***
— Займись уже хоть каким-нибудь делом и прекрати ныть мне на ухо! А теперь проваливай, — и за дверь пинками вылетает светловолосый парень в тёмном идеально выглаженном деловом костюме, но потрёпанные волосы и слегка мятый воротник явно свидетельствуют о том, что он только что побывал в кабинете начальника. Хотя Джаст сам виноват, что снова нарвался на гнев Альцеста: он уже вторую неделю приходит и говорит, что бумажная волокита не в каком-то обычном офисе, а в офисе самого ФБР его уже знатно достала. Вокруг бегают, суетятся агенты, собирают наряды на рейды или задержания, а он просто сидит, потому что, видите ли, недавно оправился от травмы. Да, возможно, он и вправду переоценивает себя, но руки так и чешутся схватит пистолет и пойти в самую глубь чёрного рынка, чтобы расправиться с парой говнюков, но такова была жизнь этого парня — бурная и не стоящая на месте. Однако после серьезной травмы головы, сотрясения и осложнений со зрением, из-за чего теперь приходится носить очки, остальные явно считают, что он вышел из строя. Но нет! Вот он, идущий к своему кабинету с папкой в руках. А папка-то непростая, а ярко-красная — «по особо важным делам». Альцест знает, что, как бы сильно Джаст ни покалечился, на нём всё заживает, как на собаке. А оперативник и следователь из него отменный, поэтому давать мелкие поручения и потом снова выслушивать о том, какие они утомительно скучные, ему уж точно не хотелось. Легче пойти на поводу у этого чёрта, который с довольной улыбкой проходит по длинному коридору, где тут и там снуют офисные работники, иногда мелькают оперативники, и машет в раскрытую дверь кабинета Сэкби своей находкой: пусть завидует. Его собственный кабинет, светлый, в меру большой, но заставленный и с пола до потолка увешанный бумажками, плакатами и красными нитями между деталями дел, чтобы те не путались, находится в самом конце коридора, и дверь, выкрашенная в красный (по просьбе самого Джаста, который когда-то стал одним из первых работников этого отдела), выглядела как вход в преисподнюю. Но он любил этот кабинет, в нём он чувствовал себя самостоятельным и настроенным на решение любой головоломки, даже самой сложной. Вот и сейчас Джасту поручили новую задачку, которую, зажав между зубами карандаш, он несомненно решит. Он плюхается в любимое кресло, закидывает ноги на подставку и расслаблено откидывается, открыв папку на самой первой странице. Рапорт, ещё рапорт, фотографии с места происшествия, досье… С черно-белой фотографии на Джаста смотрит улыбающийся паренёк, наверняка не старше его самого, в руках у него веер карт, а за спиной толпа зрителей. Что, вообще, за чертовщину подсунул Альцест? Уличных фокусников? Оперативник возвращается к рапорту, может, хоть там ему прояснятся детали. «… называет себя всадником, начинал с мелких уличных шоу, грабежей богатых ради бедных, оказался неуловим для полиции. Проводит крупные шоу в разных концертных залах, на данный момент считается соучастником/зачинщиком более восьми крупных грабежей на сумму не менее одного миллиона долларов…» Глаза Джаста превращаются в два огромных блюдца, он возвращается на страницу с досье и снова изучает его, задерживаясь ненадолго на улыбающемся ему с фотографии парне. Мужчина откланяется в кресле и закидывает голову назад, будто пытаясь взболтнуть мозги в голове и уложить там полученную информацию. Выходит не очень хорошо. — Этот-то… более миллиона долларов… — парень шепчет себе под нос, встряхивая светлую шевелюру, словно пытаясь разглядеть в этом человеке кого-то другого. — О, Альцест тебя до «Иллюзионистов» понизил, весьма похвально. Только, кажется, это ты его гипнотизируешь, а не он тебя, — голос товарища слышится почти над самым ухом, хотя это «почти» растягивается минимум на полтора метра над сидящим в кресле Джастом. Сэкби медленно отпивает кофе и ухмыляется собственной колкости. — А если без шуток, то дело не лажовое, он, как там написано, очень хорош. Сам видел. — Видел? Есть видео? — ого, неужели от Сэкби может быть толк, хоть что-то кроме язвительных шуток и замечаний. Удивительно. — Сам видел, когда он ещё мелкой сошкой был, на улице недалеко от моего дома иногда выступал, — парень усаживается на стул напротив стола товарища и задумчиво поднимает взгляд. — Сколько бы раз наряды полиции ни приезжали, БУМ, испарялся в дымовой завесе, исчезал в потоке людей или буквально растворялся в луже воды, представляешь?! Вот это я понимаю магия… — Вот это я понимаю шарлатанство и грабежи. И он всё ещё на свободе, всё ещё рубит бабки? Неужели ни разу так и не поймали? — Нет ни одного прямого доказательства его виновности, счета почти пустые, подозрительных транзакций нет, а главное, нигде не светился на камерах. Ни в одном из ограбленных им банков, — Сэкби наконец-то разворачивается к другу лицом и тыкает его в лоб, хихикая. — А ты, дурья бошка, хорошо, видимо, головой приложился. Не помнишь, как Альцест чуть половину офиса не переувольнял? Тогда-то Алфёдов и был тут, и именно он довёл старика до высшей точки кипения, а потом ушёл, и ему всё как с гуся вода: абсолютно чист. И воспоминания действительно ударяют в голову. Во время жаркого июня Джаст был одним из немногих, кто отложил свои отпускные дни на лучшие времена и занялся давно забытой работой. В офисе было прохладно, особенно в его кабинете, где по словам переодически приносившего новые документы Клэша, товарищ устроил морозильник, а Джасту было смешно, поэтому тот только и кидал коронное «поплачь об этом Сэкби в плечико» и отмахивался от низкорослого парня. Свой кабинет следователь холил и лелеял, тут раскрывались самые громкие дела, было выпито немало хорошей выпивки и была сломана не одна сотня жизней несправедливых граждан. В те счастливые дни, когда в офисе никто не суетился, не стучался каждые три минуты и не беспокоил своими «Мистер Энди», на столе был полный хаос, а мысли наконец-то пришли в порядок. А когда после мучительных семи часов муторной волокиты Джаст, потягиваясь, вышел выпить кофе, то увидел, как кого-то окружили кольцом и ведут в допросную. Тогда он из любопытства заглянул в тонированное стекло и увидел паренька-альбиноса, болтающего ногами и перебирающего между пальцев карты. Работник тогда ещё удивился, с каких это пор в офис ФБР водят мелких воришек, а тут, значит, вот что. — Не повезло тебе ловить того, кого даже обвинить толком не в чем. Но если тебе интересно мое мнение… — Не очень, — названный отвернулся к ноутбуку. И когда он почти смог переключить на него своё внимание, друг выдал: — Тебе стоит сходить на шоу, может, узнаешь чего полезного. Я должен был пойти с Клэшем, но он занят на работе, так что сходи и, если найдешь, прихвати какую-нибудь девочку, а то ты что-то совсем от недотр… Ручка прилетела парню прямо в лоб, и тот скривился, потирая место ушиба. Джаст только усмехнулся и кинул коронное «поплачь об этом», когда за Сэкби хлопнула дверь в кабинет. Он наконец-то вздохнул и задумался, может, и вправду стоит сходить, посмотреть, с кем он хотя бы имеет дело.***
Вечер располагал какой-то праздностью, будто только и ждал, когда этот нелюдимый парень захочет проветриться хоть куда-то, кроме офиса и бара в паре кварталов. Джаст поправил на себе белую рубашку, чёрные брюки и натянул поверх кашемировый кардиган — вынужденная мера, чтобы спрятать пистолет в кобуре на бедре, он как-никак на задании. Волнение накрыло только по приходе к месту проведения концерта. Людей там толпилось не меньше двух тысяч, где-то хаотично орали кричалки и имя виновника торжества, где-то вставали в очередь на вход, и Энди последовал их примеру, осматривая всё вокруг на предмет чего-то, за что можно было бы зацепиться. Но ничего. Абсолютно. Охрана постепенно пускает людей в здание театра, и очередь начинает рассасываться, но на улице, по мнению Джаста, всё равно оставалось слишком много людей. И тут к зданию, громко и часто сигналя, подъезжает огромный чёрный грузовик, чудом не задавивший зевак в толпе. Тонированные окна, полированный кузов и громадный контейнер. На секунду по всей улице прокатывается вздох, и кажется, что все одновременно затаили дыхание, будто ждали чего-то. И правда что-то начинается. Музыка, похожая на ту, что обычно играет в детских шкатулках, и напоминающая вальс или колыбельную, сначала тихо, но с каждой секундной всё громче выливается из динамиков по периметру грузовика. И когда композиция подходит к логическому пику, музыка уже раздаётся на всю улицу… и резко затихает, а затем где-то что-то громко щёлкает, из-за чего Джаст инстинктивно хватается за набедренную кобуру. Взгляд бегает от кабины к контейнеру и по толпе, которая снова начинает шуметь, но теперь ещё снимая всё происходящее на телефоны. Щелчок, щелчок… звук, как будто кто-то крутит шестерёнки, и БУМ, сотни и тысячи хлопьев снега вырываются из грузовика, разлетаясь в разные стороны. Под восторженные крики и ахи толпы улицу словно окутывает снегопад, Джаст протягивает руку и мнёт в руках крупные хлопья. Действительно снег… Но мысли о том, как такое могло произойти и зачем это было сделано, прерывает воодушевленный голос: — Дамы и господа, подходите ближе, наслаждайтесь августовским снегом! Говорят, что удивляться можно только таким необычным явлениям, но что, если я скажу вам, что это меньшее из того, что сегодня захватит и очарует ваше сознание! — на крыше чёрного контейнера появляется тот самый человек с чёрно-белой фотографии, та же улыбка, та же толпа зевак вокруг, только веера карт не хватает. Хотя и снега уже достаточно. — Знаете ли вы фокус с перемещением? — по улице разносится положительный ответ, и даже Джаст не сдерживается и еле слышно угукает, не сводя глаз с обворожительного силуэта. А ведь парень был безумно красив, особенно благодаря направленных на него десятков прожекторов, снега, всё ещё парящего вокруг, и восхитительной улыбки. Даже издалека светлые глаза, обрамлённые белыми ресницами, пронзительно смотрели в душу. Аккуратные серебристые кудри были уложены слегка назад, открывая вид на лицо. А эта белая, почти полупрозрачная рубашка на завязках и прямые штаны, боже, этот парень, кажется, был рождён, чтобы быть идеальным. — Что ж, вижу многие из вас знают. И наверняка вы даже видели эти трюки с голубями, деньгами и блёстками, — с каждым словом парень словно доказывает, что всё это просто и банально, доставая из-за пазухи птицу, изо рта сто долларовую купюру, а из рукава только что мягко указывающей на толпу руки вырывается небольшой вихрь из глиттера. Интерес к этому парню у Джаста растёт всё больше. Рабочий интерес, разумеется. Он внимательно следит за каждым движением иллюзиониста, но никак не может найти ни единого объяснения происходящему. — Но видели ли вы когда-нибудь, как человек без подручных средств растворялся в воздухе? Сейчас я вам покажу. Со мной только грузовик и немного волшебства. Готовы? Джаст хватается за кобуру, готовый выкрикнуть заветное «ни с места!», но с лёгким щелчком пальцев парень подпрыгивает и проваливается, как кажется, сквозь контейнер. По толпе бежит шёпот, и люди стараются встать на носочки, чтобы увидеть, куда делся загадочный фокусник, но из контейнера вдруг раздаётся голос: — Ох.. Вы думаете я тут, внутри? — раздается такой звук, как когда ты костяшками пальцев стучишь по тонкому железному пласту. — Я думаю, вы ошибаетесь. Проверьте сами, — стороны контейнера вдруг дребезжат, серые полосы расчерчивают сталь, и наконец-то появляется изображение. Посреди сцены, той, что внутри здания, уже стоит иллюзионист и машет рукой зрителем с самой приветливой и уверенной улыбкой, которую Джасту когда-то приходилось видеть. — Если вы думаете, что это запись… я должен вас огорчить. Представление только начинается, — и БАХ, контейнер распадается, словно карточный домик, являя пустоту. Даже если раньше оперативник надеялся увидеть внутри механизм, выбрасывающий снег, то сейчас… мысли словно слились воедино, как и восторженные крики вокруг. Что за чертовщина происходит прямо на его глазах? Взбудораженная представлением толпа остервенело бросается внутрь здания, и билетёры начинают работать в разы быстрее, чем до этого, чтобы пропустить всех торопящихся как можно скорее. Джаст остаётся позади толпы, не желая быть раскрошенным, поэтому, когда спустя время его билет помечается кривой красной улыбочкой, он оказывается в уже до отказа забитом зале и находит своё место. На сцене всё ещё пусто, но подиум подсвечивается и ждёт своего звёздного часа. На сцене появляется высокий парень, одетый в чёрный фрак и старомодный, но весьма красивый цилиндр. На его лице играет хитрая улыбка, которую Джаст узнаёт не сразу. Кажется, когда он пробегал глазами по другим фрагментам дела, она была там. А имя её владельца — Пугод, пару раз его видели в компании его цели и даже подозревают в соучастии. Хотя его и так уже можно было закрыть в тюрьме на неплохой срок за десятки и сотни мелких краж, побег, сопротивление полиции и трёп нервов тех же полицейских. Модди не работал в ФБР, но был на хорошем счету у Альцеста и самого Джаста, поэтому переодически они интересовались делами друг друга, даже ходили в бар. И около года назад спокойный, можно сказать неконфликтный, Модди стал дёрганым и агрессивным. А когда Джасту наконец-то удалось разговорить того после нескольких стаканов виски за закрытой дверью своего кабинета (никто же не скажет Альцесту, да?), Модди поведал ему о новом «злейшем враге» — этом самом Пугоде. Да, проблема была не в том, чтобы закрыть его в камере, а в том, чтобы удержать его в ней, а себя — от нервного срыва. Но каждый раз любой план Модди шёл коту под хвост, и он сам почему-то был заперт в камере участка, а ключ соблазнительно болтался на таких же соблазнительных тонких пальцах трюкача. Каждый раз Пугод уходил, оставляя после себя только воздушный поцелуй и шлейф какого-то мужского одеколона. Прожекторы подсвечивают его стройную фигуру на сцене, и оперативник слышит вокруг себя восторженные вздохи и смущённое хихикание. Да, этого парня явно не обделили природным очарованием, но Джаст лишь скучающе оглядывает его и нажимает на небольшую кнопку на внутренней стороне воротника, которая микропроводом соединяется прямо с камерой на запонках. Кажется, шоу вот-вот начнётся. — Как вас, на удивление, много, дамы и господа. Что ж, я очень рад видеть каждого из вас. Вы попали на шоу самого искусного мага десятилетия, нет, даже тысячелетия, — он снимает с себя шляпу и делает реверанс. Откуда-то слышится грохот, будто кто-то упал в обморок, а тому смешно, улыбка не спадает с его лица. — Вы хотите что-то поистине волшебное, да? — зал положительно откликается и выжидающе смотрит на человека на сцене. — Я предлагаю начать с классики. Вы наверняка часто видели, как дядя фокусник снимает свою шляпу, — парень показательно крутит в руке головной убор, опуская его вниз дном, — засовывает свою руку и вытаскивает кролика, — совершая описанные действия, Пугод опускает руку в цилиндр, но вместо привычного кролика достает оттуда… ботинок?! — Ой, не то. — Это моё, идиот, отдай! — зрители разражаются хохотом, и даже Джаст восхищённо (точно не испуганно или обижено) раскрывает глаза размером с две тарелки и вытягивается на сидении. Он может поклясться, что за спиной Пугода никого не было ещё секунду назад, а сейчас позади него словно материализовался другой человек, знакомый следователю из рапортов. Эти большие медовые глаза и взъерошенный ёжик на голове не узнал бы только идиот, и не только в кругах полиции. На языке крутилось глупое прозвище «Синьор Жираф» из отчёта, и Джаст скривился, думая, как можно называть себя таким именем. Синьор грозно смотрит на возвышающегося над ним Пугода и выхватывает из цепких рук ботинок, натягивая на собственную ногу, и под руку его бережно поддерживает… Алфёдов?! Они что, как в майнкрафте пьют зелья невидимости?! Или мантию невидимку откопали?! Иначе как они умудряются появляться так же быстро, как исчезать. Шоу, кажется, летит со скоростью света. За этот час в голове Джаста словно лопаются все извилины от напряжения. Каждый раз, когда Алфёдов исчезал за кулисами во время фокуса или просто из поля зрения следователя, в его голове звучала сирена, настойчиво кричавшая найти того снова, не выпускать, а лучше, вообще, взять и схватить прямо сейчас, не давая возможности вовлечь в свои игры и загипнотизировать. Но Энди упорно сидел на своём месте, сжимал побелевшими пальцами подлокотник и кусал бледные губы, сердце в его грудной клетке выписывало кульбиты. Ближе к началу второго часа, когда шоу уже начинает подходить к завершению (судя по билету), Жираф внезапно поднимает на зал задумчивый взгляд: — Есть ли среди вас те, кто всё ещё сомневается в том, что мы действительно творим чудеса, а не нагло обводим вас вокруг пальца? — Да, мне тоже очень хотелось бы узнать, ведь на каждого такого человека у нас найдётся способ сломать его мозг и переубедить! — в зале поднимаются руки, кто-то просто выкрикивает свой ответ, и Алфёдов поднимает руки в примирительном жесте, желая успокоить толпу. Публика погружается в ожидающую тишину. — Для этого фокуса нам понадобится кто-то из вас, зрителей, а для того, чтобы выбрать, мы решили устроить… — Бинго! — пронзительный голос Пугода слегка оглушает Джаста, но всё же выводит его из транса раздумий. Ему нужно стать добровольцем, ему нужно подобраться к ним максимально близко, чтобы они не успели ускользнуть от наручников. — В этих трёх банках у нас есть шарики со всеми сидениями, рядами и секторами. Сейчас мы дадим возможность произвольным зрителям выбрать все три категории. Итак, вы готовы? Зал взрывается аплодисментами и возгласами, Джаст напрягается, под угрозу может попасть жизнь простого человека, мало ли, что эта тройка задумала… Алфёдов спрыгивает со сцены и подносит кому-то в первом ряду стеклянную баночку с белыми бумажками, запечатанными в прозрачные шарики, словно в игровом автомате, но кажется, девушке, которой и выпала честь, вообще не до выбора, она завороженно пялится на иллюзиониста и отмирает, только когда тот что-то тихо шепчет ей на ухо. Она вытаскивает шарик и передаёт его Алфёдову, тот благодарит её и возвращается на сцену к двум другим иллюзионистам. В его руках теперь три прозрачных шара, и он показывает их так, чтобы увидели все. — Что ж, и счастливчиком становится… — он разворачивает первую бумажку и кидает части шарика на пол, какая-то совершенно другая улыбка трогает его губы совсем слегка, так, что заметить её успеет лишь тот, кто пристально следит. Джаст замечает, и от этого сердце готово выскочить из груди от волнения. — Сектор 3, — следователь сжимает пальцами подлокотник, и капля пота скатывается по спине под рубашкой. — Ряд 17, — неприятное ощущение того, что что-то ускользнуло от него, заполняет мысли Энди, и он сглатывает вязкий ком в горле. — Место… 14c! 3 17 14c, прошу вставайте и поднимайтесь к нам! Но в ушах у названого только гул и собственные мысли, страх сковывает грудную клетку, и дыхание сбивается. Нет, он не боится выступать и человека этого не боится. Но таких совпадений — совершенно точно да. Что он упустил, что и когда успело выйти из-под контроля и попасть в хищные лапы выступавших шарлатанов? Оно не может.. оно не могло… где-то здесь точно ошибка, точно есть подвох. Но вопреки всем своим мыслям и онемевшим от долгого сидения и замешательства ногам, Джаст гордо встаёт, и прожекторы тут же направляются на него. Зрители вокруг охают и ахают, громко хлопают и подталкивают его к сцене, но во внимании оперативника сейчас отнюдь не они. Только эти хитрые глаза, выглядывающие из-под пушистых белых ресниц. Глаза, которые несомненно всё знают, но смотрят не совсем хищно… так, будто ждали этой встречи и знали, что она случится, и сейчас в них отражается ликование. Джаст не отводит взгляда всё то время, пока неуверенными шагами идёт к сцене, сжимая кобуру на бедре.