Незабвенный

Двенадцатого декабря тысяча восемьсот двадцать пятого года пришел наконец ответ от цесаревича Константина Павловича, польского наместника. В нем ясно и четко говорилось, что императором он быть не может из-за своего неравного брака. К тому же, существует указ об его отречении. Николай был готов побелеть от шока, в котором пребывал уже несколько недель. Он- император! Безумие! Но он подозревал об этом, догадывался, однако, уверен не был. Теперь всё подтвердилось. Он станет следующим императором. Николай мысленно повторял слово "император", и с каждым разом это благородное сочетание букв приобретало великое, сильное,могучее значение. На ум шёл только Александр. Да, это был император! Победитель Наполеона! А он.. Да разве он - император? Разве можно ему, человеку смертному, управлять такой державой, как Россия? Александр теперь виделся ему полубогом, который смог сделать невозможное- удержать в руках Империю, сразить Наполеона, возвысить авторитет России на Мировой арене так, что голос ее теперь играет чуть ли не решающую роль. Николай мучительно закрыл глаза и опустил голову. "И-м-п-е-р-а-т-о-р" - Государь..? -тихо позвал Бенкендорф, медленно подойдя к Николаю со спины, - Вы бледны, - проконстатировал тот , чтобы в кабинете не царила мертвая тишина. Третий сын императора Павла поднял глаза на бумагу перед ним и открытую чернильницу. Ему кажется, что руки его дрожат, что он не сможет написать это письмо. Однако, Николай умеет владеть собой, не поддаваться страху. Будущий шеф жандармов тихо кладет руки ему на плечи и медленно, почти нежно, сжимает их. Кончики горячих пальцев ощущают напряжённость мышц. Александр Христофорович тяжело выдыхает, чувствуя напряжённость обстановки. Он медленно наклоняется к недавнему юноше и целует своими сухими губами густую копну каштановых волос на макушке. Они мягкие. Бенкендорф повторяет поцелуй. -Послезавтра поутру я-  или государь ,или бездыхания ,- прошептал Николай, ощущая, как наконец рука становится достаточно сильной, чтобы наконец написать письмо,-  Что будет с Россией, коли мне быть императором? Вопрос этот был адресован пустоте. Бенкендорф в третий раз повторил поцелуй в макушку, теперь более сильно и почти любовно. Он уткнулся носом в волосы Николая и поглядывал на пустой лист бумаги. Нет, он не позволит свершиться худшему. - Прошлое России было удивительно, будущее будет невероятно ,а что до настоящего - Бог решит,- мягко произнёс Бенкендорф, стараясь успокоить нового государя. "В настоящем же моменте живота жалеть своего не стану, ежели Вам будет угрожать опасность" - добавил в мыслях Александр Христофорович. -Хорошо вы глаголите, хорошо..- медленно произнес Николай, и его голос словно эхом пронёсся по холодному кабинету - Но а ежели..- он на несколько секунд замолчал,-  Тогда надобно быть готовым умереть с честью. В Петербурге темнело: ночь медленно опускалась на город, метель начинала бушевать с новой, невиданной силой, однако, на улицах столицы было тихо. Подобное затишье означало одно - скорую бурю. В эту ночь Бенкендорф не спал. Он банально не мог. Верный пёс не может отдыхать, если хозяин в опасности. Он на стороже. Тогда же, двенадцатого декабря, были получены более точные сведения о существовании заговора. Бенкендорф с ужасом узнал знакомые фамилии, про которые он уже ранее, пару лет назад, сообщал прежнему государю. Тогда он подал записку Александру о существовании некого тайного общества, приведя в качестве аргумента донос Грибовского. Но царь не отреагировал на нее должным образом, списав все на молодость. Как говорится, "кто в молодости не был либералом - у того нет сердца, кто в старости не стал консерватором- у того нет ума". Бенкендорф был членом самого близкого окружения нового государя, поэтому Николай очень многое доверял ему. И прежде всего - свое спокойствие. -Останьтесь, Бенкендорф,- голос императора был тихим, но строгим. Сегодня была ночь с тринадцатого на четырнадцатое декабря, спустя сутки после вышеописанных событий с письмом. Александр Христофорович - последний, кто покидал этой ночью Николая Павловича. Тогда стрелка показывала половину первого, когда нужно было нести вечернюю молитву. Александр чувствовал себя измотанным и отчаянно уставшим, но стоило только увидеть молодое и бледное лицо царя, как весь Бенкендорф сразу же как-то оживался, встряхивался. Чувство странной любви и безграничной преданности по отношению к Николаю придавало сил в этой страшной ситуации. -Помолимся вместе,- Николай жестом пригласил графа к молитве , Александр своей тяжёлой походкой направился к нему. Они помолились. В процессе этого Бенкендорф пернодически обращал свой взгляд к лицу императора. Он увидел,что это лицо было несчастным, сильным и решительным. В уголках глаз молодого человека скопились умоляющие слезы прощения и надежды на лучшее. "О чем он сейчас думает? О завтрашнем? Что он думает о завтрашнем?" - подумал Александр Христофорович, стараясь проникнуть в чужие мысли, -"Думает о смерти.. Я тоже о ней часто думал. А сегодня..? Нынче не имею ни малейшего желания о ней думать и не буду. Нужно в этот решающий момент людей в голове держать, точнее не людей,а способ, с помощью которого собираешься этих самых людей спасать. Подумать о смерти всегда успеется, а вот подумать о живых..". Дальше Бенкендорф ушёл в дебри своих разнообразных мыслей, которые крутились вокруг одного человека - его Государя. -Останьтесь сегодня со мной. Мне необходимо Ваше присутствие, Александр Христофорович , иначе я боюсь повредиться рассудком, - лицо у Николая бледное, с черными кругами под глазами, испуганное внутренним чувством завтрашней опасности. Бенкендорфа не нужно было уговаривать, ибо ему сегодня хочется быть рядом с недавнем юношей. Это ему нужно скорее для спокойствия своих нервов, нежели нервов Николая. - Александр Христофорович, может быть, нас завтра обоих не будет на свете. Я должен сказать Вам спасибо за вашу службу и преданность. Вы значите для меня очень много, Бенкендорф, очень много.. - он как-то замялся на слове, видимо, вновь мыслями возвратясь к завтрашнему дню. - Ваше Величество , не буду скрывать,что день завтрашний будет для нас страшен, - при этих словах взгляд его встретился с затуманенным от слёз, но не плачущем взглядом Николая, -но сейчас Вам нужно лечь спать. -спать? - переспросил Николай, - я не усну. -Я помогу Вам в этом, - медленно сказал Бенкендорф, подходя к новому императору и лаского беря его за локоть. Николай с некоторым недоумением покасился на него, но затем устало прислонился к плечу Александра Христофоровича. Он наконец почувствовал сильную истощенность всех своих сил и нужду в чьей-то сильной руке. Ему вновь захотелось стать обыкновенным великим князем , вновь почувствовать некую безмятежность. Но время спокойствия безвозвратно ушло, и Николай Павлович это прекрасно понимал. Сегодня он позволил себе слабость, так как уже через полчаса мирно спал. Голова государя покоилась на плече Бенкендорфа, а висок упирался в щёку будущего жандарма, рука обнимала мужчину за шею.  Александр обнял Николая за талию, прижимая к себе. Ноги их переплелись. Императору было тепло и уютно в объятиях больших рук Бенкендорфа. На этой кушетке было слишком мало места для двоих, да и шинелью укрыться было трудновато. Именно поэтому Александр аккуратно обнял государя,а государь - его. Граф знал способ уложить Николая Павловича спать - рассказать про славный тысяча восемьсот двенадцатый год, памятный каждому русскому человеку. Он вновь поведал ему про летучий отряд Винцингероде, про замёрзших французов, про то, как увидел наконец Москву, недавно покинутую Наполеоном. Дальше он пустился рассказывать про Лейпциг, благородство императора Александра, шалости русских офицеров в Париже, как казаки рыбу в Сене ловили. Подробная повесть действовала на Николая успокаивающе, словно любимая детская сказка, драгоценная мечта, которой так и не суждено было сбыться. Когда Бенкендорф полностью удостоверился в том, что драгоценный император спит, то быстро и заботливо прислонился своими сухими губами к горячей коже молодого человека. Александр не плакал, а лишь тихонько просил высшие силы дать ему возможность спасти и уберечь Николая от всех бед, что будут угрожать им завтра.