Музыкант

— Ты совсем тупий, не? — Нигель нетерпеливо соорудил из своих пальцев хитрую комбинацию и надавил на струны. — Ось так це робиться, — и лёгким движением руки по струнам вычленил из новомодной гитары чистый звук. У него, такого чмошника, всегда всё выходило отменно и с первого раза. Казалось, Нигель был рожден с рогаткой в одной руке и с нотными листами в другой, потому что никак по-другому его природный дар к музыке – и к созданию проблем вселенских масштабов – объяснить не получалось. Теркель зажать аккорд, требующий для своего исполнения более, чем три пальца, не мог. Фаланги путались, задевали ненужные струны и съезжались, из-за чего гитара болезненно ревела. Хуже у него, наверное, только в волейбол играть удавалось. Даже поставленный на кон ящик светлого, который, между прочим, достался ему таким же трудом, как выученный бой шестёркой, стимула не придавал. Напряжённый мозг парня, закипел, а из ушей повалил пар, но он мужественно, насколько вообще это слово могло сочетаться с его искривлённой физиономией сейчас, кивает и повторяет. — Я понял. Я всё понял. Сейчас точно получится... – Неловкое дергание и снова неудача. Теркель мысленно упал на колени и жарко замолился всем всевышним силам, кои только существуют. Если все так и продолжится, то не видать ему компании красавца-барабанщика, а вот это точно итак искалеченное сердце разобьёт вдребезги. — Ну ти и лох, — Хохотнул горе-учитель. — У тебя слишком затяжний случай разумовой отсталости, так що мои попытки навчити тебе нормального житя бесполезны. На очередные обзывательства стоило бы не обращать внимание, но Теркель как человек с тонкой душевной организацией промолчать не мог – каждое обидное слово словно раскаленным железом под рёбрами отзывалось, поэтому он злобно зыркнул на Нигеля, и цыкнул: — Чья бы курица мычала!.. — за этим последовала кривая ухмылка оппонента и нечленораздельное бухтение из которого разобрать удалось только "Пиздец". Могенсен, которого такая реакция совсем не удовлетворила, обиженно продолжил: — Я вообще-то помочь тебя прошу, а не чморить при первой возможности. — Так я и не чморю, — Нигель только забавлялся. Теркель ткнулся лицом в гриф гитары и обречённо простонал: — Сука, да почему он музыкант? Почему не флорист какой-нибудь?! — Хахаль твой новий? Музикантом быть – це престиж так-то, — Нигель легонько толкнул страдальца в плечо и преободряюще улыбнулся. — Не ссы, научишься ти играть. — Я не... Боюсь, — Парень обнял инструмент и отвёл взгляд в сторону. Он не то, чтобы боялся. Просто было тревожно от мыслей, что, во-первых, у того-чьё-имя-он-так-и-не-спросил (был слишком взволнован) кто-то есть, во-вторых, что Теркель не в его вкусе, в-третьих, что он просто опозорится с его неумелыми попытками овладеть гитарой, что... — Просто не знаю. Иди нахуй, кароче, — Продолжать список можно было до бесконечности, но время поджимало, и тратить его на такую ерунду было бы грешно. А ещё было обидно – Теркель так старается, а прогресса почти никакого! — Э, сам иди. Сейчас доогрызаешься тут мне! Домой Теркель возвращался в приподнятом настроении. Он всё же выучил пару аккордов, да и Нигель его больше не подтрунивал – вот может же быть адекватным, когда захочет. Ну, или когда ящик пивка ему дать... В общем, не все так плохо, как было с утра. Дом его встретил очередной родительской дискуссией об очень важной теме и орущим телевизором, перед которым залипала сестра. Теркель с грустью отметил, что тихая атмосфера в вечно холодном доме Нигеля, изредка прерываемая их бренчанием на гитаре и ленивым переругиванием, ему нравилась больше. Вообще, Теркель никогда и не думал, что они смогут подружиться. Будучи слишком разными, они недолюбливали друг друга, цапались. А как-то раз, на закате средней школы, Нигель нашел его личный дневник. Высмеивал долго и беспощадно, так, что Могенсен пару недель упрашивал родителей перевестись в другую школу — каждый раз получал твердое отцовское "нет". А потом Теркель увидел их с его дружком, целующимися в курилке за школой, и наступил умиротворённый нейтралитет. Сил на выполнение домашки или подготовку к громыхающим на горизонте экзаменам сил не было, поэтому Теркель, стянув с себя обувь с лёгкой курткой – осень стояла теплая – прошел в гостиную. — Привет, — Не повернувшись, кинула ему Фиона. Персонаж на выпуклом экране надрывно выкрикнул признание в любви, а со стороны кухни послышался недовольный голос родительницы. — Ага, привет. Что они опят делят? — Теркель сел рядом с младшей и тоже взглянул на телевизор. Ерунда. — Мама сказала, что папа слишком холоден к ней и не заботится о нас. — А папа что? — Начал отрицать это, и пошло поехало. Диалог, вероятно, главного героя с его пассией, типичной туповатой на лицо блондинкой, начал приобретать краски – девушка сказала, что любит другого, и у Теркеля по коже пробежали мурашки, но он быстро отогнал непрошенные стайки мыслей и вздохнул: — Как обычно, — Родители, кажется, ссорились по расписанию. Они с Фионой уже привыкли. Парень в телевизоре драматично взмахнул рукой и запел. Блять, мюзикл?.. Жизнь Теркеля, по правде, тоже с каждый днём всё больше напоминает дешёвенький мюзикл: сперва он обратился за помощью к парню, с которым долгое время враждовал из-за каждой мелочи, сейчас учится играть на гитаре так же, как на своих крепко натянутых нервных струнах – короче делает всё, чтобы его взяли в невозможно-ужасную инди-группу в их городе, а затем планирует пригласить барабанщика оттуда на свидание. Не песней, конечно, желательно – словами, но там как получится. Впервые Теркель увидел его в конце лета. Вбирая в себя последние солнечные деньки, безмятежные и совершенно отдаленные от суеты экзаменов, Теркель, с велосипедом под боком, шагал к рампе. До места назначения оставалось с полсотни шагов и две песни в наушниках, как на встречу вышел он. Он в вальяжном одиночестве шёл непонятно куда и непонятно откуда. Сердце Теркеля сделало кульбит, двойной переворот по оси игрек, аксель, сальто и, возможно, на минуту замерло. Способность говорить, слышать и видеть пропала на часа три. То, как парень выпускал сигаретный дым изо рта отпечаталось с обратной стороны век, вероятно, навсегда. Второй раз был в начале сентября. Парень сокрушительно опаздывал на первую в учебном году химию и, боясь быть наказаным дополнительными после уроков, не заметил как врезался в кого-то около школьных ворот. Опомнился только тогда, когда услышал колкость про косоногость и сперму в глазах, и почувствовал выразительный взгляд, сверлящий прямо в душу. Теркель всю ночь провалялся с мыслями о любви с первого взгляда, а на следующий день передёрнул раз десять, размышляя об крышесносно-охуительном незнакомце. А недавно на школьной доске объявлений на первом этаже он увидел яркий плакат, кричащий о поиске гитариста в группу, сколоченную немногочисленными участниками музыкального кружка, куда, по словам Нигеля, входил и загадочный новенький из параллельного, рукам которого, Могенсен готов был безоговорочно отдаться. На этом моменте Теркель понял что судьба, так часто насмехающая над парнем, решила сжалиться и дать шанс. Лохануться было запрещено, и от этого руки при каждом взгляде на страдальческую бумажку с вырисованным скрепичным ключом сбоку прошибало на трясучку. Фиона шумно поднялась с места, чем отвлекла брата от буйного мозгового штурма. — Пойду в комнату. — Ага. — Знаешь, ты какой-то странный в последнее время, — Сестра подбоченилась и недовольно покачала головой. — Если надумаешь вешаться, то я заберу твою приставку, — и вышла. Подозрения её были напрасны. Спрыгнуть с крыши он никогда бы не осмелился – побоялся бы выжить и остаться инвалидом. Хотя, если его план провалится, и чувства окажутся отвергнутыми... Так, хватит. Теркель встал и, пошатнувшись, направился в свою комнату. Единственное, чего сейчас хотелось – заснуть крепким сном. — А может, ещё пару деньков позаниматься? — Нет, пидарок кучерявый, вали сейчас. За неделю Теркель выучил все основы, гитариста юные музыканты так и не нашли – все шло по плану, катилось как по маслу. Только решимости в парнишке так и не прибавилось. Беспокойство тяжеленными цепями окутало все тело, вместо крови в венах бурлил свинец. В предвкушении сегодняшнего шоу, самой яркой звездой которого ему предстояло стать, в животе скрутило и неприятно заклокотало – весь сегодняшний завтрак захотел вылезти наружу и узреть мир. Нигель, порядком подуставший от душераздирающих затупов Могенсена, взял ситуацию в свои руки и поставил ультиматум, либо сегодня он идёт и претендует на звание гитариста, либо идёт в пизду. Выбор был очевидным. — Хорошо, — Теркель рвано выдохнул и поправил съехавший с плеча ремешок гитарного чехла. — Сейчас, я только успокоюсь. Как там дышат американские ФБРщики – квадратиком, крестиком или ноликом – парень не знал, поэтому просто набрал полную грудь воздуха и замер. Ему казалось что, научившись играть, он без проблем войдёт в музыкальный класс и покорит всех. На деле оказалось, что его трясет только от мысли об этом. — Бувай. Аривидерчи, — Нигель звонко хлопает его по плечу и сваливает. А мог бы подождать!.. Круглая дверная ручка выскальзывает из вспотевшей ладони – Теркелю требуется ещё пара попыток, чтобы войти. — Кто там зубится, бля? — Ёбанный сверчок... — Джейсон, не ругайся! — Его зовут Джейсон. Окей. Теркель наконец-то узнал его имя. От абсурдности происходящего захотелось разрыдаться. — Эм... — У него поджилки снова затряслись, а на лбу образовалась испарина. Соображать было сложно. — Я тут слышал, что в вашу группу гитарист нужен, — голос не дрожал, и то хорошо. Теперь главное не брякнуть какую-нибудь глупость. — О как, — Джейсон, до этого увлеченно крутящий какие-то загадочные приблуды на барабанной установке, повернулся. — Привет, — Перед лицом возникла темноволосая девушка. Она по-лисьему хитро улыбнулась и обратилась к барабанщику: — Ну-ка, Джей, прими новенького, — И, подтолкнув зависшего Теркеля вглубь кабинета, скрылась. — Кофточка, ты... — Протянул ей вслед юноша. — Я ей припомню. Могенсен не знал куда себя деть и что говорить. — Слыш, кучеряха, ты, это самое, ну, расчехляй инструмент и показывай, что умеешь. Чего встал столбом? — Джейсон отошёл от барабанов и неловко кивнул в сторону комбоуселителя, стоявшего на полу в углу комнаты. — А-ага, — Теркелю захотелось отвесить себе пощечину и кинуться под машину. Подходящие слова для разговора никак не находили, только крутились где-то на языке невидимым волчком, но никак не материализовались. Он на автомате подключил и настроил гитару. Настроился сам. Он сыграл что-то простое, Джейсон, явно удовлетворенный, похлопал и пригласил на репетицию. — Заебись, играешь, Теркель, я думал будет хуже, — Парень покраснел от похвалы и оттого, с какой довольной интонацией было произнесено его имя. Спустя какое-то время они стали ходить вместе на рампу, чтобы кататься на скейтах. А ещё, чтобы романтично пить колу и целоваться.