Виденье света

Возвращаясь со школы домой, можно подумать, что следующее часы до нового подъема пройдут в мирной обстановке вместе с семьёй, какое-то время ты будешь делать домашнее задание, ведь статусу прилежного ученика нужно соответствовать, а в конце ты сладко проспишь восемь часов как и полагается подростку твоего возраста. Но когда дома стоит кромешная тишина, не слышно даже шума какой-либо техники, а шторы задернуты и ни одного лучика света не видно, хоть ты и возвращался всего в два часа дня, невольно задумываешься, а в правильной ли обстановке вообще живёшь. Родители Гойё нетребовательны, много работают и с самого детства оставляют своё чадо одного на долгое время, иногда даже на ночь или на несколько дней. В детстве одинокая квартира пугала, пугала так, что приходилось по несколько часов сидеть в шкафу или на кровати под одеялом, всё равно выходя в конце дня от голода. Сейчас, будучи шестнадцатилетним подростком, такая свобода только прельщает, но когда тебе нечем заняться и некого позвать, когда даже такой возможностью воспользоваться ты не можешь, что не столько разочаровывает, сколько вгоняет в тоску и размышления о рациональности своих повседневных действий и образе жизни с закрытыми шторами, ты просто падаешь на кровать и бездумно смотришь в серую из-за пасмурного неба стену. Рюкзак остался брошенным около двери в комнату, а образ прилежного ученика и сына за пределами дома. Он не спал прошлой ночью – беспокойный сон длинною в час нельзя было назвать отдыхом – поэтому сейчас до жути кружилась голова и подушка не могла заглушить шум, исходящий от стен и проносящийся в мыслях. Завтра тест по истории, нужно подготовиться. Но одежда впиталась в кровать и возможности встать больше не было. Сознание вырисовывает вытягивающиеся руки, которые цепляются за учебник, дабы притянуть к себе и наконец начать читать параграф, но на деле Гойё просто лежит с расплывающимся зрением и пытается осознать происходящее. В последнее время состояние моральной тошноты накатывает всё чаще и чаще. Сон Гойё отторгает полностью, на утро плетясь в школу в хрен пойми каком состоянии. Скоро лето. Он совсем таким образом потеряет всякий контроль над собой. Поток мыслей не прекращается, но в него врывается лучик света в виде звука дверного звонка, так настойчиво не прекращающегося уже минуту. Никого там не должно быть, наверняка дети развлекаются, но Гойё всё же встаёт проверить, дабы хоть немного развеять своё состояние. Открывая дверь, даже немного удивляется. Агапе. Мокрый с головы до пят, хотя на улице вроде пока нет дождя. Он никогда не приходит сам, он вообще редко появляется в поле зрения – или это Гойё упорно игнорирует существование такого настойчивого раздражителя рядом. За последние несколько месяцев они довольно хорошо сблизились. По крайней мере, сблизился Агапе, Гойё со своим отношением к новому однокласснику был не в состоянии разбираться. Когда Агапе перевелся, все сразу посчитали его за очередного весельчака и шутника, коих у них было в избытке, так что только несколько человек зацепились за него. Он не зацепился ни за кого. Ни за кого, кроме Гойё. Гойё он замечал даже будучи в километре от него и с закрытыми глазами. И даже сейчас он как-то раздобыл его адрес и прибыл откуда-то, где, по видимому, лил дождь. — Ты забыл сумку со сменкой. Я живу чуть дальше тебя, вот и решил занести по пути. Пустишь к себе? Скоро и здесь начнется дождь, я замёрз. Такая прямолинейная просьба. Гойё почему-то отвечает положительно. Даже благодарит. Хотя это обычное дело, разве нет? На кухне Агапе раскрывает шторы, видимо удивляясь отсутствию нормального освещения в квартире. Становится чуть поярче. Гойё заваривает ему ромашковый чай, себе – черный кофе, который начал пить недавно и ещё не определился, нравится ему или нет. Сумка со сменкой остаётся лежать в коридоре. — Ты какой-то рассеянный в последнее время. Витаешь в своих мыслях, даже меня не слушаешь. Раньше всегда слушал. Что случилось? А Гойё и сам не знал. Просто перестал ощущать что-либо. Отвращение к тому, чем когда-то яро интересовался, нежелание делать даже самые базовые вещи. Как с этим бороться, он не знал. — Прости. Просто размышляю. Тебя это обижает? Гойё впервые за последние несколько дней по-настоящему смотрит на Агапе. Не сквозь туман мыслей. Не сквозь него. Будто впервые замечает. Агапе выделяется белизной на фоне серой кухни. Нужно смотреть на него. Тогда яркие краски не исчезнут из жизни. Видимо, Гойё сейчас раскрыл секрет здравомыслия. Смотреть на свет. — Не обижает. Просто беспокоюсь. Агапе никогда не был клоуном, коим его считало всё нынешнее окружение. Гойё видел это с самого начала и считал одноклассников идиотами, раз они заметили в чересчур необычном новеньком лишь это. Он таил намного большее. Он каждый день, каждой своей фразой раскрывался с разных сторон. Сейчас глядел своими светлыми глазами и пытался вывернуть душу наизнанку. Впрочем, у него получалось. Но изнанка души Гойё оставалась такой же непостижимой. Либо же так думал только сам Гойё. Агапе понял его в его неосознанности. Он смог вникнуть в метания мыслей, в невозможность найти настоящего себя. Он понял и не изменился в лице, но Гойё понял в ответ, по мимолётному блику в глазах, и они сидели в темной кухне – странно, всего четыре часа вечера – и безмолвно изучали души друг друга, будто видели впервые. Никто не разрежет молчание ненужными комментариями, они будут тихо изучать и понимать всё больше. Чай остынет, кофе осядет, а два неполноценных человека найдут опору и осознают свою близость друг с другом. Гойё не понимал сам себя, когда Агапе смог понять все его чувства. Агапе не являлся настоящим собой, когда Гойё смог разглядеть истину. Серый вкус квартиры перестанет ощущаться безжизненным, когда эмоции вырвутся наружу, а Агапе станет ангелом, засевшим в душе, сердце, и в воспоминаниях темной кухни. — Продолжим обнажаться чуть позже. Может, поговорим?