Звезды - небу, человеку - смерть

Армин честно и искренне думает, что его ненавидят. Ненавидят абсолютно все, и груз вины непосильным, огромным валуном давит на мальчишеские плечи, бьет под дых, и вырывает из легких весь воздух - чистый и с каплей надежды в нем для остальных, а для Арлерта слишком горячий, наполненный отвращением к себе. Но это все же воздух, и он с упоением им дышит пока может, жадно вдыхает то, на что права не имеет и плачет тихо, смотря на яркие, манящие звезды. Не его глаза должны были быть здесь и смотреть на сверкающие планеты вдали, не он должен сидеть тут. Армин оттягивает с силой соломенные волосы - все такие же длинные, как до того памятного дня, и хочет кричать во всю глотку, надрывая связки. Хочется простого, эгоистичного сдохнуть, но он не может, потому что тогда будет чувствовать себя еще более отвратительно, еще более мерзко, в разы хуже, чем сейчас. Он хочет жить. С губ срывается громкий, непозволительно громкий для ночной тиши, всхлип. Он один из тех, которые юноша отчаянно душил в себе до этого момента, и сразу за ним следует еще один. Разрыдаться в голос, в принципе, не составляет труда, и он корчит губы в отвратительной сардонической улыбке, с такой силой, что лицо сводит судорогой. А затем рыдает. Не так громко, как хотелось бы, но теперь и не задушено, гася всхлипы в небольшой и холодной ладони. Горячие слезы льются с васильковых глаз нескончаемым градом, обжигают нежную кожу, разъедают солью, а Армин смотрит на небо, темное, иссиня-черное с мерцающими огоньками звезд на нем. Утром он чувствует на себе взгляд Ханджи, которая долго молчит. И Армин понимает, почему: в голове, словно выжжены ее слова «Я бы тоже предпочла, чтобы сыворотку отдали Эрвину». Сердце в груди трескается на мелкие осколки. Оно пока не разлетается, но уже наготове, а в горле застревает огромный, тошнотворный комок из ненависти к себе, вопросов, что Армин никогда не задаст и из истошных его криков. Они душат, а Арлерт чувствует, как глаза начинает чуть пощипывать. Он продолжает писать отчет, царапает пером белую поверхность бумаги и все еще чувствует на своей макушке взгляд командора. Теперь уже командора. Взгляд тяжелый, въедающийся под кожу острыми иголками и будто кричащий о непонимании: почему Армин? Почему не Смит? - Перестань на него глазеть, - Ривай говорит тихо, но непреклонно. Делает глоток чая и специально не смотрит в сторону Арлерта, буквально чувствуя, что тот вот-вот разрыдается. - Я не глазею, - в голосе Ханджи не слышно радости, только глубокая, всепоглощающая усталость. Армин понимает ее, она потеряла друга, верного товарища, прекрасного командора и сейчас вынуждена взвалить на себя его ношу, и это понимание вгоняет его в тоску еще больше. Он не хотел, чтобы все было так. Он не хотел, чтобы был он. Арлерт бы тоже предпочел Эрвина. - Ага, - с сарказмом отвечает Ривай. Армин слышит, как тот достает сигарету из портсигара, как щелкает спичка, с треском разгораясь, и за всем этим следует первая затяжка. Юноша понятия не имеет, когда капрал начал курить - быть может после того дня, когда предпочел другу какого-то пацана, сдавшийся под напором его товарищей из кадетского корпуса? - Армин, ты закончил? - Ханджи ничего не говорит на это замечание, а Ривай, Армин уверен, и не ждёт от нее ничего. Он медленно вдыхает в легкие едкий дым, обхватывая тонкими губами фильтр сигареты и выдыхает так же медленно, запрокинув голову. Серые глаза чуть прикрыты - Армину не удается прочесть в них ничего, но этого и не надо. Ситуация давящая. В кабинете начинает распространяться сигаретный дым - терпкий и мерзкий настолько, что Армина тошнит. А может тошнит от самого себя? Или от того, что его все ненавидят? - Да, - тихо отвечает мальчишка, откладывает перо в сторону и оглядывает работу: аккуратные и круглые буквы складываются на пожелтевшей бумаге в слова, слова в предложения, а предложения в напоминания о том дне - отчет. Листы в руках еле заметно подрагивают, и Армин подносит их к Ханджи на таких же дрожащих ногах. Ему кажется, что он упадет - настолько шаги не крепкие, но этого не случается. Отчет передается Зоэ, которая тут же внимательно начинает читать его, а сам Арлерт переводит взгляд на носки ботинок. В голове мыслей больше нет, только огромная вина за свое существование, которая душит с неимоверной силой. - Хорошо, спасибо Армин, - Ханджи кивает сама себе, смотрит на него одним единственным глазом как-то испытывающие, но привычного стеснения солдата не замечает. В голубых глазах тоска, глубже всех известных водоемов, в них Ханджи видит, насколько происходящее давит на юношу и в душе зарождается отвращение к самой себе. - Извини, - говорит она вслед уходящему Армину, тот останавливается, смотрит на нее секунду и после улыбается. Кротко и без ненависти, а в глазах понимание. Когда массивная дверь хлопает, извещая верхушку разведкорпуса о том, что юноша ушел, Ривай докуривает свою сигарету, туша бычок в пепельнице. - Он не виноват, - глухо говорит капитан, будто сам отчаянно хочет верить в свои собственные слова. Хочет, но желаемого не выходит и одно присутствие Арлерта вгоняет его в тоску и ностальгию - у Эрвина тоже были золотистые волосы и такие же голубые глаза. - Я знаю, - обреченно говорит Ханджи. - Я прекрасно это и без тебя знаю. Ей тоже трудно, Ривай прекрасно понимает, а потому списывает ее внезапный выкрик на эмоции, что еще не утихли, что душат ее изнутри каждую чертову секунду. Его тоже, если честно. - Ты сам-то это понимаешь? - спустя недолгое молчание произносит Зоэ, и капитан закрывает глаза - надраться сегодня кажется заманчивой идеей. - Ты сам сделал этот выбор, Леви. Не забывай. Эти слова огромным и тяжелым камнем ложатся на его плечи, и он чувствует себя так, будто его с силой вдалбливают в холодную землю по колено, так что не шелохнуться, и скинуть груз со своих плеч не представляется возможным. Он всегда будет с ним, до самого конца. На потолке ответов на вопросы нет, и не написано, что же делать дальше, но Ривай упорно всматривается в серое покрытие такими же серыми глазами. - Я тоже знаю, - тихо, на грани слышимости произносит он. В гнетущей тишине комнаты его слова, словно гром среди ясного неба. Ривай слышит, как Ханджи тихо с горем стонет за своим столом, и понимает, что он тоже хочет, но истошный крик, на грани воя, застревает в горле, раздирая его в кровь, и получается только громко выдохнуть, не глядя выудить еще одну сигарету из пачки и, не глядя, закурить. *** Армин вновь смотрит на ночное небо. С высоты стены оно кажется красивее, чем когда-либо и гораздо ближе. На нем звезды, подобно драгоценным камням, рассыпаны хаотично, они глядят на Армина в ответ, и он хочет верить, что сияющие огоньки могут дать ему волю к жизни. В это раз он плачет тихо: слезы медленно скатываются по щекам, затем по собираются у подбородка, обжигая нежную кожу и капают на форменные брюки крупными каплями. Армину все равно, пусть хоть все полыхает адским пламенем, он был бы только рад. Юноша тихо шмыгает носом, рукавом утирая лицо и смеется от собственных мыслей. Смеется не радостно, а истерично, понимая, что несмотря на всю боль внутри, сожаления, на всю ненависть остальных он, все же, хочет жить. - С ума сходишь? - раздается позади тихий голос, и Армин бы вздрогнул, но он лишь продолжает смеяться и плакать, роняя крупные слезы на крышу. Секунда, две, тридцать и юноша чувствует, как рядом опускается грузное тело, от которого пахнет алкоголем. - Я не буду отдавать честь, - наконец отсмеявшись, произносит он отрешенно, потому что уже все равно: капитан пьяный, а он не в состоянии соблюдать устав. - Не отдавай, - хмыкает Ривай, делая глоток из фляги. На Армина специально не смотрит, потому что прекрасно слышит, что тот шмыгает носом и глубоко дышит, а видеть чужую боль он категорически не хочет. Это напоминает о своей собственной. Армин плачет бесшумно, глотает рвущийся наружу крик и снова корчит лицо в уродливой гримасе, лишь бы только не мешать капитану. А Ривай смотрит на звезды - красивые, думается ему. Воздух на улице теплый, летний, но Леви он кажется обжигающе горячим и густым, словно пар, вдыхать его нормально не выходит, но он пытается. Так и сидят - пьяный капитан элитного отряда разведкорпуса и плачущий мальчишка, скорчившийся от рыданий и обнимающий себя за плечи. - Ты не виноват, - наконец произносит Ривай, вновь пытаясь убедить не другого - себя, и краем глаза видит, как более менее успокоившийся малец грустно улыбается. - А вы тоже так думаете? - произносит он почти сразу же, словно бы готовился к этому разговору долгое время, репетировал фразы и интонацию перед зеркалом, а затем смотрит Риваю в душу. По спине капитана ползет холод. - Можешь винить меня, - вместо ответа произносит Аккерман, делая еще один небольшой глоток из фляги. - Это я сделал выбор. Если ты спросишь: сожалею ли я, то я скажу, что да. Не потому что выбрал тебя, но потому что отправил друга на смерть. Он говорит искренне, и наконец принимает то, что мальчишка действительно не виноват. А для понимания лишь нужно было сказать это вслух. - Зато честно, - хмыкает Армин. На утешение он и не надеялся, только не здесь, только не от Ривая Аккермана. И они молчат: Ривай думает, а Армин тянет руку к фляге. Нагло с его стороны, конечно, вот только, как же наплевать в этот момент на формальности - сейчас тут нет солдат и офицеров, сейчас тут два покалеченных человека, тихо сидящих друг с другом. Капитан не сопротивляется желанию мальчишки выпить, и Армин делает глоток. Терпкая жидкость течет по языку, обжигает нежную слизистую рта, а мальчишка жадно ее глотает, жмурясь сильнее. Слезы от этого текут сильнее, но Риваю все равно, а самому Арлерту и подавно. - Раньше пил? - у Леви голос безэмоциональный, но пацан не ежится, не тушуется, и чувствует в нем своеобразное тепло. Крохотное тепло человека, который похоронил почти всех, кто был ему дорог, неизвестно ради чего умерших. - Пил, - отвечает Армин, отнимая флягу от губ. - В кадетском училище и перед битвой за Шиганшину. - Сильно ведет? - Риваю не хочется тащить на себе пьяную тушку до солдатских казарм, вот только Армину плевать, чего он хочет, а чего нет. Главное то, чего сейчас хочет он сам. - Не сильно, - почти не врет юноша. - ничего постыдного не делаю. - Хорошо, - кивает Ривай и прикладывается ртом к железному горлышку бутылки, еще теплому от касаний чужих губ. Осталось немного, и капитан допивает все до последней капли, отбрасывая сосуд в сторону. Дальше снова следует молчание, но не душащее, скорее ненапряжное, в котором оба тонут, думая о своем. А звезды на небе все ярче и манят они все сильнее, Ривай хотел бы шагнуть к ним навстречу, но еще рано. В ночной тиши щелкает спичка, с треском возгораясь и озаряя небольшое пространство теплым светом - сигарета начинает медленно тлеть, и Леви делает первую затяжку. Сигареты и выпивка - временное спасение его от уныния, и капитан пользуется ими сполна: вдыхает сигаретный дым глубоко в легкие, он разъедает его изнутри, но хуже и болезненнее тоски его не сожрет уже ничего. Даже титан. - Будешь? - мужчина спрашивает из вежливости, протягивает в сторону свою сигарету, а Армин молчит. Смотрит на нее так, будто Ривай ему пушку протягивает - с опаской, и немного мнется. - Почему предлагаете? Из жалости? - выдает он, спрашивает аккуратно, с интересом, но сигарету в руки не берет, и Ривай делает еще одну затяжку. - Когда поймали Конни и Жана за этим, заставили выкурить всю пачку… - Не твое дело, сопляк, - мужчина говорит беззлобно, скорее устало и вновь протягивает сигарету. - В последний раз спрашиваю, будешь? - Только попробую, - Армин берет сигарету в руку так, словно та - бомба замедленного действия, рассматривает сначала ее, а затем Ривая с удивлением. В голубых глазах непонимание, желание докопаться до истины, а Аккерман, если быть откровенными, и сам не понимает, какого хрена творит. Пацану только стукнуло семнадцать, а он ему сует выпивку и сигареты, сидит с ним тут, словно они друзья закадычные и чувствует себя сносно. Оправдание себе находится быстро - Арлерт другой, не идиот Спрингер и не придурок Кирштайн, не пойдет говорить об этом всем и, наверняка, не подсядет. А Армин делает затяжку, вдыхает дым, хмурится и выдыхает. На молодом лице целая палитра эмоций - это вызывает короткую ухмылку, которую в ночной тьме и не разглядеть. - Гадость, - плюется мальчишка, протягивая сигарету назад Риваю. Тот послушно ее принимает и снова травит себя белым дымом, хмыкая себе под нос. - Как вы это курите? Леви молчит. Отвечать на тупые вопросы совсем не хочется, и Армин, видимо и не ждёт от него ничего - отворачивается, смотря на иссиня-черное небо с золотыми крапинками. Завтра его ждёт еще один отчет - для столицы, завтра его ждёт Микаса и не приходящий в себя Эрен, а еще его ждут дневники Гриши Йегера, в которых ответы. А сегодня ему легче. Молчать с капитаном Риваем оказывается приятно, даже плакать не хочется, чужое плечо, что касается его, невероятно теплое, а может это он сам теплый от выпитого алкоголя. Армин без понятия. *** Утром следующего дня Армин навещает Микасу и заодно приносит ей завтрак, который она, как обычно, не съест. - Доброе утро, Микаса, - он ставит на стол в камере поднос с обычной овсяной кашей, двумя ломтиками хлеба и чаем, кидает короткий взгляд на поднос, который приносил вчера - с него пропали лишь булочки. - Как ты? - Эрен что-то бормочет во сне, - она как-обычно немногословна, смотрит на юношу своими серыми глазами, и Армин невольно вспоминает глаза капитана. Они такие же серые? Или чуть светлее? Воспоминания о вчерашней ночи накатывают мгновенно, что ожидаемо, и юноше почти стыдно за свое поведение перед старшим, но краснеть никак не получается, а извиняться не хочется. Ривай сам допустил подобное, а Армин был слишком разбит для того, чтобы соблюдать формальности и устав. - А ты как? - Микаса смотрит на него с улыбкой на лице и огромным облегчением в глазах, словно бы не может поверить в то, что присутствие Армина не мираж. Девушка в ответ только кивает и прячет улыбку в вязанном шарфе на шее. - Командор Ханджи сказала, что поговорит с Заклаем, насчет вас с Эреном. Скоро вас выпустят. - Спасибо, Армин, - она говорит достаточно тихо, но Армин ее слышит прекрасно и понимает, что благодарят его не только за это. Это приятно, но облегчения раненной душе не приносит, и юноша может лишь выдавить из себя вежливую улыбку, отворачиваясь к стене. - Микаса, пожалуйста, поешь, - он кивает на поднос, а затем оборачивается к девушке. - Мне нужно уходить: командор просила сделать копии отчета для столицы и для капитана. Я зайду к тебе вечером, а обед принесет Саша. Армин идет к двери быстрыми шагами, чувствуя себя не совсем комфортно в тесной камере, но останавливается, слыша тихий оклик. - Ты в порядке? - в голосе Микасы столько заботы, сколько она вообще может из себя выдавить, слышится неподдельное волнение за друга, и Армин сглатывает ком в горле, боясь ее разочаровать. Они с Эреном здесь тоже по его вине, потому что полезли снова его защищать, а сам он на свободе... - Да, не волнуйся, - улыбка выходит почти естественная, и только дрожь в голосе его выдает с потрохами, а Аккерман ее прекрасно слышит - он уверен. От нее вообще мало чего можно скрыть. - Обязательно поешь. Уходит он стремительными шагами и чувствует, как простой разговор буквально измотал его. В кабинете Ривая оказывается прохладно. Юноша пишет отчет быстро и аккуратным почерком, пока мужчина курит или пьет чай, Армину дымящийся напиток, конечно, не предлагают, как и сигареты, но юноша и не ждёт. Они снова вернулись к этим формальностям, Арлерт знал, что именно так и будет и от Леви ожидать обратного не собирался, хотя бы потому что это был капитан Аккерман. Он прекрасно понимал вчерашнюю минутную слабость старшего, потому что сам такой же. Слабый. - Леви, - Ханджи влетает в кабинет, словно вихрь, вся взлохмаченная и такая же взволнованная. Называет капитана сокращенным именем, не замечая, как Ривай на это хмурится. - Чего тебе? - капитан выглядит уставшим, когда отвечает ей, медленно тушит сигарету о пепельницу и так же медленно встает с насиженного места. - Тебе нужно это увидеть, - Армин только в этот миг замечает потрепанную книгу с бордовой обложкой у нее в руках – один из дневников Гриши Йегера. И интерес внутри него разжигается с огромной силой, но он пресекает это чувство на корню, вновь утыкаясь лицом в отчет. - Хорошо, оставь его, - Ривай вздыхает слишком удрученно, словно бы все в этой жизни - тлен, а потом раздаются тихие шаги. - Тебе совсем не интересно? - голос Ханджи звучит обиженно. Капитан на вопрос не отвечает, забирает у Ханджи книгу и кладет ее на стол около дивана. Спустя пару минут Ривай и командор покидают комнату о чем- то переговариваясь, а Армин заканчивает отчет. В солдатской казарме вечером его встречают напряженным молчанием, в памяти сразу всплывает вчерашняя ночь и приятная тишина, созданная им и капитаном Риваем. Здесь, в небольшой комнате, тяжелое безмолвие давило на мальчишеские плечи тяжелым грузом, наэлектризовавшийся от него воздух не проходил в легкие - застревал на уровне горла и спирал дыхание. - Всем привет, - неловко говорит Арлерт, чувствуя себя до крайности несчастным. - Здаров, Армин, - первым его встречает Конни; улыбка, которую он дарит Армину легкая и приятная, что немного расслабляет. - Ты от Микасы? - интересуется Жан, и Армин на вопрос может только кивнуть, все с такой же неловкой улыбкой на лице. - Как она? Как Эрен? - Сегодня она поела больше, чем обычно,- коротко отвечает Арлерт, снимая форменную куртку с изображением крыльев. - Эрен все еще без сознания. - Это хорошо, - кивает Жан. - Чего хорошего? - закатывая глаза, говорит Флок, одаривая при этом Армина таким взглядом, что мальчишке хочется провалиться на месте. В нем столько неприязни, непонимания: отчего же этот задохлик, даже не офицер, а простой солдат - Армин Арлерт оказался лучше, чем командор Эрвин. - Флок…, - Конни угрожающе двигается в сторону Форстера, сжимая кулаки, но Армин его останавливает тихим окликом. - А что? Разве я не прав? - Флок гордо вскидывает подбородок, смотря на Арлерта в упор. - Если бы они не рыпались на старших офицеров, то и не попали бы в тюрягу. Им всего лишь нужно было дать капитану Риваю сделать сыворотку Эрвину Смиту. - Замолчи, - выкрикивает Жан, косясь на светловолосого юношу, а Армин только и может, что потупить взгляд в ботинки. - Причем тут Армин? - При том, что они там из-за него, - озвучивает он вслух мысли всех присутствующих, и Армину щиплет глаза. - Это не так! - Спрингер кричит так, словно бы действительно в это верит, а Армин чувствует что вот сейчас он точно заплачет. «Никчемный». «Слабый» «Неженка Армин, который готов расплакаться из-за ерунды» - Это было решение капитана Ривая, - Жан толкает Флока в плечо, проходя мимо, и в голосе его прослеживается скрытая угроза. - Если ты чем-то недоволен, то пойди к Аккерману и выскажи ему все, что ты думаешь. Армин больше не слушает, он тихо выходит из комнаты под ругань сослуживцев и направляется на излюбленное место на стене, которое он посещает уже третий день. За стенами корпуса еще оживленно и свежо: мелкие улочки усыпаны людьми, снующими туда-сюда, бродячими музыкантами, играющими незамысловатые мелодии и фонарями, излучающими мягкий желтый свет. Армин пробирается сквозь них, с невидящим взглядом идет вперед и останавливается только перед подъемником на стену. Здесь уже не так громко и людей тоже не много, лишь караульные спят, привалившись к бетону возвышающегося на десятки метров барьера. Взбирается он быстро и быстрыми шагами направляется туда, откуда открывается самый прекрасный вид на сияющие звезды. Вдалеке виднеется чья-то фигура и Армин на мгновение замирает, всматривается с опаской в темный силуэт, но затем продолжает идти. Голубые глаза, боле не блестящие, больше похожие на матовое стекло, всматриваются вдаль: коротко стриженные волосы прикрывают выбритый затылок, лицо с прямым носом и острой линией скул обращено вверх, туда, где виднеются огни далеких планет. Сегодня Ривай не в гражданском, как вчера, зеленый плащ, в темноте кажущийся почти черным, развевается от легкого ветерка, а в руках дымится сигарета, тлея красным огоньком. Армин бесшумно садится рядом и тянется пальцами к сигарете, мягко забирая ее из тиска чужих пальцев. Сегодня хочется сделать что-то совершенно ему не свойственное, абсолютно безумное и бессмысленное, а где-то в душе таится иррациональное желание того, чтобы его обругали и, возможно, пнули под зад. Мазохист. Ривай ничего не говорит, медленно оборачивается на мальчишку, который касается сухими губами фильтра сигареты, делая затяжку, и хмыкает себе под нос: - А говорил, что гадость, - голос хриплый, грубый, но Армину хорошо. - Хочется, - коротко отвечает Арлерт и делает еще одну затяжку. Дальше сидят молча. Армин докуривает чужую сигарету, а Ривай подпаляет новую. Курить с капитаном приятно, абсолютно не так, как тогда пару лет назад с Эреном, и молчать с ним тоже приятно. Наверное, это был единственный человек во всей разведке, который не жалел и не ненавидел Армина, не сравнивал его с Эрвином Смитом, не возлагал больших надежд, потому что знал, что это разные люди. - Как вы справляетесь? - докурив, выдает мальчишка, не отнимая голубых глаз от неба. - Никак, - хрипло говорит он. - Вчера пил, сегодня курю и каждые сутки все равно думаю. Вспоминаю. - Ясно, - Армин болтает ногами в воздухе, сидя на стене и наконец находит утешение. - Когда мой дедушка отправился за стену Мария и не вернулся, я чувствовал себя отвратительно. Я прекрасно понимал, что он не вернется и это было самое мерзкое чувство на свете, хотя я и понимал причину таких указов от правительства, но все это казалось таким неправильным и иррациональным. И я плакал. А Эрен и Микаса были рядом. Они были утешением, отдушиной, хотя справлялись они с этой ролью хуже некуда. Он замолкает. Смотрит краем глаза на капитана и вздыхает. Он сам не понимает, с чего вообще начал делиться такими подробностями с Риваем, но на душе становится легче. Армин знает, что его слушают. - Но сейчас все по-другому. Они - ходячее напоминание о том, что все из-за меня, - вдали мерцают огоньки городов, а чуть ближе простирается цветущий сад, и Армин смотрит на это грустно, но не без восхищения. - Я же говорил уже, - Леви вздыхает, оборачивается на мальчишку устало и видит, как тот жадно пожирает глазами мир за стенами. - Я знаю, - Арлерт вяло улыбается. - Но понимаете, когда каждый смотрит на тебя с непониманием, сравнивает с бывшим командором и разочаровывается, что на его месте всего лишь я… это давит? Ривай хмыкает. Он понимает, но в чужие головы не вдолбишь, что это не вина Армина и потому может лишь кивнуть. - На меня тоже, - юноша смотрит на старшего вопросительно, словно не понимает, о чем тот говорит, и Ривай поясняет. - Давит. Но Эрвина пора было отпустить, ради его же блага. Не стоило его возвращать в этот ад на земле. Он не заслужил. - Не вините себя, - зачем-то говорит Армин, хотя Риваю нахрен не сдались чужое сочувствие и утешение. - Вы выбрали не меня, а командора, подарив ему свободу. Мужчина выдыхает. Слова мальчишки звучат искренне, хотя и устало, и они не становятся утешением для капитана, но некоторый груз с плеч снимают. Дышать полной грудью для Ривая невозможно, но благодаря сопляку он может сделать вдох чуть глубже, чем обычно и не ощущать такой сильной горечи во рту. - Я знаю, - говорит он и выуживает из кармана куртки новенькую пачку сигарет, протягивая ее Армину. «Все-таки подсядет», - крутится в его голове, но слишком переживать на этот счет не получается, а Армин вытягивает белую палочку, поднося к губам. Капитан щелкает спичкой, подпаляет сначала свою сигарету, а затем чужую и смотрит пронзительно. Армин не понимает в этой темноте, какого цвета его глаза, но уверен, что в них плещется глубокая бездна. - Что будет с Эреном и Микасой? - интересуется юноша, делая первую затяжку. - Посидят немного за решеткой и выпустят, - хмыкает капитан, выдыхая серый клуб дыма, что растворяется во тьме, завораживая. - В профилактических целях. Армин кивает и продолжает смотреть на небо. С капитаном тепло, и в этот раз вовсе не от алкоголя. На следующее утро Эрен приходит в себя. Они долго разговаривают, но темы, связанные с Эрвином Смитом не затрагивают, лишь болтают о чем-то незначительном, пока не наступает время обеда. Вечером он в кабинете капитана вместе с командором Ханджи обсуждают дальнейшие действия, Ривай пьет чай, курит, и Армину тоже хочется затянуться сигаретой. Но он только внимательно слушает Зоэ, изредка вставляя какие-то незначительные фразы, выясняет, что Эрена и Микасу завтра отпустят, и всем им предстоит отправиться в Митрас на церемонию награждения. Ночью он снова сидит на стене и смотрит вдаль. Ривай присоединяется позже, сразу достает сигареты и молча протягивает одну Армину, ожидая когда тот возьмет ее в свои руки. Сидят почти молча, лишь редко переговариваясь о чем-то неважном, в основном наслаждаются редкими мгновениями, когда внутренняя боль успокаивается, и ненависть к самим себе утихает. Не уходят до последнего, встречая алый рассвет уставшими взглядами. - Надо ехать, - говорит Армин, но не встает с насиженного места. Покидать отдушину не хочется, но обязанности никто не отменял, и впервые в жизни Ривай не хочет оставаться наедине с собой. - Знаю, - говорит капитан, наблюдая за тем, как солнце поднимается из-за горизонта. Встать все-таки приходится, вот только душа мгновенно начинает метаться внутри, желая остаться именно здесь, на стене Сина, на востоке в Стохесе, с задохликом Арлертом. - Я пойду первым, - говорит мужчина и напоследок отдает Армину подкуренную сигарету. - Спасибо, - мальчишка смотрит на него тепло настолько, что Ривай даже теряется. В голубых глазах красно-оранжевое пламя, в них столько усталости и благодарности, что хочется застрелиться. Леви интересно, что сейчас отображается в его собственных глазах, но может только чопорно кивнуть и развернуться, чтобы пойти навстречу сегодняшнему дню. Армин докуривает сигарету в одиночестве и чувствует себя не очень. Следующие дни проходят быстро, потому что дел прибавляется немерено: спор с Дотом Пиксисом, газеты и не стихающие волнения жителей стен на новую информацию. Армин делает все дела автоматически, а когда стоит перед дворцом королевы, то чувствует себя еще более измученным. Вся эта торжественность давит еще сильнее, чем все остальное, навевает воспоминания и бередит раны, что за эти несколько дней уже покрылись корочкой. И они снова кровоточат, заставляя юношу прерывисто дышать. Он приходит в себя только тогда, когда ловит на себе косой взгляд Флока, крутит головой и видит удаляющуюся от них Хитч. - Ты молодец, Флок, - примирительно говорит он, не помня, о чем именно они разговаривали до этого. Просто хочется наконец примириться с Фростером, и Армин делает первый шаг. - Он должен был выжить и стоять здесь, вместо тебя, - огрызается он, и Армин понимает, что попытка примирения проваливается окончательно. - Да, я думаю именно так. И так думают все, кто читал долбанный отчет. Если бы Эрен, его подружка и капитан не поддались чувствам на тот момент, все было бы прекрасно! - Замолчи! - выкрикивает Эрен, а Армин до безумия хочет закрыть руками уши и уйти отсюда к чертям собачьи, но стоит, как вкопанный, не понимая, что делать. - Ты похож на ребенка, Эрен, - Флок делает шаг вперед и берет Эрена за грудки, до треска сжимая форму. - Такой же капризный и плаксивый, хотя Микаса и вела себя более зрело, вы все - идиоты. Вы прекрасно понимали в тот момент, что должен был выжить Эрвин Смит, но набросились на капитана со слезами и кулаками, а тот, слабак, поддался вашим горестным уговорам! Армин замечает, как на них косятся стоящие вокруг, но сказать ничего не успевает, потому что вмешиваются Жан и Конни. - Успокойся, Флок, - просит Жан, кладя руку ему на плечо, но Фростер со злобой скидывает ее, недобро скалится, и Армин замечает в его взгляде, полном ненависти ко всему, слезы. - Нет! - кричит он, привлекая еще больше внимания. - Вы тоже! Ты и Спрингер. Вы - два идиота, Вы же тоже это понимаете, поэтому и стояли тогда на той долбанной крыше, как вкопанные. Вы знали, что Эрвин был лучше! Но и друга не хотели терять, потому и замерли. Идиоты! Вы все - кучка идиотов! Эрвин Смит мог всех нас спасти, он знал, как решить все возникшие сейчас проблемы, но вместо него здесь стоит долбанный Арлерт, который ничерта не может! Это мое гребанное мнение, пусть я и пешка, но имею на него право, ясно?! - Ты…, - Эрен пытается что-то вставить, но юноше не хочется, чтобы это все продолжалось. - Ты прав, - Армин говорит тихо, потупив взгляд в пол. Все присутствующие мгновенно замолкают. - Я не Эрвин Смит и я не знаю, как действовать дальше. Как…жить дальше. Я не смогу решить всех проблем. Глаза неприятно щиплет, но Армин держится, чувствуя себя так, словно в его груди пробили огромную дыру, которая зияет и кровоточит без остановки. Говорить больно, потому что ком, вставший поперек горла и царапающий нежные стенки, мешает. Но еще хуже, наверное, то, что краем глаза он видит невысокую тень сбоку от Флока, которая внимательно слушает весь их разговор. - Армин..,- голос Эрена звучит потеряно. - Ты что такое говоришь?! Его больно встряхивают за плечи, но он мягко убирает от себя чужие руки, поднимая голову: у Эрена взгляд горящий, пышущий жизнью, у Армина тусклый, мутный, как у дохлой рыбы. - Ты что, забыл о своей мечте? - его снова с силой встряхивают, словно бы пытаясь привести в чувства, но у Йегера это не выходит. Все происходящее давит. - Ты хотел увидеть море! Вспомни свою книгу: реки огня и ледяная земля - все это ты хотел увидеть! - Хотел, - тихо отвечает мальчишка, потупив глаза в пол и снова аккуратно отцепляет от себя чужие руки. Становится жутко холодно, просто нестерпимо, у него по спине ползут мурашки, и руки кажутся ледяными. - Эй, малышня, - голос капитана звучит негромко, но заставляет всех замереть на месте. - Пора начинать. Он всех осматривает бегло, но Армину кажется, будто усталый взгляд серых глаз задерживается на нем немного дольше, нежели на остальных. Ривай ничего не говорит, оборачивается и спокойной походкой идет к залу, а за ним плетутся все остальные - Армин идет в конце. Он сует руки в карманы, пытаясь в отчаянии их согреть, но выходит не очень, и до него наконец доходит, что холодно ему от всей ситуации, от людей вокруг, а не из-за непогоды. Дальше все расплывчато: церемония награждения, обед, разговоры с вышепоставленными военнослужащими. А ночью следующего дня он оказывается на крыше здания, где они остановились: небо отсюда далекое, не такое красивое, как со стены, но такое же завораживающее и Армин смотрит на него долго, не замечая времени, что течет быстро, словно река. - Ну и мрачные у тебя интересы, - голос позади заставляет Армина вздрогнуть. В голове сразу всплывает похожая фраза, сказанная капитаном в сторону командора Ханджи, и это заставляет его издать смешок. - У вас тоже, - в голове миллионы мыслей, бесчисленное количество фраз, которые хочется сказать, но выходит произнести только это. Ривай хмыкает и садится рядом. К Армину привычно протягивается сигарета, и он привычно ее принимает, слыша краем уха, как щелкает спичка. - Это да, - задумчиво тянет Ривай. Он не искал специально встречи с мальчишкой, но тот факт, что он все же набрел на него наталкивает на мысль, что это - замысел судьбы и никак иначе. - Будешь? - спрашивает мужчина, протягивая мальчишке полную темной жидкости стеклянную бутылку, которую хотел выпить сам. - Что там? - Армин смотрит на бутыль с любопытством, а затем смотрит на капитана, и в голубых глазах Ривай видит столько теплоты, сколько не видел ни в одном другом взгляде, видит даже так, несмотря на кромешную темень. - Бурбон, наверное, - хмыкает старший, растягивая губы в какой-то мрачной, кривой полуулыбке, которая в сердце мальчишки отдается огнем. Она настолько искренняя, пусть и кривая, настолько родная, пусть и мрачная, и без капли ненависти. - Буду, - Армин соглашается, благодарно принимая бутылку. Ривай не спрашивает, как он. Армин тоже этого не делает. Но каждый из них понимает, что другому паршиво до невозможности. - Холодно, - говорит Армин тихо, и Ривай прекрасно понимает, что он не о погоде. В душе у Аккермана вечные морозы - у Армина айсберги, и в такие моменты так хочется чего-то теплого, и «наверное, бурбон» идеально подходит. - Мгм, - хмыкает Ривай, забирает из чужих рук бутылку, касается своими пальцами чужих, и они обжигающе горячие. - Все-таки, гадость, - Армин смотрит на сигарету грустно, но вновь тянет ее к губам, делая еще одну затяжку. - И зачем тогда? - юноша на вопрос офицера только пожимает плечами, возможно, потому что сам не знает ответа, а возможно, потому что не хочет отвечать на вопрос. Они пьют до плывущих пейзажей перед глазами, у Армина заплетается язык, когда он рассказывает о звездах, а у Ривая только тепло в глотке от спиртного и больше ничего. Леви думает, что уже перевалило за два часа ночи, когда смотрит на иссиня-черное небо, сегодня затянутое тучами. Он решает, что им пора: солдату завтра заниматься бумажной работой, да и Риваю тоже. Уходят в этот раз вместе. Мужчина спускается с крыши первым, наблюдает за тем, как выпивший мальчишка пытается повторить за старшим, а потом, наплевав на это, просто прыгает с одного из косяков, приземляясь рядом с ним. Смотрит внимательно, пронзительно, изучая каждый сантиметр чужого лица своими до безобразия большими глазами. Кто первый тянется к другому даже и не разобрать. Ривай чувствует только, как его губы касаются чужих - сухих на ощупь, мягких и теплых настолько, что сносит крышу. Он придавливает чужое тело к стене, руками приподнимает мальчишку за бедра, заставляя того обхватить собственную талию тоненькими ногами. Мальчишка потрясенно выдыхает, вероятно ударяясь спиной о шершавый кирпич, но вздох теряется в чужих губах, которые так жадно целуют его. Оправдания своим действиям снова находятся быстро - они оба разбиты и оба нуждались в человеческом тепле. Может быть, конечно, не в подобном тепле, но это уже не столь важно. Важно то, что они согреваются друг о друга, не строя ложных надежд на светлое будущее, забывают других людей в объятиях друг друга и жмутся только сильнее. Ощущать живое тело в своих объятиях приятно, Ривай чувствует, как сердце в груди мальчишки колотится так, словно сейчас окажется в груди у него самого, и это сносит крышу. - Ты вообще жрешь? - грубо спрашивает он, опаляя теплым дыханием чужие губы. Но вместо ответа получает лишь еще один поцелуй. Чужое тепло такое приятное, пацан в руках трепыхается, жмется ближе, как котенок, сжимает рукава офицерской куртки до треска, до своих белеющих костяшек и жмурится с такой силой, что слезы катятся с глаз, а Ривай забывает, о чем вообще его спрашивал. Он движется навстречу потерянному юноше, сжимает его в своих руках так же крепко, целует с остервенением, сплетаясь влажным языком с чужим. Ловит губами каждый вдох и выдох, дышит сам так же - прерывисто и глубоко, но желание согреться внутри него не утихает, разгорается сильнее. - Тепло, - шепчет Армин в чужие губы, чувствуя, как горячее дыхание капитана касается его лица.- Еще немного… Раскрасневшийся мальчишка в его руках просит тихо, но Ривай слышит, и кто он, черт возьми, такой, чтобы отказывать в просьбе единственному человеку, который понимает его. Он целует его снова так, словно пытается отобрать весь воздух. Целует влажно, с желанием и чувствует себя сносно. А Армин скользит руками по плечам, касается пальцами подтянутого живота, очерчивает рельеф пресса и тихо стонет, возвращая руки снова на крепкие плечи. Проходит, кажется, целая вечность, но заканчивать все это первым никто не собирается. Губы саднит, по подбородку стекает вязкая слюна, а внутри все горит адским пламенем. Наверное, случись сейчас что-нибудь из ряда вон выходящее, титаны, например, они бы все равно не оторвались друг от друга. Впервые, кажется за целую вечность, Армин не чувствует себя разбитым. И это подкупает, будоражит, заставляет сильнее жаться к крепкому телу. Неважно, что будет завтра, да хоть весь разведкорпус сгорит к чертям, имеет значение только то, что происходит сейчас, и Ривай отдается полностью. На небе наконец рассасываются тучи и начинают виднеться яркие звезды, слепящие и завораживающие посланники богов, на которые он так долго смотрел в поисках ответов. Медленно приближается рассвет.