Lucid

      Он провинился, облажался, оступился — как ни назови, а все равно он пал. Пал так низко, что даже земля под его крыльями сжалась от отвращения, образуя дыру, которая стала пристанищем для миллиона грешников и домом для существ, родившихся во тьме и зле.       Осознание, что он теперь навеки павший, не давало покоя. Его доброе и светлое сердце чернело с годами и веками. Он мечтал быть похожим на Бога, стать властелином мира — и стал, только повелителем мира зла и боли. Он на протяжении веков слушал нескончаемые агонии, мольбы о помощи и слова, что никакой он не всесильный, раз не может облегчить муки хотя бы на пару секунд.       Люцифер, правда, не знал как помочь своему народу. Он пытался докричаться до небес, пытался вновь увидеть свет, который раньше освещал путь и указывал дорогу, но напрасно. Единственное, чего он смог добиться — ежегодные собрания с Адамом. Люцифер надеялся, что первый и самый любимый сын Божий сможет передать крики о помощи, однако Адам давно был не тем, кем был до своего падения. Люцифер понимал, что виновник и заложник собственного положения.       Наверное, Бог был прав, когда дал ему змеиное нутро, ведь он вечно извивался на горячей сковородке, да выпрыгнуть не мог. Он корень проблем. Он был злом с самого начала: с первого вздоха, с первого луча света.       Его пустое сердце болело еще долго после падения. Мертвая земля пропиталась слезами. В воздухе витал смрад и холод. Последний луч света погас в нем. Некогда доброе и светлое сердце помрачнело и очерствело. Надежды оставили его.       Люцифер решил забыться в чужих муках, решил стать необычайно жестоким, стать тем, кем он должен быть. Однако давно окаменевшее сердце растаяло, когда на свет появилась его дочь Шарлотта. С его губ в тот заветный день невольно сорвалась фраза, что это ни что иное, как дар Божий. Надежда, которая умерла в Люцифере передалась Шарлотте.       Ей с детства было знакомо сострадание, понимание, жалость и любовь. Люцифер мог ей лишь любоваться и восхищаться, ведь в царстве полного тьмы появился луч яркого света, поэтому он обожал дочь больше всего на свете. Он мог слушать ее воодушевленные речи веками. Он поддерживал любое ее начинание. Однако, когда повзрослевшая Шарлотта спросила, может ли она использовать их старый семейный замок в качестве отеля для реабилитации грешников, Люцифер лишь махнул рукой.       Он не интересовался первым бизнесом Шарлотты, не рвался помочь и не спрашивал, как обстоят дела. Но все изменилось, когда Шарлотта позвонила и попросила прийти и помочь. Она впервые за свои годы жизни о чем-то попросила отца.       Картина, которую он узрел стоило прийти в отель, слегка разочаровала, а потом привела в ужас, ведь вокруг Чарли крутился Аластор.       — Рад знакомству. — Без намека на вежливость Аластор грубо пожал руку Люцифера, а после вытер о пальто.       Люцифер знал его. Конечно, лично не был знаком, но слышал. Об Аласторе давно шептались на всех кругах Ада. Люцифер помнил тот день, когда он объявился. Сколько оверлордов и высших чинов поубивал вспоминать сложно — ошибиться легко. Он помнил, как бесцеремонно Аластор ввалился в его замок и ждал владыку на троне.       Неслыханная наглость, которой Аластор был пропитан, отражалась в каждом взгляде, улыбке, жесте и походке. Люцифер не был глуп и понимал, что Аластор в отеле отнюдь не по доброте душевной. В первой же встрече он дал прямо понять, что затея Шарлотты — полный провал, за которым он хотел наблюдать, который он обеспечит всеми возможными силами, чтобы посмеяться от души над крахом чужой веры и надежды.       Люцифера не устраивал подобный расклад, как и не устраивал Аластор, который не отлипал от Шарлотты ни на секунду и всегда был подле нее, словно паж.       — Кто ты?       В один день Люцифер не выдержал. Ему надоела натянутая тишина, которая каждый раз наступала, когда они оставались наедине в любой комнате отеля, которая не ограничивалась дверьми. Аластор на вопрос Люцифера лишь шире улыбнулся, прищурился и склонил голову. Пытался казаться глупым или действительно не понял сути вопроса?       — Аластор, оверлорд.       Люциферу итак была известна подобного рода информация. Его интересовало нечто более глубокое, например, кем Аластор считал сам себя, кем считали его грешники и демоны, с которыми они работают сообща.       — Кажется, я уже говорил, что рад знакомству. — Аластор поиграл пальцами на ручке микрофона, бросил исподлобья насмехающийся взгляд на Люцифера, продолжая улыбаться. — Наверное, мне стоит поблагодарить вас.       — За что? — Они поменялись местами.       — За то, что помогли сохранить голову на плечах семь лет назад.       Люцифер кивнул. Он, правда, семь лет назад решил оставить только появившегося в Аду Аластора в покое. Высшие чины были оскорблены и встревожены до глубины души, что обычный грешник мог собственными силами добраться до жилища владыки и пробыть внутри продолжительное время. Смертные грехи хотели лично полакомиться им, что было удивительным, ведь у них, в отличие от оверлордов, границы дозволенного не было, как и принципов. Люцифер же успокоил гнев высших: у него ничего не украли и не взяли.       — Вы сказали своим дружкам почему я ничего у вас не взял?       — Нет.       — Но вы-то знаете.       — Конечно.       Пауза больше походила на театральную.       — Тебе ничего не нужно от меня, потому что это не сравнится с той силой, которую ты получил, чтобы пробраться ко мне.       — Ответ заслуживающий искренней похвалы, — довольно протянул Аластор, прищуриваясь, будто ему доставлял диалог особое удовольствие.       — Тебе открыты двери куда угодно, но из целого множества ты выбрал именно эту. — Люцифер махнул рукой на полупустую гостиную, в которой находились наедине. — Для чего все это?       — А почему вы здесь, Люцифер? — Улыбка Аластора приобрела раздраженный оскал. — От скуки, ведь вы на стороне ангелов. — Смех, искаженный радио-помехами, заполнил пространство. Люциферу никогда не нравилась подобная особенность, лишь раздражала. — Я же тут забавы ради. Мне нравится, как они борются за то, чего сами не понимают. Доставляет особенное удовольствие то, как они привязываются. Ну, вы же знаете. — Аластор закатил глаза. Люцифер сжал тонкую ткань белых брюк. — Вот и я подумал, может, завести себе кого-нибудь, чтобы было не так скучно.       Наверное, в этом и был весь Аластор. Люцифер не знал только одного: тот был таким до падения или еще при жизни на земле. Однако в нем точно уже нельзя было изменить мотивы и желание наслаждаться чужими страданиями, желание сделать все, даже то, что выходит за рамки Ада, лишь бы получить минутную радость от результата, к которому так старательно шел. Именно поэтому в его подчинении тысячи душ, над которыми он издевается похлеще прочих оверлордов. То, что приносит Аластор грешникам взамен на власть, любовь и деньги, куда хуже пыток и страданий, которыми награждает на протяжении веков Люцифер. Хоть сердце Люцифера давно умерло и иссохло от адского жара, но не ожесточилось настолько, насколько способен Аластор.       В этом и было их различие. Они две стороны медали, почти ангел и демон, которые пытаются противостоять друг другу, постоянно что-то доказывают. Их борьба почти бессмысленна, ведь с первого взгляда очевидно кто победит, так ведь?       После того разговора Люцифера с Аластором время впервые стало тянуться необычайно долго. Люцифера подобное тревожило, ведь он никогда не ощущал бремя времени. Оно незнакомо существу, которое будет жить вечно, даже если Бог когда-нибудь умрет или исчезнет бесследно. Однако отель словно был аномальной зоной во всем Аду, где законы физики попросту переставали работать, ведь, пока он был в своих владениях или на любом круге Ада, все было как и прошедшие столетия. Этим же и привлекательна вечность — она неизменна, незыблема, не тронута временем и людьми. По этому правилу не переставая работал Ад, однако отель стал несуществующим Чистилищем, в котором постоянно что-то менялось. И Люцифер врал не только всем, но и себе в том числе о причине, почему он возвращался в отель из раза в раз.       Впервые за целую вечность он вновь ощутил, как в глубине сердца зародилась надежда. Его не волновали возможные судьбы Энджел Даста и Сэра Пентиусса. Он с многовековой тоской разглядывал витражи окон, на которых запечатлел начало времен до падения в недры земли. Его взгляд каждый раз останавливался на витражах цвета неба, золота и света, которые приобрели красно-мрачный оттенок из-за места, в котором находились. Он хотел бы сиять как раньше, хотел бы снова находиться по правое плечо Господа, наблюдать, как тот корпеет над каждым творением, советоваться и давать идеи для новых существ.       Люцифер мог подолгу стоять в крыле с витражами и вглядываться в цветное стекло, надеясь сквозь муть и грязь вновь увидеть тот проблеск родного света, который манил до сих пор. Он нашел в этом успокоение. Он, как бы сильно не хотелось признаваться, поверил в идею Шарлотты и не напрямую дал одобрение. Счастью Чарли не было предела, а грусти Люцифера не было конца. Он не мог перестать видеть в дочери юного и пылкого Самаэля, в котором когда-то бил энтузиазм через край, а глаза горели ярче звезд во Вселенной стоило запустить большой взрыв и произнести: «Да будет свет».       Люциферу определенно нравилось наблюдать за воодушевленной работой Чарли и ее девушки Вегги. Ему даже начинало казаться, что мертвое сердце еле заметно бьется в глубине грудной клетки; что душа вновь наполняется добрыми и воистину чистыми чувствами.       — Яблоко недалеко упало от яблони.       Жаль, что момент радости продлился не долго. Люцифер никак не мог запомнить факт, что Аластор обожал вклиниваться в чужую жизнь. Его взгляд постоянно ощущается, когда ищешь глаза. Люцифер начинал думать, что от Аластора невозможно скрыть что-либо, даже ему. Отель пропитан Аластором: глаза на картинах безотрывно и безустанно следили за каждым гостем и постояльцем, стены слушали и запоминали каждый шорох и шёпот, а свет ламп выводил из темноты туда, куда нужно.       — Отличное сравнение, Аластор, — недовольно высказался Люцифер, сцепляя руки за спиной. Он расправил плечи, чтобы хоть как-то казаться выше рядом с ним. Замечание про низкий рост ударило по гордости сильнее, когда подобное выкинул Аластор. Они стояли, молча проводили Чарли и Вегги взглядом. Шарлотта подметила, как отец стоял с Радио-Демоном и разглядывали их, поэтому вместо слов помахала рукой не то приветствуя, не то прощаясь. Люцифер махнул в ответ, а после, когда блондинистые волосы Шарлотты скрылись, сказал: — Кажется, ты хотел мне сердце выжечь.       — Ах, да, был такой разговор, — Аластор растянул довольную улыбку на лице, Люцифер же сделал с точностью наоборот. — В этом и заключается моя проблема. Наша проблема.       Проблема в том, что у Люцифера, по достоверным источникам, сердца нет.       — Ну что же. — Аластор развернулся к Люциферу грудью, проницательно глянул в глаза, проговаривая; — Падение скоро будет. — Люцифер нахмурился — он ненавидел загадки, ведь Бог всегда говорил витиевато и бесформенно. — Хорошего вечера.       Люцифер проводил превращающегося в тень Аластора таким взглядом, каким провожали его, когда он падал в бездну. И он хотел бы забыть слова Аластора про скорое падение, но они ловко остались в голове и не выходили. Люцифер ломал голову и не находил места. День, когда армия Адама спустится с небес, был лишь ближе, а Люцифер не мог догадаться о планах Аластора. Его настораживало то, с каким усердием и трепетом помогал Аластор найти Чарли армию.       В роковой день Люцифер не рвался в бой, наблюдал сначала издалека. Его впервые за века не интересовала дочь, его взгляд приковался к фигуре Аластора, который на полном серьезе вздумал драться с Адамом. Он безумец, которым движет адреналин и восхищение общественности. Не желая и дальше наблюдать наполненное пафосом противостояние первого человека и оверлорда, Люцифер бросился в эпицентр битвы.       Тревога не отпускала даже во время битвы. Неведомая давно ярость окутала с головы до пят. В Люцифере будто заново проснулся азарт, который был в нем, когда он уговаривал Еву вкусить запретный плод, когда пришел с армией таких же архангелов, не желающих преклонять колено перед людьми. Люцифер будто выиграл битву с Богом спустя столетия и желал отыграться за всю боль, за все года необъятной ненависти, которая съедала его сердце по кусочкам, за низменный облик змеи, который проявлялся так медленно, что Люцифер возненавидел новое лицо и тело, подаренное Отцом за непослушание. Он бы убил Адама собственными руками и поднялся бы со дна к Отцу, чтобы бросить к его ногам мертвое тело любимого сына. Однако Люцифера остановила Шарлотта. Ее мягкий голос и не покрытые кровью руки привели в чувства, успокоили бурлящие в груди чувства.       — Он всегда любил меня больше, чем тебя, Самаэль, потому что из нас двоих тут внизу оказался только ты, — сказал с улыбкой на губах Адам перед тем, как окончательно закрыть глаза.       Люцифер сжал кулаки. Ему нужно выпустить пар, именно поэтому он оставил Чарли, пока та искала среди обломков отеля живых или мертвых. Он мог бы как и всегда вернуться в свой замок изо льда, пойти и мучать души в глубине Ада и наблюдать за их страданиями — всегда помогало, ведь казалось, что это он кричит и молит о помощи. Но он забрел в совершенно другое место, пришел туда, куда бы никогда не пришел. Радиобудка Аластора.       Люк противно скрипнул, стоило его толкнуть, а пыль разлетелась вокруг, стоило его отбросить. Надсадное дыхание тут же резануло по ушам. Люцифер поднял глаза и увидел, как Аластор держался за рану поперек груди.       — О, вот мы и встретились, — голос разрезали неровные помехи. Глаза Аластора прикрылись, лицо исказилось в болезненной гримасе, когда он встал чуть ровнее. — Я и вы, Люцифер.       Люцифер спрятал кисти рук в передних карманах брюк, отвел взгляд, не желая наблюдать, как Аластор пытался сохранить лицо перед ним, как тот пытался совладать с болью. В тот же миг хотелось помочь, воспользоваться даром Божьим и исцелить рану, жаль, что невозможно — латынь забылась, а если и вспоминались какие-то слова, то они обжигали язык и парализовали тело.       — Знаете, Люцифер, — на вдохе начал Аластор, — битва получилась скучной, не считаете? Поначалу было весело наблюдать, как Чарли ищет вас взглядом, но никак не находила, как надежда гасла в ее глазах, но появились вы и сразу стало не так интересно. — Взгляд Аластора устало приковался к Люциферу. Он тяжело дышал, постоянно поправлял порванную в клочья одежду, пытаясь скрыть рану, но лишь сильнее привлекал внимание.       — Погибли люди.       — Кто бы мог подумать! — По голосу Аластора прошелся яркий белый шум. — Всё-таки вы на стороне ангелов. Вы стали скучным, Люцифер. Превратились в весь этот ничтожный сброд отеля, который верит, что Господь благосклонен, что даже после единственного шанса простит и пустит в Рай. Я думал, что позабавлюсь на славу вместе с вами зрелищем, как план Чарли не сработает, как единственная пара постояльцев потеряет капельку надежды. Однако теперь эта надежда появилась и в вас. Вы жалок, как и ваша дочь, как и ваш народ.       Он окинул улыбающегося Аластора взглядом полным презрения в последний раз и, расправив крылья, вылетел из разбитого вдребезги окна радиобудки.       Они встретились вновь в тот же день через пару часов. Аластор успел купить такое же пальто, а о ране на всю грудину ничего не напоминало. Он улыбался так же, как и всегда, так же саркастично шутил и без доли стыда высказывался о «друзьях».       Пока все радовались, что Аластор оказался жив, Люцифер не разделял общих чувств. Он наблюдал за грешниками отеля издалека с нахмуренным взглядом, который приковался к Аластору. В момент, когда их взгляды встретились, Аластор улыбнулся шире и коварнее.       Люцифер остановит его, чего бы это не стоило.