Замороженное пламя

      Тодороки проснулся в обед, с удивлением отметив, что проспал почти 14 часов. Он никогда в жизни столько не спал и уж точно не вставал в полдень. Тело затекло и он поднялся, чтобы сделать разминку. За окном стояла почти полная тишина, только редкие студенты носились по стадиону.       Он оделся в теплые штаны и толстовку и спустился вниз позавтракать. После горячего утреннего чая Шото заметно взбодрился и решил, что это отличный шанс потренировать пламя. Не переодеваясь в костюм, он прошел в пустующий спортзал. Даже немного странно, что ни здесь, ни за завтраком он никого не встретил. На выходные, конечно, многие уезжают домой, но все равно меньшая часть остается в ЮЭЙ. Тодороки пожал плечами — ему же лучше, не придется объяснять, почему он трясется, как осиновый лист, и выглядит, как зомби.       Шото сосредоточенно стоял посреди огромного помещения с закрытыми глазами. Он думал об отце и матери, о Нацуо и Фуюми, думал о жаре и солнце. Не сработало, даже ни малейшего всполоха огня. Тогда он переключился на мысли о друзьях, Академии и своих амбициях. Ноль реакции от левой стороны тела, вот черт. А что если… Он крепко зажмурился и вспомнил неловкое объятие в пустом классе. Напряг память и выудил все подробности своих ощущений в тот момент. Как ему было тепло, как пламя разливалось по венам, и несло по сосудам пожар прямо к кончикам пальцев…       Тодороки посмотрел на свои руки. И почему он думал, что это сработает? Наверно потому, что теплее воспоминания у него все равно нет. Он заставил себя вновь сосредоточиться и отыскать хоть какой-то якорь, за который можно зацепиться. Когда он был счастлив? Наверно, когда они спасли Бакуго, или тот день, когда они всем классом вернули Мидорию в ЮЭЙ. Он предпринял попытку зациклить эти воспоминания в голове, прочувствовать то, что согревало его душу в тот момент, и так легко выделяло пламя из его тела. Но колючий холод прокладывал путь под одеждой, и он не смог выдавить хоть одну искорку. Шото осел на корточки, обнимая руками самого себя. Холодно, жутко холодно стоять здесь и совершать бесполезные попытки вернуть контроль над причудой. Что же ему делать? Откуда брать огонь? Раньше мысли об отце разжигали его ненавистью буквально изнутри. Это чувство больше не такое острое, как раньше, а квирком он научился управлять на уровне рефлексов. Можно сказать, сейчас произошел полный откат к самому началу. Словно ему опять 6 лет, и он учится прокладывать ледяной путь перед собой. Вот только возродить нужно отнюдь не лед. И что же ему еще придумать? — Что за жалкий вид? — услышал он хрипловатый голос, который эхом отскочил от стен зала. — Бакуго? — спросил Тодороки, даже почти не удивляясь, — Что ты здесь делаешь? — А сам как думаешь? — скривил лицо Кацуки, подходя ближе. — Ну да, глупый вопрос, — пробормотал Шото, мужественно сбрасывая руки со своего тела и выпрямляясь во весь рост.       Бакуго не был в геройском костюме, а значит, пришел на разминку и, может, потягать вес в спортивном зале. На нем тоже были треники, но, в отличие от Тодороки, который был в штанах и завязанной на самом горле толстовке, Кацуки был в обтягивающей черной майке. Шото отстраненно подумал, что ему идет такой стиль. Наверное, девушки сходили бы с ума, разгуливай он в таком виде рядом с ними. Только девчонок из их класса больше привлекает красивое лицо Тодороки, а не большие и рельефные мускулы. Такие и у самих девчонок есть. Ну, может, не совсем такие, но можно сказать, что у них весь класс спортсменов, ведь они собираются стать не кем иным, как героями. — Как успехи? — спросил Бакуго, кивнув на руки Шото. — Хреново, — сознался тот, опустив голову, — Ничего не срабатывает. — А в чем… В чем твоя сила? — как-то неловко спросил Кацуки. — В смысле? — Ну, что помогает причуде работать? У меня вот пот, а у тебя? — Раньше помогали чувства, ненависть или страх, тепло или любовь, но я уже всё перепробовал. — Может, не то вспоминал? — предположил Кацуки. — Не хочется прибедняться, — хмыкнул Шото, — Но у меня маловато хороших воспоминаний. А плохие не вызывают вообще ничего, я больше ни на кого не злюсь. Но еще чуть-чуть и, наверно, буду ненавидеть самого себя.       Бакуго держал руки в карманах и задумчиво смотрел на поникшего одноклассника. Чувства, значит? И откуда этому равнодушному ко всему засранцу выуживать эмоции? — Может, поможет шок? — спросил вдруг Кацуки. — Это как? — Шото искренне удивился. — Ну, знаешь, что если напугать тебя или застать врасплох? Вдруг причуда среагирует на автомате? — А это мысль, — задумчиво протянул Тодороки, — Но как я…       Он еле успел отскочить в сторону, прежде, чем по его ногам ударил взрыв. — Бакуго! — воскликнул он в ужасе, — Ты чего?       Кацуки растянул губы в зубастой улыбке и начал посылать в Шото взрывы один за другим. Тодороки змеей вился по полу спортзала, уворачиваясь от точных атак. Он успел запыхаться, и даже не заметил, как встал в атакующую стойку. Шото рыкнул, и адреналин выпустил из легких ледяной воздух. Глаза Бакуго расширились, а Тодороки замер на месте, хватая ртом кислород. — Тихо, успокойся, Тодороки, слышишь? — Кацуки подлетел к нему и схватил ладонями за предплечья.       Шото колотило от холода. Внутри по легким гуляла стужа, из горла несло морозом, конечности онемели, и лишь усилием воли он сдерживал внутри квирк, который хотел вырваться наружу и застелить ледяным полотном весь пол. Горячие руки крепко держали его и путали причуду дисбалансом температуры. Тодороки не слышал чужого голоса, все его силы уходили на то, чтобы не пустить каток по полу. — Прости, — вдруг услышал он сквозь толщу льда в ушах, и почувствовал, как те же самые руки обхватывают его тело, — Это была плохая идея.       Бакуго сжимал его в объятиях, и Шото ничего не понимал. Почему на плечо Кацуки падают снежинки? Чего он так паникует? И он что, снова его обнимает? Но почему? — Бакуго? — позвал он его, справившись с нашествием квирка. — Как ты? — вместо того, чтобы отозваться, спросили его. — В норме. Почему ты… — Что?       Тодороки хотел обнять его в ответ, и он не знал, зачем у него появилось это желание. Сейчас, несмотря на лютый мороз внутри, он желает обнять его не для того, чтобы прогнать холод, а потому что хочет. И он может это сделать, верно? Шото поднял руки совсем как в прошлый раз и устроил их на спине Бакуго. Он прижался ближе, но его не оттолкнули. Почему? — Почему ты так заботишься обо мне? — наконец сумел спросить его Тодороки.       Кацуки вздрогнул в объятии, а затем медленно отстранился, полностью отпуская Шото. Его лицо было хмурым. Он закусил губу, и снова был этот взгляд, который все хорошо знали. Он на что-то решается. Бакуго стоял напротив него, спрятав руки в карманах и смотрел в пол. Еще пара секунд, и он уверенно поднял взгляд прямо в глаза Тодороки. — Так ведь нравишься ты мне. — Э? — Шото стоял и чувствовал, как холод отступает, а к лицу приливает тепло. — Э. В том самом смысле, — недовольно проговорил Бакуго, все еще глядя ему в глаза. — Врешь, — на автомате ответил Шото, даже не успев подумать, а Кацуки рассмеялся. — Хотел бы я соврать! — Бакуго, это невозможно, — сказал Тодороки, находясь в трансе. Как он может ему нравиться? Это вообще перестает быть похожим на реальность. — Открыть тебе тайну? — спросил Кацуки, приближаясь губами к его уху, а затем прошептал, — Невозможное возможно.       Горячее дыхание возле уха запустило по телу жар, и Шото качнулся, теряя равновесие. Он чувствовал, как полыхают его щеки, как колит кожу, которая из холодной стремительно становится теплой. Он не мог поверить, что мог нравиться такому человеку, как Бакуго. Он же… А что он? Не способен к привязанности? Не может любить никого, кроме себя? Бред, это был Кацуки примерно год назад, но не сейчас. Тодороки, идиот, когда ты поймешь, что он изменился? Шото клял свое тугодумство всеми известными словами. И все равно, Бакуго, может, изменился, но как ему может нравиться кто-то вроде Шото? — Почему я? — тупо спросил Тодороки, не зная, куда деть свои мысли. — А почему небо голубое? — развел руками Кацуки. — Не знаю. — Вот и я не знаю. — Я не понимаю, — обессиленно прошептал Шото. — Тебе и не нужно, — успокоил его Бакуго, — Я не жду от тебя ответа, понял? Не ломай голову. — Но… — Нет. Я сказал тебе это, потому что ты спросил прямо. Это не признание, это факт, поэтому ответа я не жду, усёк? — Но это всё меняет! — воскликнул Тодороки и вдруг замер, увидев мягкое выражение лица Кацуки. Он никогда не видел подобного на этом лице. — Это ничего не меняет, Тодороки, — уверенно сказал он, — Не позволяй этому факту смотреть на меня другими глазами. — Почему? А если я захочу смотреть другими глазами? — спросил Шото, совсем как ребенок. — Тогда я охренею, и у меня от стресса тоже перестанет работать причуда.       Тодороки нервно рассмеялся. Он шутит или нет? Чего он на самом деле хочет? Шото уже собирался открыть рот и спросить, но вдруг увидел, как Бакуго разворачивается и уходит. Он хотел его остановить, продолжить разговор, но не ручался, что сможет сказать что-то внятное. Он испортил Кацуки тренировку и сам ничего не добился. Щеки полыхали, и Шото интуитивно попытался воспламенить ладонь. Не работает. Все-таки не помог шок. Тодороки опустил взгляд в пол и наблюдал, как с волос сыплются снежинки. Что ему теперь делать?