***
Поэт Гренгуар был изловлен и допрошен с пристрастием. Клод Фролло, как мог, пытался скрыть ревность, но получалось у него плохо и он чуть не сломал плечо поэта. Правда, из допроса стало ясно, что Эсмеральда не только не проститутка (хвала Господу!), но и, по всей видимости, до сих пор оставалась невинной, так как брак их с поэтом был чистой фикцией. Но не успел архидьякон возрадоваться, как болтливый Гренгуар испортил всё, поведав, что подсмотрел за девушкой и увидел её в одной сорочке! Вспыхнув, как порох, на который попала искра, архидьякон чуть не придушил наглеца, его счастье, что он мог пригодиться. Некоторое время архидьякон старался избегать двух вещей: мысли о том, что Грегуар смотрит на голую цыганку и потом занимается чёрт-те чем, вдохновлённый прекрасным зрелищем; и второй мысли, что такой цветок, как Эсмеральда, ещё недолго будет оставаться несорванным и стоило бы как-то подобраться к нему быстрее, чем это сделает какой-то проходимец! Увы, удавалось это скверно, и архидьякон продолжал бесконечно, как мул жвачку, пережёвывать эти тревожные мысли. Ему было очевидно, что убийство Гренгуара ни к чему хорошему не приведёт, а заставить поэта отказаться подглядывать за прелестницей, видимо, было не в силах архидьякона! Что же до мысли о том, что на его красавицу кто-то другой посмеет покуситься, то она терзала священника похуже кошмаров! Следовало что-то предпринять, да побыстрее! Но только вот что? Другой докукой стала та самая проститутка Жакетта, с которой чуть не поженили Квазимодо. Девка повадилась отираться вокруг собора, поджидая звонаря. Клод заметил, что Квазимодо страшно смущается, но бросает взгляды на белокурую и по виду бесстыжую девку, которая пристально на него смотрела. Даже хуже, она как-то добилась аудиенции у архидьякона и без обиняков заявила, что желает, чтобы Квазимодо взял её в жёны! — В своём ли ты уме?! — вскричал оскорблённый архидьякон. — Не для того я его растил, чтобы он попал к непотребной девке! — Но ваше высокопреподобие, — и глазом не моргнув, начала возражать девка, — он мужчина хоть куда! Молодой и крепкий! Подумаешь, скособоченный, так в темноте всё равно без разницы! Зато будет у него жена, которая всем злорадникам языки пообрывает и деток ему нарожает! — Тебе зачем это? — всё ещё не понимал архидьякон, подозрительно всматриваясь в нарочито кроткое лицо девки. — Честной хочу стать! — заявила она. — А что может быть лучше мужа-звонаря? Работа не пыльная, платят хорошо, ещё и при вашем высокопреподии находится! Не бросите же вы нас, в самом деле! — Вас?! — взревел Клод и выгнал наглую девку из кабинета. Только не тут-то было, Жакетта не отставала, то и дело попадаясь на глаза несчастному Квазимодо. Хуже всего, что горбун как будто радовался ей, Клод даже с возмущением заметил робкую улыбку на губах воспитанника при виде этой девки! Архидьякон собирался уже велеть соборному сторожу гнать прочь нахалку, но его отвлекли собственные заботы.***
Через Гренгуара архидьякон вёл переговоры с Клопеном — королём Алтынным и с Матиасом — герцогом египетским. Предметом торга была Эсмеральда, за которую бродяги запросили сотню ливров, таких денег у архидьякона не было, пришлось вступить в унизительные споры. Каждый день цыганка плясала, не подозревая, что над её кудрявой головой появляется и всё время меняется воображаемый ярлычок с ценой. И хотя Эсмеральда день ото дня только хорошела, в переговорах с бродягами цена её мало-помалу снижалась. Но Клопен и Матиас дрались, как львы, за каждый парижский су! Гренгуар, обливаясь потом, бегал от бродяг к архидьякону, чтобы сообщить об очередном предложении. В конце концов сговорились на тридцати ливрах и разрешении Клопену просить милостыню у самых дверей собора. Судьба прелестной цыганки была решена к концу февраля, а до того священник оказался вовлечён в ещё одно непростое дело. Не в силах забыть о неосторожном откровении Гренгуара, священник ещё перед тем, как выбрал поэта своим переговорщиком, подступился к бывшему ученику со странным предложением. — Что? — изумился Пьер. — Вы хотите подсматривать за моей женой?! Разговор происходил в алхимической келье Клода Фролло на верху Северной башни. — Не настоящей женой! — раздражённо возразил архидьякон. — Мэтр Гренгуар, не вам меня судить, не так ли? Qui sine peccato est vestrum, primus in illam lapidem mittat. (Кто из вас без греха, пусть первым бросит в неё камень.) Гренгуар не нашёлся, что ответить, или сделал вид, что не нашёлся, потому что ему вдруг сделалось любопытно, как далеко способен зайти такой человек, как Клод Фролло. — И ещё, — архидьякон выдержал паузу. — Я смогу добиться того, что прево Парижа выплатит вам всю сумму за эпиталаму. Вот это уже был разговор серьёзных людей! Гренгуар внезапно рассыпался мелким бесом в излияниях восхищения учителем. И вовсе, оказывается, не странно подсматривать за чужой женой! Ибо хороший муж ничего не пожалеет для дорогого учителя и подобное, и подобное. Архидьякон прервал поэта на середине и спросил, когда ему стоит приходить, чтобы наверное застать прелестницу за разоблачением. — Полагаю, в восьмом часу, — сказал поэт. — К счастью, плясунья очень привержена постоянству. Она ложится спать в восьмом часу, а встаёт в четвёртом, благо до нас долетает бой часов и колоколов церкви святого Муниция. На этом и договорились. В первый вечер Гренгуар сам привёл священника в домик Эсмеральды. Клод Фролло тихо, как тать в нощи, подкрался до заветной замочной скважины. Оттуда ему открылся умопомрачительный вид. Эсмеральда, вся осиянная золотистым светом сальной свечи, сидела в одной сорочке, сквозь которую явственно проступали очертания дивного тела. Девушка распустила волосы и теперь переплетала их, смуглые пальцы мелькали в чёрных прядях, а Клоду Фролло хотелось в сию же минуту умереть от восторга. Священник почти сросся с замочной скважиной, оторвавшись от неё только когда красавица задула свечу. В тот вечер архидьякон возвращался в монастырь окрылённым, не замечая ни натянутых цепей, ни подозрительных бродяг. Ведь всеми его мыслями владела красавица Эсмеральда. Такая кроткая, нежная в этом золотистом свечении. Засыпал он, воображая, как девушка заплетала длинные косы. Теперь каждый вечер Гренгуар впускал священника в домик цыганки, чтобы тот мог насладиться запретным зрелищем. Вообще поэту пришлось хуже всех в этой ситуации. Эсмеральда наслаждалась неведением, архидьякон наслаждался её красотой, а поэт страдал. С одной стороны, ему было немного совестно допускать подглядывание за красавицей архидьяконом. С другой стороны, пришлось хлопотать перед королём Алтынным и цыганским герцогом насчёт «продажи» Эсмеральды. Пьер чувствовал себя жертвой и заложником ситуации, но каждый вечер покорно открывал дверь архидьякону и каждый день служил гонцом.***
Эсмеральда совсем не знала, что происходит, она так привыкла считать Гренгуара не вполне мужчиной, что даже предположить не могла, какую жирную свинью ей подкинул поэт. Конечно, под свиньёй мы не подразумеваем поджарого архидьякона, но это и не важно. Главное, что беззаботная цыганка продолжала вести приятную во всех отношениях жизнь, не ведая, какие тучи сгущаются над ней. Однажды, когда морозы чуть ослабли, Эсмеральда задумала устроить день купания. Ходить в бани, даже женские, ей не позволяло целомудрие и скромность, приходилось мыться по частям в маленьком тазу, отослав Гренгуара из дома. Причина заключалась в том, что принять даже малейшие водные процедуры и не превратиться в ледышку она могла лишь у горящего очага. Поэт то ли по забывчивости, то ли нарочно не стал говорить учителю об этом деликатном обстоятельстве. Да и происходило всё на рассвете. Пьер получал приказание погулять полчаса с Джали, а подсмотреть у него не получалось, потому что умница-козочка громко блеяла и Эсмеральда могла догадаться, чем занят её супруг. Но в этот день на исходе февраля Эсмеральда решила изменить своему обыкновению и устроить купание ночью. Гренгуар был вынужден носить из ближайшего колодца воду, а потом ещё и бегать в поисках продавца хвороста, чтобы купить несколько тяжёлых вязанок. За этими хлопотами поэт упустил из вида визит священника. Поэтому, когда Эсмеральда выставила его за дверь вместе с Джали, Гренгуар чуть не подпрыгнул, едва на его плечо опустилась тяжёлая рука архидьякона. — Прогуляться решили, мэтр Гренгуар? — недружелюбно поинтересовался священник. Поэт не мог видеть его лица в темноте, но ощутил опасность для себя. Он обернулся и заговорил миролюбиво. — Учитель, тут такое… В общем, цыганка решила устроить купание и отправила меня погулять с Джали! — Купание?! — пересохшими губами переспросил священник. — Да! Но молю вас, говорите потише! — драматичным шёпотом произнёс поэт. В это время козочка решила напомнить о своём существовании отчётливым: «Ме!» — Вы ещё там? — из-за двери раздался недовольный голос Эсмеральды. — Мне надо идти, — тихо промолвил Гренгуар архидьякону, затем сказал громко. — Уже уходим! Архидьякон тут же прильнул к замочной скважине, уже не обращая внимания ни на холод, ни на удаляющегося поэта. Там в клубах пара и свечном сиянии предстала Эсмеральда во всём великолепии своей наготы. Архидьякон видел дивные груди, которые тяжёлыми плодами выдавались вперёд. Затем его жадный взор обежал стройные плечи, смуглый животик и округлые бёдра. Его ногти впились в старую древесину двери, тело в ожидаемых местах напряглось, а взор затуманился от восхищения. Эсмеральда плескалась в бадье для стирки с удовольствием и беззаботностью нимфы, резвящейся в ручье. Архидьякон сглотнул, сейчас он был подобен льву, перед клеткой которого поставили игривую серну. Клод изнывал, не замечая холода, сейчас бы он мог отдать свою правую ладонь за счастье оказаться там в клубах пара, подле своей чаровницы. Эсмеральда намыливалась, напевая испанскую песенку, а священника в это время словно поджаривало на открытом огне. Его любовь, страсть, преступное желание завладеть красотой — всё это разбилось о совершенство её тела. Разве Господь создавал такую красоту, чтобы им владел такой, как он? Преступный священник, прикоснувшийся к тайне алхимии и отступивший от данных обетов. И пока его богиня обливалась горячей водой подле пламени, архидьякон был по другую сторону. Он стоял, согнувшись, подглядывая, как самый последний негодяй, не замечая ни холода, ни онемения в пояснице! Острое отвращение к самому себе пронзило священника. То, что должно было ещё больше распалить кровь, обернулось внезапным разочарованием в себе. Клод почувствовал, как опадает вздыбленная плоть, а на глазах вскипают слёзы. И он ушёл, не оборачиваясь, торопливо передвигая ногами, чтобы не возникло нового соблазна, способного привести к непоправимому.***
Гренгуар нервничал, архидьякон несколько дней не появлялся, не было его видно и на выступлениях Эсмеральды. Король Алтынный и герцог Египетский, получив выкуп за Эсмеральду, недоумевали, почему девушка продолжает жить во Дворе чудес. Гренгуар напускал туману в объяснения, что священник пока обустраивает гнёздышко для своей пташки, но и сам понимал, что звучит неубедительно. — Ты смотри, если он не воспользуется своим правом, то деньги назад не получит, — процедил Клопен. — А девушку, если найдётся покупатель, опять продадим, так и передай ему! И пусть скажет спасибо, что мы привыкли жить по чести. Гренгуар сглотнул, проблеял что-то невнятное и постарался поскорее убраться от двух грозных властелинов Двора чудес. Дело принимало скверный оборот, как-то не приходила ему в голову мысль, что Эсмеральду повторно могли продать, а ведь бедняжка даже о первой сделке ничего толком не знала! Осознав, что времени на сокрытие тайны у него не осталось, Пьер решил покаяться перед цыганкой. Эсмеральда страшно побледнела, когда узнала, что её купил для себя тот самый страшный монах, что часто ругал её танцы. Но ещё хуже ей стало, когда Гренгуар, заикаясь, объяснил, что раз первый покупатель не заявил на неё свои права, то короли бродяг полагают, что могут снова выставить её кандидатуру на продажу. Эсмеральда в отчаянии сжала кулаки. — Что же мне делать?! — воскликнула она голосом, полным обиды. — Разве я не честно делилась с ними свои заработком?! Почему они со мной, как с вещью, поступают? Гренгуар только руками развёл, Эсмеральда лихорадочно забегала по комнате. Перспектива принадлежать страшному лысому монаху вызывала в ней приступ отвращения, но мысль о новом неведомом покупателе приводила её в совершенное отчаяние. А вдруг будет старый и беззубый торгаш, или, того хуже, один из тех молодых господ, которые, натешившись с девушкой, без застенчивости передавали её своим слугам? От этой мысли кожа покрылась неприятными пупырышками. Гренгуар сидел, подперев подбородок кулаком. — Твой учитель… — Эсмеральда остановилась и нерешительно посмотрела на поэта. — Какой он? — Немолодой, лысоватый, смугловатый, — принялся перечислять поэт, но цыганка, нетерпеливо тряхнув головой, прервала его. — Я не об этом говорю! — голосок Эсмеральды звенел, как серебряный колокольчик. — Какой он человек, что из себя представляет? Тут Гренгуар со вздохом принялся рассказывать о душевных качествах архидьякона, о его уме и двух сиротах, которые были им воспитаны. — Ты же помнишь Папу шутов? — спросил Гренгуар с грустной усмешкой. — То был его названный сын, он пожалел уродца и вырастил его. Потом помнишь того белокурого бесёнка, который иногда приходит к нам, ну, этот школяр? — Тоже сын? — нахмурилась цыганка. — Нет, это его родной брат, — Гренгуар развёл руками. — Я сам только недавно узнал об этом. Сам Жеан рассказывал, что брат пожалел его и приютил. — Хорошо, я поняла, — Эсмеральда прикусила ноготь большого пальца. — Что он от меня-то хотел? — Полагаю, того же, что и большая часть твоих зрителей, — Гренгуар вздохнул. — Он заплатил за тебя тридцать ливров. — Как щедро! — Эсмеральда устремила на поэта ироничный взгляд. — И что же, отвалив такую сумму, он даже не захотел меня видеть?! — Отчего же, — Пьер собрался с духом. — Он тебя видел и не раз. Эсмеральда с каменным лицом выслушала исповедь поэта о том, как он водил к ней в дом священника и разрешал смотреть на неё. Пока она раздумывала, куда именно воткнуть нож в тощее тело поэта, как он произнёс: — В тот вечер, когда ты купалась, я оставил мэтра под дверью, он видел тебя голой, — Пьер бросил виноватый взгляд на цыганку. — После этого он больше не приходил! — Что?! — Эсмеральда сдвинула чёрные брови, гадливость в её душе уступила место негодованию. — Получается, что твой учитель увидел меня голой и отказался забирать?! Пьер перетрусил, что-то в голосе цыганки его испугало до дрожи. — Я этого не говорил! — он поспешил подняться и попятился от Эсмеральды, как кошка от собаки. — Именно это ты и сказал! — закричала цыганка. Дальше последовала безобразная сцена, где Пьеру пришлось уворачиваться от различных летящих в него предметов. Эсмеральда неистовствовала. Мало того, что её, как скотину, продали первому встречному, так и ещё друг, которого она от смерти спасла, предал её! А этот наглый поп, отсыпавший бродягам уйму серебра, внезапно потерял интерес, как только узрел её наготу! Эсмеральда знала, что ей нечего было стыдиться, у неё не было ни хвоста, ни копытец! Её телу могла бы позавидовать любая принцесса крови! Трусливый Гренгуар закрылся вместе с Джали в спальне Эсмеральды. Молодая цыганка в изнеможении села за стол. Голова мучительно соображала. Не хотелось ей стать разменной монетой, ведь потом заставят её помимо танцев ещё и жизнь продажной женщины вести! Бедные создания, служившие для потехи мужчин! Вот одна такая настолько до ручки дошла, что всерьёз решила выйти замуж за звонаря-горбуна! Тут горячий бег мыслей споткнулся, Эсмеральда вскинула лицо и посмотрела на изображение уродливого карлика под потолком. Уж не тот ли это Папа шутов, он ж воспитанник архидьякона? Из того, что сказал Гренгуар, можно было заключить, что архидьякон не был ветреной натурой и в привязанностях своих демонстрировал постоянство. Не отказался ведь он от брата и воспитанника! Что, если и в любви этот человек будет постоянен? Это было бы не лишним, особенно при угрозе, которая исходила от короля Алтынного и египетского герцога. Потерев ледяными пальцами виски, Эсмеральда поджала губы. Что оставалось такой, как она? Подкидыш, из доброты воспитанный цыганкой? Её не выдали замуж и с юных лет твердили, что она должна была стать игрушкой, любезной забавой для достаточно богатого мужчины! Поэтому её и не трогали другие бродяги и цыгане, поэтому защищали от особо наглых зрителей! Да и Гренгуара изрядно запугали после того, как она выбрала его в мужья! Может, и не стоит сбрасывать со счетов священника, ведь следующий мог быть ещё хуже, а так хотя бы Гренгуар знал этого человека. Но всё же, почему он сбежал? Эсмеральда порывисто поднялась с лавки и, подойдя к спальне, постучала в дверь. — Выходи, я больше не сержусь! С обратной стороны завозились с задвижкой, и вот дверь приоткрылась на ладонь. В просвете показалось худое лицо Гренгуара сверху и мордочка Джали снизу. — Всё хорошо? — неуверенно спросил поэт. — Прекрасно! — протянула Эсмеральда со злой улыбкой, но заметив, что он опять хочет скрыться, она смягчилась и сказала уже спокойно. — Выходи, поговорить нужно. На небольшом военном совете Эсмеральда ещё раз уже более внимательно допросила поэта на предмет выяснения положительных и отрицательных качеств архидьякона. Из услышанного ей понравилось то, что он дворянин (Эсмеральда питала слабость к благородным) и землевладелец. К положительному она после некоторого сомнения отнесла ум, сострадание и постоянность. Но и минусов было немало, самым главный — это его внешность и возраст. Нет, сами по себе тридцать шесть лет не пугали юную цыганку, просто священник выглядел старше своих лет, добавьте к этому непоэтичную лысину и морщины, и всё, интерес почти потерян. Минусом было также наличие младшего брата-разгильдяя, Эсмеральда быстро прикинула, сколько могло ежемесячно уходить на этого бездельника и получившаяся сумма не обрадовала. Наличие духовного сана не было в глазах цыганки непреодолимым препятствием, да, любовницы священников обычно жили лучше прочих! И раз уж ей суждено стать чьим-то развлечением, то пусть хотя бы голодать не будет! Пьер не тревожил задумчивую цыганку, в какой-то степени поэт понимал природу её затруднений. Не так легко принять свою судьбу, воплотившуюся в немолодого архидьякона. Наконец, уже заполночь, Эсмеральда решительно хлопнула по столу, отчего задремавшая на коленях у поэта Джали встрепенулась. — Вот что! Завтра ты должен сходить к своему учителю и выяснить, почему он от меня сбежал! — Эсмеральда поджала губы, затем продолжила. — И передай ему… что я не против. На этом разговор был закончен, Эсмеральда закрылась в спаленке и заткнула замочную скважину концом своего платка. Напрасный труд, Гренгуар был слишком вымотан, чтобы подглядывать, да и опасался это делать, коль скоро девушка перейдёт под покровительство архидьякона.***
Но утром, когда Гренгуар принялся спрашивать архидьякона, ему доложили, что священник велел никого к себе не пускать и никаких известий не передавать. Раздосадованный поэт встал у центрального портала, надеясь подкараулить священника. Однако подошёл к нему с наглой ухмылкой король Алтынный. — Чего, попа стережёшь? — спросил Клопен Труйльфу. — Нет, вовсе нет! — Гренгуар попытался изобразить интерес и задрал голову. — Я изучаю этот величественный портал и изображённых на нём… — Ты мне зубы не заговаривай, — грубовато дёрнул его за красно-жёлтую куртку король бродяг. — Пусть поторопится, иначе упустит девчонку. Уяснил, прощелыга? — Д-да, — Гренгуар с горечью подумал, что за последнее время ему довелось выслушать слишком много угроз. Клопен отошёл от расстроенного поэта, он, пользуясь привилегией, дарованной архидьяконом, самоуверенно расхаживал по крыльцу собора, ожидая, когда закончился месса, чтобы первому облегчить кошельки благочестивых горожан. На самом деле угрозы повторно продать Эсмеральду не имели под собой никаких оснований. Девушка Клопену нравилась и он бы не стал продавать её в первый раз, но цыганский герцог поделился заботой о будущем красавицы. Слишком нежная для этого грязного мира, Эсмеральда легко могла стать жертвой какого-нибудь проходимца, следовало устроить её судьбу и желательно самим немного заработать. Кандидатура архидьякона показалась обоим опекунам девушки идеальной: ещё не старый, при деньгах и земле, ну, подумаешь — колдун, да с кем не бывает, зато всему Парижу известна история с усыновлением Квазимодо. Это чего-то да стоило. Только вот пропажа попа не нравилась Клопену и Матиасу. Интересно, что на душе у этого святоши? Вдруг они ошиблись? Когда король Алтынный заметил поднимающуюся по ступеньками Жакетту, он сделал свирепое лицо и подступил к девушке. — А ты чего тут забыла, окаянная? Иди работай внизу! — Да не работать я хочу! — возмутилась Жакетта. — И вообще, я скоро с Квазимодо-звонарём обвенчаюсь, так что побольше уважения. — Договоришься ты мне тут! — Клопен украдкой показал острый нож, Жакетта скрестила руки на груди. — Пусти с поэтом поговорить, я знаю, как ему до попа добраться, — прошептала Жакетта. Клопен, хмыкнув, кивнул головой в сторону Гренгуара, Жакетта быстро прошла мимо короля Алтынного.***
Жакетта увела Гренгуара с крыльца и тихо изложила ему план действий. Пьера проведёт к священнику Квазимодо, но за это нужно было поговорить с Клодом Фролло и насчёт них с Жакеттой. — Втолкуй ему, чтобы не противился нашему венчанию, — шептала Жакетта. — В самом деле, Квазимодо слишком уважает приёмного отца и не хочет венчаться без его благословения! Понимаешь? А я уже два месяца, как с ремеслом завязала, — теперь она говорила очень серьезно. — Еле-еле концы с концами свожу, хорошо, он мне жалование отдаёт, но ведь приходится платить Клопену и своей мамке! Давай, постарайся, поэт! Вскоре они подошли ко входу в Северную башню, Жакетта открыла дверь и вывела оттуда за руку Квазимодо. Звонарь, видимо, ждавший её, сначала блаженно улыбался, затем, заметив Гренгуара, нахмурился. Жакетта что-то энергично объясняла жениху на пальцах и он понял её. В следующее мгновение огромная лапища горбуна сграбастала руку Пьера и потащила его за собой. Архидьякон опешил, когда увидел на пороге Гренгуара, но в итоге выслушал того. Поэт старался, как для себя, собственно, это так и было отчасти, он ведь до сих пор не получил обещанный гонорар за эпиталаму. Клод Фролло то бледнел, то краснел, пока поэт объяснял ему, что девушка не против стать любовницей архидьякона и даже знает о его подглядываниях за собой. В конце Гренгуар трагичным голосом сообщил, что над Эсмеральдой нависла опасность повторной продажи, и что если архидьякон не выручит девушку, то быть ей блудницей. Пафос достиг наивысшей точки, архидьякон поднялся из-за стола, румянец показался на желтоватых скулах. — Я спасу её! — воскликнул он. Гренгуар был очень доволен произведённым эффектом, но тут же он вспомнил, что за дверью его ожидает Квазимодо. Тогда Пьер повёл разговор об одиночестве уродства и о том, что Господь всем завещал плодиться и размножаться. Когда архидьякон прямо спросил, что имеет в виду Пьер, поэт возвысил голос и почти прокричал о несчастном Квазимодо и его бедной подруге. Священник хранил молчание, видно было, как радость борется в его душе с негодованием. Ему хотелось скорее бежать к Эсмеральде, но препятствие в лице непутёвого воспитанника и его добровольного адвоката удерживали священника на месте. Наконец он сказал скупое: — Пусть поступает, как считает нужным! Гренгуар подбежал к двери и, распахнув её, впустил Кващимодо. Горбун воззрился вопросительно на опекуна и тот кивнул. С рёвом, подобным схождению лавины в горах, Квазимодо бросился к ногам благодетеля. Благодарность горбуна задержала архидьякона и он чуть не пожалел о своём согласии.***
Эсмеральда некоторое время опасалась священника, но очень скоро она открыла для себя, что он всецело зависит от неё и это несколько смягчило её сердце. Она довольно быстро переехала в дом, который для неё выделил архидьякон, надела благопристойный чепец и сменила имя с Эсмеральды на более привычное Маргарита. Постельные дела с Клодом оказались не так ужасны, как она себе это представляла, а при регулярных повторах и вовсе пришлись бывшей Эсмеральде по вкусу. В расчётах своих Эсмеральда не обманулась: архидьякон хранил ей похвальное постоянство, детей, одного за другими появлявшихся в их союзе, принимал с радостью и хорошо содержал свою незаконную семью. Так что жалеть Маргарите не пришлось. Квазимодо и Жакетта благополучно обвенчались. Бывшая блудница и правда сделалась хорошей женой и матерью. Она произвела на свет двух рыжеволосых красавиц-дочерей, совершенно не похожих на Квазимодо. Горбун обожал жену и дочерей, стараясь во всём им угождать, и радовался тому, какие они у него красавицы, все три. Жеан Фролло стал наставником в колледже Торши и прославился у нового поколения школяров, как самый лютый из педелей. Он благополучно женился на внучке президента Парламента, что открыло перед ним дорогу к судейской карьере. С семьёй старшего брата он поддерживал хорошие отношения, хотя так до конца и не мог поверить, что Клоду удалось заполучить саму Эсмеральду. Поэту Гренгуару выплатили вознаграждение за мистерию, чему он был крайне рад. Увы, Эсмеральда не позволила ему забрать себе Джали, но в остальном жизнь поэта сложилась, как нельзя лучше!