужливо подсказывают. — Годжо Сатору. — Молчу! — Оборотень поднимает руки вверх, «сдаваясь». — Да, оно. Я его вжал в стену и… ему понравилось. — Нет, шея точно горит. Блять. — Он выглядел так… боже… слишком хорошо. Настолько… податливо… Я тогда подумал, что мог бы сделать с ним почти что угодно, а он не был против, и чуть не поехал головой. — Охуеть, — вырывается у Сатору. — А как вжал? Типа прям силой? — Он едва ли мог двигаться. Я спросил у него, нравится ли ему такое, и он дважды ответил, что да. — Мегуми говорит это и понимает, что сам возбуждается. Перед глазами столько образов, которые не выходит прогнать. В каждом из них он видит Юджи, всегда красного и умоляющего. Блять. Друг с интересом его рассматривая, выглядя едва ли не удивленно. Мегуми замолкает и ждёт вердикт. Поняв, что наконец можно говорить, Сатору спрашивает: — Если он не против, то в чём проблема? Не в ТЦ, конечно, но дома можно же. — В том, что меня бесит то, как я себя веду. Это просто отвратительно плохо. Я каждый раз обещаю себе, что буду держать себя в руках, а что в итоге? Я почти трахнул его в примерочной. — Так он всё ещё не против, — как ребёнку, повторяет Годжо, щёлкая пальцами у него перед носом. — Тебе не нравится то, что ты себя плохо контролируешь? Наконец дошло. — Да. Причём не только рядом с ним. У меня постоянный бардак в голове. Мысли сводят с ума. Их слишком много, и каждая об одном и том же человеке. О его голосе, запахе, глазах, губах, смехе, улыбке. А ещё о том, как он судорожно хватает воздух ртом, как пытается сдерживать стоны, как его глаза слезятся от удовольствия, как он просит, как всхлипывает. Как его тело откликается на прикосновения, как хорошо будет выглядеть под ним на кровати, как сожмёт своими красивыми бёдрами. Блять. Мегуми чувствует себя животным, думая об этом всём, потому что его симпатия и трепет в сердце абсолютно искренние и он очень хочет вести себя адекватно, но вместо этого всё безумно быстро сводится ещё и к возбуждению. Он очень старается не думать. Старается, но не выходит. Возвращается к ситуации в примерочной и каждый раз готов завыть. Хорошо, что Сатору врал, говоря, что ждал его всю ночь и надеялся, что ему всё расскажут, проснувшись. Потому что Мегуми просыпался. Юджи ему даже снился. Сон был ужасно реалистичным, и в нём им никто не мешал. Во сне он хаотично вылизывал грудь Юджи, пока тот дрожал и дёргался, но не мог сдвинуться с места. Во сне он встал на колени перед этим человеком и делал ему хорошо ртом, языком, пока его дёргали за волосы, всхлипывали, молили. Во сне Юджи задыхался от удовольствия. Мегуми понял, что сделал бы вообще всё, лишь бы тот заплакал от удовольствия, помнил только его имя. И Мегуми посреди ночи дрочил в душе, надеясь, что его друг не услышит ничего из-за шума воды. А потом ещё и гулял вокруг дома минут двадцать, чтобы от него не воняло возбуждением, потому что вот это Сатору точно бы не пропустил. — То есть, — приводит в чувства голос как раз Сатору. — Ты чувствуешь себя мудаком, потому что обычно у тебя выходило держать себя в руках, а сейчас вообще нет? — Я боюсь, что весь «хороший» образ самоуничтожится через несколько раз и он подумает, что я больной на голову. — А тебе самому неприятно от мысли, что он делает себе приятно, думая о тебе? — Годжо усмехается. — Дрочит на тебя, представляя всё то же, что ты о нём? Вот просто подумай, что… — Нет! — громче, чем стоило, прерывает его Мегуми, обрывая. Горят теперь и уши. Жар. Правда, едва ли от смущения. — Нет, просто… — Нет! — Прикинь, как это возбуждает, что об этом думает тот, с кем это всё хотят сделать? Что он хорни из-за мысли, что ты его трахаешь, — не может угомониться Годжо. Блять. Мегуми понимает, что ещё немного и всё превратится в полный ад. Вдох и выдох. Он силой заставляет сознание переключиться на что-то абсолютно спокойное или даже неприятное, но перед глазами лицо Юджи, который дрочит на него, доводит себя до оргазма, представляя, как с ним делают разного рода вещи, стонет его имя. Блять. — Иди в душ, я подожду, — понимающе говорит Годжо, смотря на него. Мегуми его сейчас ненавидит и благодарен сразу. Не слова не говоря, он подскакивает с места и собирается идти в ванную, как его останавливает голос друга: — А кофе у тебя где? Ты чё, не купил? — Купил, но не пересыпал. В нижнем шкафу лежит. — Понял! Беги давай! Нет, серьёзно, какого чёрта?.. *** Как и следовало ожидать, Годжо проводить не вышло вообще никак и на эту ночь, а ещё этот жук ловко засовывал свой нос в каждый момент переписки с Юджи, давая свои бесценные советы, без которых жить было бы точно невозможно. Мегуми искренне пытается изо всех сил вести себя порядочно, никак не выдавать то, что сводит его с ума. Очень обрадовало, что Юджи хоть и будто смущён, но не избегает его, отвечая на все сообщения так же быстро, как и обычно. Шлёт кучу голосовых, рассказывает про свой день, делает и скидывает фотки в новой футболке, говоря, что носит с радостью, хочет снова встретиться. Очаровательный. Какой же Юджи очаровательный. Хороший, добрый, солнечный, весёлый. Он похож на счастливого милого щенка. Шумного, возможно, слишком доверчивого, милого. У Мегуми автоматически просыпается какое-то необъятное желание защищать. Даже не суть, от кого именно, будто бы как факт. Не хочется даже из рук выпускать никогда. Просто Юджи кажется таким светлым, что убить хочется любого, кто попробует это хоть как-то осквернить. Хуже всего то, что он, Мегуми, сейчас в первых рядах на это со своими неправильными мыслями о большем. Было бы славно, будь он в силах их вырезать, избавиться от них, хотя бы частично. Не выходит. Мегуми неиронично кажется, что он медленно сходит с ума от того, как в нём борются два и осознанных, и сердечных, и, что самое ужасное, инстинктивных желания защищать изо всех сил и быть тем, кто сам делает то, от чего можно было бы пытаться уберечь. — Пиздец, — вырывается у него вслух. — Да ничего не пиздец, — сразу же отвечает ему Сатору. — Почему ты решил, что ему не понравится всё? — Как минимум, ему двадцать. Я старше и должен уметь держать себя в руках. — Ему двадцать, а не пятнадцать, что за цирк ты разводишь? — фыркают. — Да даже если ты у него и первый вдруг, то ничего, ты сможешь научить всему, понимаешь же? — Если я буду в состоянии это делать, — мрачно отвечает Мегуми. Уже за окном вечер, а он до сих пор сидит в той же футболке, в которой спал, а на улицу вовсе не выходил. Отличный выходной — весь прошёл в голове. Самое ужасное, что он вообще не отдохнул. Ещё ужаснее, чем «самое ужасное» то, что он не то чтобы сильно против, ведь это касается Юджи. Можно было бы даже спросить, занят ли он сегодня, но сам Мегуми не в состоянии увидеться сейчас с ним. Сначала надо разобраться в себе. — Не бери на себя слишком много. — Сатору треплет его по голове, наводя там ещё больший беспорядок. Теперь и снаружи. — Всё сложится так, как надо. — Думаешь? — устало спрашивает Мегуми, чувствуя себя немного даже выжатым всем. — Я так сильно боюсь накосячить, ты даже не представляешь… — Представляю, но тебе надо понять, что всё зависит не только от тебя. А все твои мысли уже есть. Не надо их давить, попробуй выражать это органично, вот и всё, понял? — Голос старшего звучит более мягко и успокаивающее, чем обычно. Это его особый «голос для душевных разговоров». В такие моменты Мегуми сам чувствует себя маленьким щенком, которого большой и сильный волк учит всему. Он облокачивается о спинку стула и прислоняется головой к груди рядом стоящего Годжо, шумно выдыхая. — Ты прав, как и обычно. Все чувства и правда есть, а отказаться от них он уже не готов точно. Значит, надо брать себя в руки и действовать. Телефон вибрирует, и Мегуми, не убирая головы от чужой груди, поднимает его над глазами. Пишет Юджи. Улыбка сама появляется на губах. Точно не готов отказаться.