В поисках тебя

Даня в Бога не верил никогда. В СССР бога нет. Даня и не верил в него никогда. Когда началась война, верить начал и он, и другие. Но тогда, когда впервые оказавшись на передовой, когда он заходит в кабинет отца, дабы доложить что они готовы к выдвигаться и видит как тот, тихо склонившись над небольшой иконой, он шепотом молился. Чтобы они все из боя вернулись живыми, чтобы сын его единственный в этой проклятой войне выжил. Даня так на пороге и замирает, смотрит за ним, а тот и не замечает его, как молитву заканчивает взгляд поднимает и икону в нагрудном кармане прячет. Они молча кивают друг другу и выходят, пора выдвигаться. Когда начинают уже слышатся взрывы Даня пытается хоть какие-то молитвы вспомнить. Ему страшно, безумно страшно, он впервые на передовой. Вспоминая молитву отца он пытается повторять ее в своей голову, моля Богородицу сохранить ему жизнь. Пару месяцев спустя, они отбивают деревню близь одной из рек, Даня и название ее даже не запоминает. Людей в деревни этой уже и не осталось почти, поле рядом все выжжено и покрыто окопами и траншеями. В этих окопах они и сидели уже три дня. Даня лишь помнит как стрелять начали, фашисты наступали. Все взрывалось, горело, пахло порохом и смертью. Даня помнит, чтобы рядом взорвалось что-то, помнит как кричали, как стреляли. В тот момент он был уверен, что умрет, но, сожалений не было.

Воззри благосклонно, Всехвальная Богородица, на тяжкое тела моего страдание и исцели души моей скорбь

Слова в голове всплывает сами по себе, уже традиция, молитву про себя прогонять в голове. А Даня лишь надеется, что отец его не найдет тут, стыдно будет так, умереть, на его руках. И тогда, Даня уверен, ему именно Богородица послала тогда спасение. Он помнит, как его потащили куда-то, в окоп кажется затащили. Подмога пришла… Сестрички… у Дани улыбка на губах, он видит только, кудряшки, пара из которых выпала под шапки, да перепачканную в крови и грязи форму. Руку тянет к лицу ее, а у нее руки дрожат, но она ему так старательно голову бинтует осторожно поддерживая ее. В голове глупая мысль пробегает: «Выживу, женюсь на ней». И не помнит больше ничего. Знал лишь, что в безопасности теперь, сестричка его на ноги поставит. Спустя лишь неделю, когда их в тыл отбросили, Даня впервые узнает, что спасла его не сестричка. Сидя в солдатской столовой, едва только выписавшись, вместе со своим отрядом, Даня ловит взгляд своих солдат в стороне, слева, ближе к выходу за отдельным столом сидят санитары. Девушки, девчонки, все в одежке одинаковой, с волосами короткими, на одной лицо, но особой любовью они все пользовались, столько раз их лично из-под пуль вытаскивали. А потом он видит, как к ним за стол внезапно садится парень, тоже санитар похоже, тоже с короткими волосами, но все же длиннее чем у простых солдат, в той же форме, разве что, вместо юбки, брюки. Молодых таких обычно в санитарах было мало, все в армию бежали, на заводы, но не в санитарную школу.       –А это кто? Не припомню его. –Даня взгляд на Ромку переводит, он часто в санчасть захаживал, быть может уж роман с одной из сестричек завел, не по уставу это, но Даня не осуждает, если уж у них по любови, многие из них девушек то и не видят уже несколько месяцев.       –А, ты про Мурку нашу? –Ромка хмыкает с ухмылкой небольшой да взгляд на тарелку опускает продолжает есть.       –Мурку?       –Его в отряде так кличат все, –пожимает парень плечами, — Да и есть за что, какой пацан нормальный в санчасть пойдет, а не на передовую? Хотя они все там такие, побежали то туда наверняка, только ради девчонок. Но Мурка, то у нас и сам на девчонку тянет. Да и кудри, да фигурка, у него как у девчонки совсем, правда все в брюках ходит. — За столом смешки идут, Даня взгляд вновь на парня поднимает, рассматривает и чисто случайно взгляд его ловит, глаза красивые, на олово похоже… –А, так к слову, он тебя из-под пуль и вытащил. На спине своей оттащил в укрытие и за другими двинулся. Даня вновь на Рому переводит и поверить не может. Вот он, худощавый, угловатый паренек вытащил его из-под пуль. Да как хоть такое быть может? Думает об этом Даня еще несколько дней, а потом однажды, прогуливаясь, недалеко от части, он яблоню одинокую находит, дикую скорее всего, а сейчас сезон как раз. Он срывает, пытаясь унести столько сколько может, и в санчасть идет. Девчонки его с улыбками встречают, тут же яблоки набрасываясь с довольной улыбкой. В госпитале работы не так много было, что наверное редкость, но ребята всегда при делах, и мирному населению помогали, и одежду стирали, и тренировались. Одна из сестричек с Даней болтать начинает, улыбается мило, все поправляет волосы свои и только в тот момент Даня вспоминает о кое чем важном.       –А где у вас Мурка? –стоило верно по имени называть, да вот узнать его так и не получилось, Даня на него столько смотрел, а подойти боялся.       –Ах, Дениска! –Тут же улыбается девочка, –Он недавно от лейтенанта вернулся, а чего уже случилось, что-то?       –Можешь его позвать? Я его поблагодарить хочу. Сестренка кивает, яблоко быстро доедает и за дверью скрывается. А минут пять спустя на улице оказывается Мурка.       –Данил Михайлович, –чуть улыбаясь он протягивает ему руку, а Даня пожимая ее все взгляд от лица его не может отвести.       –Денис, верно?       –Верно, можно Денис, а можно Муркой, позывной мой так сказать. –слегка улыбается юноша. Они тогда гуляли почти до ужина, все болтали и болтали, а Даня глядя на него иной раз дышать забывает. –Я не знаю как тебя благодарить, ты мне жизнь спас, я тебе по гроб обязан теперь.       –Если уж хочешь поблагодарить меня, поменьше подставляйся под пули. –Денис улыбается ему, щеку слегка почесывая, –А выходить за меня не стоит, –спустя пару секунд тишины со смехом добавляет он.       –Откуда ты…       –Ты в слух это сказал, прежде чем отключиться. Все в порядке, я и похуже вещи слышал. Не переживай. Денис кажется красивым, с нежной улыбкой и, на первый взгляд, мягкими и пухлыми губами, но мысли эти он эти старательно прочь гнал. Да вот Дениса из головы выкинуть не получалось. Была ли то благодарность простая, или нечто большее он не знал. Едва ли. Скорее на то влияли те слова Ромы, что Денис на девушку похож. Их роты объединяют. Два года они идут бок о бок. Даня стреляет, убивает, взрывает. А Денис из раза в раз вытаскивал Даню и его сослуживцев из-под пуль, чудом лишь выживал каждый раз. Идя в бой Даня теперь не только о себе переживает, но и о Дениска еще. Они болтают часто когда возможность такая есть. Денис его на три года младше, ему 19, родом он из Ленинграде. Узнается это случайно, Даня застает Дениса за письменным столом с конвертом в руках. Это была единственная его просьба за все время их «дружбы», Денис все лицо старался от стыда прикрыть, будто не понимал, Даня за него свою жизнь отдать готов, сколько раз Денис рисковал своей для него?       –Я о больше не прощу, только отправь его пожалуйста, при первой возможности!       –Обязательно, Денис, я поговорю с отцом и отправим его в… –Даня скользит взглядом по конверту, –Ленинград? Денис лишь кивает на это, волосы свои треплет, он их отстриг недавно, короткие теперь совсем, но такой же красивый. Он тогда и рассказал, что родом из Ленинграда, после блокады, отец его по связям, смог его как-то вывести, а сам там остался. Ему то письмо и предназначалось. Даня не давал ему никаких гарантий, а Денис их не просил, оба понимали, что письмо даже если дойдет, то ответа ждать не стоит. Но надеется хочется. Даня его по волосам треплет и улыбается. Он для Дениски все сделать готов, и письмо отправить, и жизнь свою за него отдать. Лишь бы эти прекрасные губы и дальше улыбались. Осознание это обухом по голове бьют. Ну как же это так? Он ведь парень тоже! Была ли то вина войны, или же тот факт что девушек то рядом кроме санитаров, которых все за родных сестер считали, не было. Однажды, темной ночью весенней, не спалось Дане, на сердце тяжело было, предчувствие плохое на душе весело. Не спалось той ночью не только ему, как оказалось. И вот они вместе стоят под ночным небом, кругом лес, их едва ли увидит кто-то если не будет планомерно искать. Было в этом что-то, из-за чего Даня иной раз забывал, какого это, дышать. Чистое небо наполненое звездами и луной, что едва ли освещает их, кругом хаос, война, разруха, смерть, голод. А Даня лишь наблюдает за тем с каким интересом Денис рассказывает ему о звездах. Ему все равно, что вообще-то, увидев их кто-то сейчас, в лучшем случае оба выговор получат, плевать если завтра кого-то их них убьют. Хочется лишь думать о том что есть сейчас. Что сейчас рядом есть он.       –Ты так смотришь на меня будто сейчас по целуешь, –Денис смеется, тихо так, как только он может, по-настоящему искренне несмотря ни на что.       –А можно?       –А я думал ты никогда не спросишь. Денис сам вперед поддается, руку на Данин затылок кладет и целует. Нежно целует так, невинно совсем, руками по затылку кладет. А Даня тут же его за талию к себе прижимает и улыбается в поцелуй. Дениска и правда только кажется хрупким, Московский ведет рукой по его спине, лопаткам поглаживая осторожно, будто боясь что еще немного и пропадет он. Под тканью формы ощущаются плотные мышцы.       –А я думал, что ты не сделаешь это, испугаешься. –Тихо смеется Денис, пальцем по губам осторожно проводит. –Как же я теперь буду думать о ком-то кроме тебя…       –Думаешь я не ищу тебя глазами каждый раз? Никого кроме тебя не вижу. За себя не боюсь, а за тебя все время беспокоюсь. Не могу думать о том, что однажды просто не увижу тебя.       –Пока ты рядом со мной ничего не будет. Обещаю, –Дениска голову ему на плечо кладет, глаза прикрывает, а спустя мгновенное будто опомнившись, говорит, –Нужно в часть вернуться, у нас проблемы будут… Даня лишь его в лоб его целует и кивает, жалеет, что не может растянуть момент на подольше. Два месяца они так же как и раньше проводят бок о бок, деля короткие поцелуи и объятья в те редкие моменты, когда их никто не видел. Да вот только, счастье не вечно, особенно когда на дворе война. Приказ о разделение звучит как смертный приговор. Данину роту отправляют на самую передовую, как группу поддержки ближайшего батальона. Отряд Дениса же делят поровну, часть идет с ними, а часть перебрасывают под Ленинград. И конечно же в этой половине оказывается и Денис. Это последний их вечер рядом друг с другом, увидятся ли они снова? А если и увидятся, то когда? Они сбегают после ужина, у них не больше 10 минут прежде чем их хватятся. И Даня лишь обнимает его, прижимает к себе и лицо в его шее прячет, отпускать его совсем не хочется. Ну как! Как Даня должен ночью спать зная, что Денис где-то там, далеко, собой жертвует из-под пуль кого-то вытаскивая?       –Знаешь, это может глупостью показаться, –Осторожно отстраняясь шепчет Денис и с своей шее снимает подвеску. На плотном черном шнурке, небольшой серебряная звездочка. –Мама, мне ее перед самым отъездом подарила, сказала, это звезда обязательно укажет мне путь домой. А теперь, мой дом это ты. Надеюсь она поможет мне отыскать тебя несмотря ни на что. Денис улыбается и осторожно в его руку вкладывает подвеску, а второй рукой по Даниной щеке проводит, гладит. Нежно так, ласково. Даня думает, что должен, тоже что-то ему оставит. Думает, думает, а затем подвеску на свою шею одевает и прячет под формой, ближе к сердцу. А сам с руки своей снимает кольцо, красивое, золотое, отец его подарил на пятнадцатилетие. Даня его на мизинце всегда носил, просто чтобы не мешалось, а у Дениса пальцы меньше, ему как раз безымянный налезет, даже не болтается почти.       –Я тебя найду. Слышишь? Найду обязательно, на том свете или на этом, но найду. Найду и никогда не отпущу больше. Всегда рядом с тобой буду, свет мой.       –Я тебя буду ждать, родной, каждый день ждать, навсегда мое сердце тебе принадлежит.