***
Сколько уже было таких ночей? Мидн совсем сбилась со счёту. Они стали рутиной, обыденностью. Привычкой. Как ее собственная сигарета на тесном балконе и их разговоры «после». Они говорят ни о чём. Говорят, чтобы заполнить тишину и пропасть между ними. Избегают личного. Избегают главного. Говорят о мелочах, ничего особо не значащих. Найнти отпускает пошловатые шутки, Мидни картинно кривится, одновременно с этим усмехаясь. На самом деле, ничего плохого она в них не видит. Их встречи — простое утоление потребностей. Как еда или сон. Или — воздух, но об этом ни одна предпочитает не думать, избегая подобного сравнения. Ведь они не говорят о главном. Они уговаривают сами себя, что их встречи банальны до дрожи. Просто, однажды не выдержали. Просто, сорвались. Просто, давно обе этого хотели. Просто, все здесь — взрослые люди, и всё понимают. Просто. Рука Найнти по привычке покоится на бледной коже бедра. Миднайтс отдаёт себе отчёт: у неё далеко не легкий характер, она не умеет шутить. В ней нет легкости, которая присуща самой Найнти. Одним словом Мидн — не ее типаж. А жаль? Миднайтс шутит про четыре звезды из пяти. Найнти утверждает, что отзыв написан на все десять, обводя грубым пальцем тёмные отметины от губ на бедре Мидни и под грудью. Утром Миднайтс будет очень недовольна, но это — меньшая из проблем. Основная — в том, что Найнти на самом деле имеет в виду то, что говорит, и это пугает, в первую очередь, ее саму. Ведь когда они начинали их «free trial», никто и подумать не мог, что он продлится дольше обещанных во всех рекламах тридцати дней. Из соседней комнаты всё ещё звучит саксофон, но на то, чтобы встать и выключить медленный джаз, ни у кого не осталось сил. Они засыпают под еле слышную музыку, а через полчаса и та послушно смолкает, и тогда тишину ночи нарушают лишь два тихих дыхания — в унисон.***
Найнти ни за что не признается, что шлюхи ее уже не «вставляют». Красиво, конечно, но — дёшево. Как китайская подделка с рынка. Вроде функционал весь тот же, но чувствуется подвох: то волосы не тёплого медового оттенка, то стоны — крикливые, а не грудные, заводящие с пол-оборота. Но, то ли желая что-то кому-то доказать, то ли не признавая собственной слабости в лице светловолосой подруги, что осталась сейчас в далеком Нью-Йорке, она обнимает одной рукой тонкую талию девушки, имя которой уже позабыла. — Успокой меня сегодня, — низко произносит она ей на ушко и чувствует, как девушку буквально перетрясает от возбуждения. Найнти не знает, что в этот момент на нее направлена камера чьего-то смартфона. Смартфона Рэд. А Мидн ни за что не признается, что её трогают пьяные подкаты Найнти к шлюхам. Она для этого была слишком гордой, но ведь никто никому ничего и не обещал, верно? Тогда, с каких пор ей неприятно? С каких пор ей вообще не всё равно, с кем та проводит те ночи, когда не засыпает рядом с нею? С каких пор в груди неприятно покалывает от неожиданных фото, сделанных Рэд? Ведь так не должно быть. Так — неправильно. Ревновать — неправильно... Она бросает чёртов смартфон в стену. А в старые времена гонца с дурной вестью сразу бы казнили... телефону, можно сказать, повезло. С глухим стуком он приземляется на ковёр, и через пару секунд экран гаснет, заменяя на чёрное ненавистную ею сейчас картинку. Миднайтс утирает злые слёзы тыльной стороной ладони и делает несколько глубоких вздохов, успокаиваясь и беря себя в руки.***
В этот раз Найнти буквально «притащила» её к себе. Она сама не знала, почему. Молча, впервые нарушив их собственные негласные правила, она сразу после встречи посадила её в машину, закрыла дверцу и завела мотор. Ехали они тоже молча. Мидн смотрела в окно на мелькавшие за слегка затонированными стёклами огни ночного Нью-Йорка. Найнти не отрывала взгляда от дороги, стараясь не превышать: скорость и градус напряжения между ними. Откуда взялся последний?.. Хер его знает, но он не пропадает, даже когда девушка открывает ключом дверь квартиры, а Мидни всё так же без слов проходит в ванную, по пути стащив с полки какую-то одежду. Найнти не решается ей мешать и располагается на кухне, покорно ожидая, пока замок не щёлкнет во второй раз, а тихие шаги и еле заметный скрип матраса не возвестят о том, что девушка перебралась в спальню. И лишь тогда Найнти идет за ней. Она отмечает: Миднайтс выглядит совсем маленькой посреди расстеленной king-size кровати. Ещё и колени к подбородку подтянула, сгруппировалась вся, сжалась показательно в комочек, визуально становясь ещё меньше. Ещё и этот взгляд... Он не выражает абсолютно ничего. Словно остекленевший, прикован к противоположной стене, и от этого по спине Найнти проходит холодок. И она смотрит на Мидн, как заворожённая. Долго смотрит. Моргает, наконец. Выйдя из транса, делает шаг вперёд и протягивает руку, чтобы пропустить сквозь пальцы мягкие пшеничные пряди, но та вдруг пригибается, уворачиваясь от ласки. Пронзает ее взглядом, приковывая к месту. — Уйди. Миднайтс уговаривает себя, что не будет плакать. Не сейчас-то точно. И когда Найнти снова наклоняется, она со всей силы ударяет ладонью по её щеке. Неправильно, говорите? Да, кто придумал этот бред... Ревность захлестывает Миднайтс с головой, но какое право она имеет на ревность? Какое право она вообще имеет на девушку, которую «своей» язык не поворачивается называть? С которой их связывает исключительно секс. А исключительно ли? Мотает головой, отказываясь разбираться в этом сейчас. А Найнти непонимающе хлопает глазами, потирая красный след от пальцев на щеке, закипая медленно изнутри. — Иди обратно к своим «девочкам», — со злостью говорит Мидн, и в глазах пылает синее пламя. Справедливо, конечно, признаёт Найнти про себя. Вот только... — Раньше тебя это не смущало. Что изменилось? Ещё одна пощёчина разрезает воздух. — Да, что ты как с цепи сорвалась?! — возмущается она, с третьей попытки перехватывая руки Мидн и с трудом удерживая их внизу, — Успокойся! Найнти встряхивает хрупкую в этот момент фигурку, выбивая одним движением весь воздух из лёгких. Найнти совершенно не знает, как унять её истерику. Она впивается пальцами в тонкие предплечья, и завтра на их месте точно расплывутся синие отметины. Отрывает как пушинку от матраса и ставит на ноги рядом с собой. Удивительно, но Миднайтс даже не чувствует боли. Потому что в груди болит сильнее. В груди пылает так, будто кто-то уверенно и упорно, без устали, раз за разом проводит по сердцу стальным лезвием. — Иди к чёрту! Не кричит, на крик уже нет сил. Шепчет. И всё ещё держится. Не плачет, но, сука, как же больно... Как цинично. Найнти улыбается цинично. Надменно. Одним уголком губ. Намеренно, чтобы сделать ещё больнее, ударить в окровавленное месиво, что ещё совсем недавно было похоже на вполне себе здоровое сердце. Она даже не говорит ничего, лишь разжимает пальцы и разворачивается, к великому удивлению Мидн исполняя её же просьбу. В унисон оглушительному стуку двери о косяк в голове звучит внутренний голос: «Ты знала, на что шла». Она без сил оседает обратно на кровать. Дышит тяжело, как после марафона, и сидит, замерев, пока её не начинает потряхивать от холода. Откапывает на прикроватной тумбочке однажды забытую ей же самой в этой квартире пачку и выуживает из неё трясущимися пальцами сигарету. Зажигалки, конечно же, нет, зато на кухне так удобно лежат будто для неё специально приготовленные спички. Медленно, она вынимает одну и чиркает ею о шершавый бок коробочки. Не рассчитывает. Деревяшка ломается пополам, так и не выполнив свою функцию, а по бледной щеке скатывается предательская слеза. Раздраженно, как маленькая, девушка топает ногой и в порыве отбрасывает бесполезную уже спичку на другой конец кухни. Обидно всё-таки. До чёртиков обидно... Не из-за спички. Из-за Найнти. Она резким движением вытирает мокрые дорожки на щеках тыльной стороной ладони и достаёт очередную спичку. На этот раз всё проходит более гладко, и уже через минуту кухня наполняется табачным запахом. Горький дым неприятно обжигает горло и лёгкие, но именно это ей сейчас и нужно. Чтобы болело везде, кроме сердца. Кажется, отвлекает. Предплечья тоже неприятно пульсируют после хватки Найнти. И когда она успела влюбиться? Зачем? А говорила, что всего на один раз. Как же она пыталась обмануть саму себя, как хотела сама в это верить... — Дура, — бормочет она себе под нос и снова вытирает щёки. И ведь, действительно, знала, на что шла. Думала, что «прокатит», что не привяжется, что сможет играть по их дурацким правилам... Чертовски глупо. Обречено с самого начала, ведь, когда в её жизни хоть что-то было по-человечески? Она горько усмехается, понимая, что вляпалась по самую макушку. Она разглядывает невидящим взглядом деревянную поверхность стола, на которую медленно падает пепел, и в голове — ни одной мысли. Наверное, пора завязывать. И она вовсе не о курении. Спустя пару часов входная дверь тихо захлопывается, выпуская гостью и погружая квартиру в звенящую тишину. И только две тлеющие сигареты на кухне да смятые простыни широкой кровати напоминают о том, что здесь совсем недавно кто-то был.***
Она вздрагивает от резкого звука дверного звонка. Сегодня она не ждала гостей, да и времени-то уже многовато для дружеских визитов. Нехотя, она плетётся в прихожую, по пути накидывая на плечи любимый безразмерный халат и приглаживая растрёпанные волосы. И она совсем не ожидает увидеть на пороге Найнти. Та же возвращается к ней с одной простой истиной, которую осознала накануне: она не готов терять Мидни. Не сейчас, не так просто. Она лучше пошлёт нахуй всех своих шлюх, чем столь глупо упустит её. И чёрт знает, что девушку в ней так зацепило, но она не может отделаться от этой мысли уже который час подряд. Найнти застаёт её врасплох. Миднайтс абсолютно не готова к разговору, и ей это нравится. Потому что в этот раз всё будет по-настоящему, без масок, без лживых улыбок, без её вечных «я в порядке» и «всё хорошо». Найнти перехватывает дверь за мгновение до того, как та закроется, и с силой толкает от себя, заставляя девушку попятиться. Напугала. По глазам видит, что боится. Мысленно просит прощения. Видит бог, она этого не хотела... Но ведь не пустит иначе. — Уходи, — глухо произносит Мидн. А у Найнти — déjà vu. Эту пластинку она уже слышала. Миднайтс смотрит на неё огромными глазами, делая почти незаметные шаги назад. Будто за её спиной — островок безопасности, способный защитить её от той лавины эмоций, что рвётся наружу из синих глаз. Нижняя губа начинает предательски подрагивать, и она сжимает руки в кулаки, впиваясь длинными ногтями в ладони. Боль всегда отрезвляет. Она пытается надеть одну из миллиона своих масок безразличия и делает ещё один шажок к спасительной гостиной, но Найнти оказывается быстрее. Она сокращает расстояние между ними в два шага, не желая играть в догонялки. Сейчас бы заткнуть Мидни поцелуем, всё то, что девушка хочет выплеснуть на нее, — но она не за этим пришла. Не только за этим. И вместо столь желанных губ она перехватывает руки Мидн, предугадывая следующие действия. Не даёт вновь оставить красный след на щеке: ей вполне хватило предыдущих двух. — Отпусти! — тут же кричит Миднайтс, — Ненавижу тебя, — выплёвывает ей прямо в лицо, пока Найнти методично оттесняет её к стене. Найнти улыбается. Не так, как в прошлый раз, перед тем, как уйти, а просто — улыбается. Открыто и спокойно, и это выводит Мидн из себя ещё больше. Пытается оттолкнуть, стряхнуть её ладони с себя, но Найнти держит её крепко. — Я знаю, — ровным голосом произносит она, и они, словно лёд и пламя в этот момент. Найнти — спокойная и уверенная в своих действиях. Удерживает, не давая сбежать. Миднайтс же — горит. Вспыхивает в одну секунду, как спичка, вырывается, что есть сил, чувствуя лопатками, что отступать уже некуда. Продолжает брыкаться пташкой в клетке, бесцельно и бессмысленно, понимая прекрасно, что заранее проиграла неравный бой. Но ей всё ещё больно. И она — спичка. Та самая, что сломалась пару дней назад в дрожащих пальцах. Вдруг замирает, будто закончилась в один миг батарейка. Будто переломилась пополам. И это не уловка, не спектакль и не средство, чтобы добиться своего. Она элементарно устала. От этой ситуации, от их непонятных отношений, от мыслей, роем носящимися в её голове, не давая покоя даже во сне. От Найнти устала. Все переживания последних нескольких дней выплёскиваются в миг наружу. Хотя она, вроде как, обещала самой себе, что плакать при девушке не станет. К чёрту. Всё — к чёрту. И гордость эту грёбаную — тоже — туда же. Она сжимает крепко зубы, пытается спрятаться от взгляда Найнти. Она боится ее, осуждающую, глумящуюся она боится увидеть самое страшное. Заслоняется от неё волосами, закрывая глаза. Но вместо этого — лишь поцелуй, куда-то наугад около виска. Осторожный, просящий разрешение на большее. Сейчас Миднайтс была перед ней слабой, и Найнти ценила её откровение. — Я знаю, — повторяет она тише. Сцеловывает горячие слёзы и разжимает руки, освобождая её запястья. Найнти уверена, она уже не станет сопротивляться. Бинго. Мидн притягивает кулачки к себе, но не пытается освободиться, когда Найнти обнимает её, крепко прижимая к груди. Нежно прижимая к груди. Будто она была её самой большой ценностью в этом мире... ...и она уже совсем ничего не понимает. Только всхлипывает тихонько, носом уткнувшись в брендовую кофточку. Зачем Найнти пришла сегодня? Зачем так заботливо держит её? Зачем — нежно? У них же, сука, правила, они же — на одну ночь... У них же, чёрт его подери, «free trial», в заводские настройки которого вся эта розовая дребедень не входит! Будто читая её мысли, Найнти усмехается, выводя на её спине успокаивающие узоры. А она, словно по инерции, шепчет: — Я ненавижу тебя, — и в противовес своим же словам притягивает Найнти крепче к себе, будто боится, что она сейчас снова исчезнет. Найнти смеётся так же тихо и прижимает ближе к себе. И, не торопясь, ведет в спальню. И будто не было этих ночей. Сегодня у них всё — в первый раз. Изучают друг друга. Раскрывают, как самую интересную книгу, читают, не торопясь. Наслаждаясь. Забываясь. Делая всё то, что не позволяли друг другу и самим себе ранее. Искренне. Без масок. И тишину ночи нарушают лишь приглушённые стоны и шелест простыней под разгорячёнными телами. Миднайтс засыпает с улыбкой на губах, незаметно, прижавшись голой грудью к груди Найнти. А она, как заворожённая, всё гладит её по лопаткам, периодически натягивая повыше сползающее одеяло. В памяти вдруг всплывает дурацкая шутка Мидн про четыре звезды, в которые она сама себя (недо)оценила, одну не дотянув до пятёрки. Фыркает, качая головой. Глупая. Какая она, всё-таки, глупая... Найнти ловит себя на мысли, что для неё она — даже не на пять звёзд. На все сто. На миллион, если потребуется. Да, хоть на всю вселенную... Её вселенную. Личную. Найнти целует осторожно блондинистую макушку и тянется к прикроватной лампе, чтобы, наконец, выключить тусклый свет. В тот момент, с Мидни, хрупкой и нежной, доверчиво спящей в её руках, девушка искренне верит: отныне всё будет хорошо, ведь они обе этого давно заслужили. А ещё, сегодня Найнти впервые останется у неё на завтрак.