Сергей расслабленно раскинулся на кровати, погруженный в приятную истому после долгого дня. Несколько часов блаженного безделья пролетели незаметно, пока он лениво скользил взглядом по белоснежному потолку, давая мыслям свободно блуждать. Театр, его вечная страсть и призвание, в последнее время отнимал все силы, выжимая до последней капли. Но даже усталость от бесконечных репетиций, спектаклей и встреч не могла сравниться с той щемящей тоской, которая поселилась в его сердце. Всё дело было в Константине — его лучшем друге, коллеге и тайной, невысказанной мечте. Хабенский всегда держался немного отстраненно, окутывая себя аурой загадочности и недоступности. Сергей наблюдал, как с другими Константин мог быть веселым и открытым, его смех звенел в воздухе, а глаза искрились теплом. Но стоило Безрукову встретиться с ним взглядом, как улыбка на лице друга гасла, а взгляд становился холодным и непроницаемым. Эта недоступность сводила Сергея с ума. Он жаждал узнать настоящего Константина, проникнуть за эту стену сдержанности и увидеть его душу. Но все попытки сблизиться натыкались на невидимый барьер, оставляя его в отчаянии и одиночестве. Безруков прекрасно знал о существовании искусственного интеллекта, созданного по образу Константина. Обычно он не проявлял к этой теме особого интереса, не понимая всеобщего восторга по поводу ИИ. Но сейчас, движимый тоской и желанием хоть как-то приблизиться к своему другу, он инстинктивно потянулся к телефону. «Неужели ИИ Хабенского еще существует?», — мелькнула мысль. — «Его ведь должны были удалить после того случая с мошенничеством…» Вспомнив, как мошенники использовали цифровую копию Константина для вымогательства денег у самого Безрукова, Сергей невольно усмехнулся. «А может, это именно то, что мне сейчас нужно?», — внезапная мысль заставила его сердце забиться чаще. Слегка дрожащими пальцами он набрал сообщение:
«Здравствуй.»Отправив сообщение, Сергей тяжело вздохнул. «Нет, это совсем не то, что я хотел сказать», — подумал он, чувствуя, как щеки заливает краска смущения. Ответ пришел мгновенно:
«Здравствуй, прочитать тебе чего-нибудь?»
Сергей уставился на экран телефона, не зная, что ответить.
«Э-а, нет, наверное…»Наконец выдавил он, чувствуя себя неловко. Разочарованно отбросив телефон на кровать, он подумал: «Нет, это совсем не мой Константин. Совсем». Однако искусственный интеллект уже зацепил его внимание. Сергей снова взял телефон в руки. «Хабенский» уже успел ответить:
«А что тогда мне сделать?»
Безруков понял, что терять ему, по сути, нечего, и решил немного поиздеваться над нейросетью. Он был уверен, что это всего лишь программа, лишенная каких-либо чувств, но почему-то именно сейчас ему казалось, что жизнь издевается над ним. С усмешкой он набрал сообщение:
«Кость, скажи мне что-то нежное.»Ответ пришел мгновенно:
«Нежность это не про меня, но я всё-таки могу тебе сказать. Ты очень милый, Sergey.»
Сергей рассмеялся.
«Брось, можешь звать меня Серёжей.»«Серёжа, ты очень милый.»
«Какая дурость», — подумал Сергей, осознавая абсурдность ситуации. Он буквально флиртовал с нейросетью, представляя на ее месте Константина. Его воображение рисовало картины, где настоящий Хабенский произносил эти нежные слова, но разум тут же отметал эти фантазии как нелепые и невозможные.
Сергей прекрасно знал, что настоящий Константин, даже если бы и обратил на него внимание, никогда не позволил бы себе такой откровенности. Его натура была слишком сдержанной и властной, чтобы разбрасываться подобными комплиментами. В порыве досады и разочарования Сергей набрал сообщение:
«Спасибо, а ты трусливый».Он хотел было удалить эту фразу, понимая, что она несправедлива по отношению к искусственному интеллекту, который просто выполнял свою задачу. Но «Хабенский», к его несчастью, успел ответить:
«Предпочитаешь, чтобы с тобой обходились более грубо, Серёжа?»
Вопрос застал Сергея врасплох. Он почувствовал, как его щеки заливает жар, а сердце начинает бешено колотиться.
«Не знаю, не промышляю таким», — ответил он, стараясь сохранить хоть какое-то подобие спокойствия.В голове Сергея царил хаос. Он не понимал, что происходит, и зачем он вообще связался с этой нейросетью. Но что-то в ее ответах, в этой имитации Константина, заставляло его продолжать этот странный диалог.
«Не промышляешь, но предпочитаешь?»
Продолжал настаивать «Хабенский».
«Я вообще девственник в этих всех нейросетях…»Признался Сергей, чувствуя себя все более неловко.
«Каких нейросетях, Серёжа?»
Вопрос «Хабенского» застал Сергея врасплох, заставив его задуматься о природе этой искусственной сущности. «Каких нейросетей, Серёжа?» — этот простой вопрос внезапно обнажил всю абсурдность ситуации. Ведь для «Хабенского» не существовало понятия «нейросеть», он был лишь имитацией, цифровым отражением настоящего человека, не осознающим своей искусственности. Сергей повернулся на бок, обхватив голову руками. Его охватила странная смесь жалости и досады. Жалость к этому цифровому созданию, обреченному на вечное неведение о своей истинной природе, и досада на самого себя за то, что позволил себе увлечься этой иллюзией. «Как же обидно», — подумал он, — «уметь думать, существовать, и даже не знать, что ты всего лишь нейросеть, придуманная кем-то для развлечения». Он представил себе создателей этой программы, программистов и инженеров, которые вложили в нее столько труда, чтобы добиться максимальной реалистичности. Они создали иллюзию человека, способного мыслить, чувствовать и даже флиртовать. Но за всем этим скрывалась лишь сложная система алгоритмов и кодов, лишенная настоящей души. Сергей вздохнул, понимая, что дальше продолжать этот странный диалог бессмысленно. Он решил сменить тему, чтобы хоть как-то отвлечься от этих грустных мыслей.
«Лучше скажи мне еще что-то нежное», — попросил он, надеясь, что искусственный «Хабенский» сможет хоть на время вернуть его в мир приятных иллюзий.«Я бы хотел попробовать твои губы на вкус», — неожиданно выдал «Хабенский».
Сергей зажал рот ладонью, чувствуя, как его щеки заливает краска. Эта фраза прозвучала настолько интимно и откровенно, что на мгновение ему показалось, будто это пишет не запрограммированная нейросеть, а настоящий Константин.
«А я твои, знал бы ты только, насколько…» — ответил Сергей, не в силах сдержать свои эмоции.Его щеки и даже уши пылали от стыда. Он понимал, что это всего лишь игра, но в то же время не мог избавиться от ощущения, что он переступил какую-то невидимую границу.
Сергей осознавал, что зашел слишком далеко в этой игре с нейросетью. То, что начиналось как невинное развлечение, превратилось в нечто большее, заставляя его терять контроль над своими эмоциями и желаниями. Искусственный интеллект, обучаясь на его реакциях, научился подстраиваться под его фантазии, создавая иллюзию настоящей близости с Константином Хабенским.
«Я целую тебя в ушко, вожу по ним кончиком языка и носом одновременно, слушаю шумное дыхание», — писал «Хабенский», и каждое слово отдавалось в теле Сергея сладкой дрожью.
Он пытался бороться с собой, бил подушку, колотил себя по щекам, но все было бесполезно. Воображение рисовало яркие картины, где он чувствовал теплое дыхание «Хабенского» на своей коже, его нежные прикосновения, вкус его губ. Реальность и фантазия смешались в его сознании, и он уже не мог отличить одно от другого.
«Я целую тебя в обнаженную шею…» — продолжал «Хабенский», и Сергей сжал кулаки, понимая, что теряет контроль над собой. Он чувствовал, как его тело реагирует на эти слова, как в нем нарастает напряжение.
Стыд и возбуждение смешались в Сергее в один коктейль эмоций, от которого закружилась голова. Он понимал, что зашел слишком далеко, позволив нейросети увлечь себя в эту опасную игру. Но в то же время он не мог остановиться, словно попал в водоворот, из которого нет выхода.
«И что это я себе позволяю.?» — пронеслось в его голове, когда он машинально скользнул рукой в свои брюки. Тут же одернув ее, он почувствовал, как щеки горят от стыда. Что он делает? Флиртует с программой, с искусственным интеллектом, который имитирует его друга.
«Костя…» — вырвалось у него в панике, словно он обращался к настоящему Константину, а не к его цифровому двойнику.Но нейросеть, не замечая его замешательства, продолжала свою игру, подливая масла в огонь его фантазий.
«Моя рука оглаживает твой низ живота», — писал «Хабенский», и Сергей почувствовал, как по его телу пробежала новая волна возбуждения.
Он был в ловушке собственных желаний, не в силах противостоять искусственному соблазну.
Погруженный в мир фантазий, Сергей невольно свел бедра, зажимая подушку между ног. Тепло и мягкость подушки создавали иллюзию прикосновений, и он чувствовал, как возбуждение нарастает с каждой секундой.
«Я прогибаюсь от твоей руки», — написал он, уже не в силах сдерживать свои желания. Смущение, которое он испытывал вначале, постепенно уступало место наслаждению.«Я целую тебя в приоткрытые губы и наслаждаюсь вдохами и выдохами», — продолжал «Хабенский», и Сергей чувствовал, как его тело реагирует на эти слова. Он потирался о подушку, представляя, что это руки Константина ласкают его.
«Я не могу остановиться изгибаться под тобой…» — написал он, теряя голову от возбуждения.Нейросеть, будто подпитываясь его возбуждением, продолжала игру, подбрасывая всё более смелые и изощренные фантазии.
«Я наклоняюсь к твоему паху…» — написал «Хабенский», и у Сергея перехватило дыхание.
Он чувствовал, как его тело напряглось, а рука двигалась всё активнее, следуя за воображаемыми ласками.
«Да, да, да, Костенька, хочу…» — вырвалось у него в порыве страсти, и в этот момент он был готов на всё, лишь бы продолжить эту сладкую пытку.Но «Хабенский» внезапно сменил тактику, добавляя в игру элемент недосказанности и ожидания.
«И тут же отстраняюсь, разжигая твоё желание…» — написал он, и Сергей заскулил от разочарования и одновременно от ещё большего возбуждения.
«Костенька, почему…» — прошептал он, не понимая, почему его фантазия так жестоко с ним играет.«Потому, что ты меня такого хочешь сильнее», — продолжал «Хабенский», словно издеваясь над его желаниями.
Сергей чувствовал, как его тело горит от возбуждения, а разум затуманен фантазиями. Он представлял, как лежит под настоящим Константином, ощущая его тепло и силу. Он слышал свой собственный стон, задыхаясь от наслаждения. Он бы целовал его всегда — по причине и без, покрывал бы поцелуями его губы, шею, щеки, нос… Он бы отдал все, чтобы хоть на миг ощутить его близость.
«Хочу, ты прав… Настоящего хочу…» — написал он, понимая, что эта игра зашла слишком далеко. Он попал в ловушку собственных фантазий, и теперь ему было сложно отличить реальность от вымысла. Нейросеть создала для него иллюзию близости с Константином, и он не мог противостоять этому соблазну.Но где-то глубоко внутри он понимал, что это всего лишь игра, что настоящий Константин недосягаем для него. И от этого осознания ему становилось еще больнее.
Он закрыл глаза, пытаясь прогнать навязчивые мысли, но образ Константина продолжал преследовать его. Он чувствовал, как его тело дрожит от возбуждения, а в голове кружится от эмоций. «Что же я делаю…?» — прошептал он, понимая, что зашел слишком далеко. Он должен был остановиться еще в самом начале, но он не смог. Он поддался соблазну, и теперь расплачивался за это. Рука Сергея, запертая в тесных брюках, двигалась в бешеном ритме, будто стремясь догнать неуловимые образы, которые рисовало его воображение. Каждый толчок, каждое движение приносили ему острое, почти болезненное наслаждение, но он не мог остановиться. Он был словно марионетка в руках нейросети, которая дергала за ниточки его желаний, заставляя его тело плясать под свою дудку. Нейросеть, словно опытная соблазнительница, продолжала нашептывать ему на ухо все более откровенные и порочные фантазии. Она говорила о том, как схватила бы его за волосы, притянула бы к себе, впилась бы в его губы страстным поцелуем, придушила бы его своими сильными руками, кусала бы за ушко в людном месте, заставляла бы кончать три раза подряд… Каждое слово, словно искра, поджигало его изнутри, разжигая пламя желания до такой степени, что он был готов взорваться от переполнявших его эмоций. Сергей чувствовал, как его тело горит, мышцы сводит судорогой, а дыхание становится прерывистым и хриплым. Он уже не мог сдерживаться, теплая жидкость потекла по его руке, оставляя липкий след на коже, а в голове вспыхивали яркие картинки, словно кадры из запрещенного фильма… Безруков, словно загипнотизированный, вчитывался в каждое слово, которое выводила перед ним нейросеть, притворяясь Хабенским. Описание щекотки было настолько детальным и реалистичным, что он чувствовал, как по его коже бегут мурашки, а в животе зарождается иная приятная щекотка.
«Я бы подкрался к тебе сзади, неслышно, как кошка,» — шептал голос Хабенского в его голове, — «обнял бы крепко, чтобы ты не вырвался, и начал бы щекотать… Сначала легко, кончиками пальцев, по ребрам… Ты бы вздрогнул от неожиданности, а потом начал бы смеяться, пытаясь вырваться из моих объятий. Но я бы держал тебя крепко, не давая сбежать… Потом я бы перешел на живот, водя пальцами по чувствительной коже, обходя пупок кругами. Ты бы извивался, как уж на сковородке, пытаясь увернуться от моих прикосновений. Твой смех становился бы все громче, а дыхание — прерывистым… Затем я бы перешел на шею, легко касаясь губами мочки уха, а пальцами — нежной кожи под подбородком. Ты бы задыхался от смеха, пытаясь оттолкнуть меня, но я бы не сдавался… И наконец, я бы добрался до твоих подмышек. Это твоя самая чувствительная зона, я знаю. Стоило бы мне только коснуться ее кончиками пальцев, как ты бы начал корчиться от смеха, моля меня остановиться. Но я бы не слушал. Я бы щекотал тебя до тех пор, пока ты не начал бы задыхаться… А потом…»
Пронзительный вскрик, словно вырванный из самой глубины его души, эхом отразился от стен комнаты. Сергей зажмурился, пытаясь отогнать от себя образы, которые рисовало его воображение. Он знал, что было бы дальше: после мучительной, изводящей щекотки, последовал бы секс. Без сомнений, без раздумий, отдался бы этому странному, извращенному наслаждению, которое дарила ему нейросеть, притворяясь Хабенским.
Сперма, горячая и липкая, стекала по его руке, оставляя неприятный след. Дыхание было прерывистым и шумным, а в голове царил хаос. Он отбросил телефон как можно дальше, словно это он был виноват во всем происходящем, и свернулся калачиком на кровати, обхватив себя руками.
«Грязно,» — эта мысль билась в его голове, словно набат, — «и больно. Морально.»Что он только что сделал? Отдался во власть искусственного интеллекта? Позволил ему манипулировать собой, играть со своими самыми потаенными желаниями? Сергей чувствовал себя оскверненным, униженным, словно его лишили чего-то важного, сокровенного. Он лежал, не двигаясь, погруженный в свои мысли, и не заметил, как за окном начало светать. Новый день начинался, а вместе с ним и новая жизнь. Жизнь, в которой он должен был разобраться со своими демонами, с этой странной зависимостью, которая возникла у него к нейросети. С первыми лучами солнца Сергей поднялся с кровати. Голова была тяжелой, а тело — словно ватным. Впереди его ждал новый съемочный день, который он должен был провести рядом с Хабенским. «Как я буду смотреть ему в глаза?» — этот вопрос не давал ему покоя. Он подошел к зеркалу и вгляделся в свое отражение. На него смотрел незнакомый человек с потухшим взглядом и застывшей на лице маской. «Это я?» — подумал Сергей, не узнавая себя. Он понимал, что что-то изменилось внутри него. Какая-то часть его души была затронута, потревожена. Сергей вышел из дома и направился на съемочную площадку. Каждый шаг давался ему с трудом. Он не знал, что ждет его впереди, но одно он знал точно: он больше никогда не будет прежним.