Дом, в котором...

Никто никогда не видел крошку Сьюзи с тех пор. Более того — мала была вероятность, что девочка вообще была здорова или даже — жива. Первый раз кто-то заговорил о ней той холодной зимой 1818 года, когда скромный домик мистера Джонса вспыхнул, подобно умирающему фениксу. Никто также не знал причин пожара — возможно, его близорукая супруга очередной раз уронила свечу на пол. О боже, столько криков никто не слышал с начала войны. Соседи, объятые страхом, подобно рою муравьев пытались сбежать подальше от места пожара, пока, на тот момент уже вдова, миссис Джонс кричала с пробитым животом, захлебываясь своей же кровью — около зеркала взорвалась масляная лампа. Горький запах безумия мутил сознание той территории, что распростилась вплоть до городских районов. Очевидцы мало что могли сказать, но в одном были схожи почти все — с места пожара сбегала пожилая, неухоженная, но вполне богато одетая леди. В руках она держала кулек, отдаленно напоминающий завернутого в простыню годовалого ребенка — возможно бедняжка Сьюзен сладко спала, когда начались те ужасные события. И вроде как кто-то уже начинал помалкивать. Смысл было ворошить пожар годовалой давности? Через какое-то время старуху очередной раз увидели. На этот раз она направлялась от банка к выходу из города. Вслед же ей смотрели банкиры. Взгляд их недоумевал — в который раз она приходила за выплатами по устройству ребенка. Но где же был этот ребенок? Почему она так тщательно скрывала от людских глаз? На самом деле то была гиперопека ввиду психологической травмы, или же на самом деле девочка была на голодном пайке, и увидь ее народ — маленький человечек пристал бы пред ними в синяках или других увечьях? Он также рисовал старуху — худую иссохшую женщину, что некогда могла похвастаться своей красотой еще задолго до пожара в доме ее сына. Конец октября 1820-го. Последний день перед началом подготовки к Дню Благодарения. Несколько веков назад кельты прятались по домам, ставя у дверей вырезанные фонари, остерегаясь духов, демонов и прочую нечисть, желавшую превратить твою жизнь в ночной кошмар. Теперь же это праздник веселья, который затрагивал каждый дом, какой бы итог не выходил — сладость или гадость. И если кто-то думал, что превратив праздник в детский и милый, разрешив выходить детям гулять по ночам и требовать сладости, сможет сгладить углы, то они явно ошибались — зло повсюду, а в Ночь Всех Святых оно набирает особую силу, даже если оно запутанно и спрятано — в тени маленького лучика достаточно, чтобы оно вышло на большую сцену. Коттедж стоял на пустыре. Окруженный темным лесом, аккуратно расположившемся на равнине, он напоминал типичную инсталляцию по произведениям Вашингтона Ирвинга. А если бы сей дом увидел однажды Тим Бертон, то непременно поселил бы в нем одну экстравагантную семейку, если не сделал домом местного землевладельца. Луна же в ту ночь подобно театральному прожектору освещала особняк, будто понимая — сейчас там будет действие. — Кто вы, черт побери, такой? — спросил охотник, глядя на седоватого низкого мужчину. — О боже, — ответил он, убирая во внутренний карман трубочку с красным шариком наверху и железной шапочкой внизу. — Констебль Икебот Крейн. — Он достал нечто, напоминающее паспорт и показал его мужчинам. — А это — моя юная ученица, — он указал на синеволосую девочку. — Констебль?! — Второй из них снял шапку. — Не уж то действительно все настолько ужасно? — Прискорбно, но так и есть. Но, тем не менее, думаю, вы мне поможете в расследовании. — Он открыл массивную дверь, которая была заперта пару минут назад. — Разумеется за денежное вознаграждение. «Констебль» вошел первым, не издавая ни малейшего шороха. Внутри дом не выглядел столь хорошо, как снаружи. Белые в прошлом стены пропахли влагой и плесенью, обои были разодраны в клочья, а мебель была перевернута. Казалось, что пару лет назад кто-то бросил туда маленькую ядерную бомбу — только вместо того, чтобы разнести все в щепки она развела бардак, перевернув весь интерьер. — Смотрите, — прошептал охотник. — В углу… Повернув голову, «констебль» обнаружил, что там одиноко уместилась старая детская кроватка. Подойдя к ней, один из мужчин закрыл синеволосой девочке глаза… Ее звали Бельдам. Во всяком случае, такое имя было известно в деревне и в окрестных городах, где были мало знакомы с наукой. Не смотря на прозвище, ее волосы были чернее угля. Обладая актерской внешностью, портретной красотой и всеми данными, присущими первой красавице Англии лет 30 назад, в основном она зарабатывала на жизнь с помощью приворотов и прочих оккультных шалостей, далеких от ученого разума. Казалось, что ее мир полностью состоял из таро, свечей и хрустальных шаров, если бы не то, что вызывало у многих уважение — она любила семью. Настолько, что многие сказали бы «до безумия»… На утро хозяйку дома уже несколько часов везли в сторону психиатрической лечебницы. Сперва она вела себя мирно, но умоляла дать ей «ребенка». Затем, охваченная безумием, она пыталась бежать, драться, и даже прокусила одному из врачей палец. Даже когда ей сделали укол успокоительного, она представляла собой жуткое зрелище — бледная, изможденная бормочущая тень, в чьей речи можно было отчетливо услышать «верните мне мою малышку»… Первый посетитель пришел к ней через месяц. Это был высокий темнокожий профессор. Глядя на его лицо многие могли подумать, что он не отказывает себе в пище, делая перекусы чаще положенного времени, но его могучее телосложение с легкостью разрушало все рассуждения на этот счет. Не смотря на его своеобразный для того времени внешний вид, одет он был весьма недурно. Более того — он являлся одним из умнейших людей Америки, хоть и приходилось вместо себя выводить человека более «привычного» для научных кругов и общества того времени. О чем о чем, но о времени он знал все… — Добрый день, мисс Джонс… — сказал он, войдя в палату. — Бельдам! — Рассержено прошипела старуха, сидевшая у окна. — Простите? — Мисс Джонс умерла, когда у нее отобрали ее дитя. Мое имя Бельдам. — Ее голос хрипел так, будто внутри ее горла кто-то поместил наждачную бумагу. — Как скажете. — Профессор сел за стол. — Мое имя доктор Нэйтан Ричардс, и… — Доктор? Доктора лгуны! — ее хриплый голос стал звучать угрожающе. — Они обещали мне видеться с моей девочкой! С моей крошкой Сьюзен! Доктор улыбнулся. Он прекрасно об этом знал и более того — сам искал ее. В других мирах его часто останавливали всякие борцы за мир и порядок, но не в этот раз. Перед ним стояла огромная бочка с порохом, а зажигалка была в кармане. Вернее устройство блокировки временных линий. Нажав на кнопку, зеленовато-голубая световая волна подобно пленке покрыла помещение, и полетела за его пределы. — Думаю, что это не проблема. — Что вы сказали? — Старуха обернулась, и посмотрела на гостя. В океане безумия ее глаз промелькнула надежда. — На твоей Сьюзен время не кончается, но, чтобы ты могла увидеть ее, я должен сменить твою природу. Представь: множество детей, которые будут любить тебя. — И Сьюзен? — Ее глаза засияли еще сильнее. — Я на все готова, чтобы быть со своими детками! Через 10 минут после вспышки раздался звон колоколов. Вбежав в палату, врачи обнаружили только парализованную старуху. Никаких следов газа или других инъекций не было. Как, в прочем и профессора Ричардса. Но исчезновением их дело и не кончилось — всего-то впало в спячку, что продолжалась вплоть до конца первой четверти 21 века.