Clarity

❝ Вороны приносят вещи людям. Мы такие. Это наша природа. Нам это не нравится. ❞ — Питер С. Бигль, Тихий уголок. * — Рико! Жан предполагает, что до сих пор его жизнь имела смысл, если принимать во внимание последовательные закономерности. Вполне естественно, что это продолжится как кошмар, если начиналось также. Как треск ремня вспыльчивой матери Жана по его хрупкой коже. Бессердечное безразличие отчаявшегося отца с пустыми руками, когда он говорит кредиторам — тогда возьмите моего сына — продавая то, что мог бы, должен был, сохранить другой. Из ладони Жана была вырвана маленькая, невинная, беспомощная рука — Мне жаль, что я не смогу защитить тебя. Я не могу защитить даже себя — он вынужден оставить свою младшую сестру на попечение двух людей, которых невозможно назвать родителями. Ад, его новый дом, гнездо из металлических шипов, которые будут ранить и оставлять на нём шрамы в течение пяти лет. Обычный подросток, брыкающийся и кричащий, сопротивляющийся тугой цепи, о которой он не подозревал, хотя она уже была намотана вокруг его горла жестокими непреклонными пальцами Рико. Дергающими, тянущими, удушающими в нём робкую жизнь и угасающую борьбу. Треск от удара трости в тех местах, которые скрыты от посторонних глаз под его джерси. Веселая дьявольская усмешка — Кто хочет ввести Жана в курс дела? — Пятеро едва знакомых людей, с которыми он будет жить в одной команде. Пять пар рук вызываются в качестве добровольцев. Он молит о пощаде, пока не научится не делать этого, голодные, отвратительные рты, мерзкое дыхание, прижатые к полу колени, невыносимый стыд, пустота. Потерпеть поражение ради того, чтобы пережить ещё один день, в котором он должен видеть их и слышать гнусный шепот — шлюха, которую пустили по-кругу — как будто стук судейского молотка. Он сделал выбор в пользу терпения, его единственного надёжного союзника — слово «терпеть», концепция, спасательный круг, который стал для Жана таким же важным, как и имя, данное ему при рождении. Рико сделал из него игрушку, как дети, которые откручивают головы куклам и отрывают им конечности забавы ради, но это было нечто большее, гораздо хуже. По крайней мере, эти игрушки очень ценны, как развлечение, но Жана не любили. Что такое любовь? О, Элоди, Кевин, Рене, терпение. И так далее. Бесконечно. Эта закономерность продолжается, как петля. Просто в разных вариациях, но она неизменно находится рядом, как постоянный спутник, который не предлагает безусловной любви. Просто требует ещё одну частичку его души в награду за одностороннюю преданность — когда заблагорассудится. Не путайте это с тем, что некоторые люди считают жалостью к себе. Не считайте это предостережением. Или полным отступлением. Это истина, какой её знает Жан, и он уже давно принял все правила, которые диктуют его ситуацию, как Евангелие. * И вот он здесь. Ногти вырывают клоки его волос, скальп горит. Непреклонные руки сомкнулись на его горле, из носа потекла кровь, в рот лилась вода через тряпку, он не мог дышать, ребра болели, следы от веревки острыми полосами саднили на его предплечьях и запястьях. Он не мог даже плакать, только истекать кровью. Если бы только это было всё, о чём они когда-либо его просили. Если бы только немного крови могло утолить их жажду причинять боль. Но он — Жан Моро. Он получает то, что заслуживает. Хотя он, возможно, и не знает, что изначально натворил. Он грешник. Тащите его в ад. — Жан! — он слышит голос, отчаянно зовущий его по имени, снова и снова, разносясь эхом по длинному туннелю. Одна большая, теплая рука легла на его дрожащее плечо, другая крепко сжимала доминирующее запястье, отрывая его пальцы от окровавленного горла, покрытого царапинами от ногтей. Он нападает, как дикий зверь, несмотря на то, что знает, что его ждёт наказание за неповиновение и самозащиту. Он думал, что отбросил инстинкт, но человеческое тело предаёт тогда, когда это важнее всего. — Рико. Если ты продолжишь… — отчаянно пытается торговаться Жан, задыхаясь, пытаясь взывать не к лучшим ангелам в Рико, а к ворону внутри него, потому что если тот убьёт его, то дело скорее всего раскроют и отправят Рико в тюрьму. Это единственное, что говорит в его пользу, — Я умру—… Стоящий над ним Джереми делает три неуверенных шага назад. Его взгляд омрачен тенью, а черты лица кажутся мертвенно бледными даже в лунном свете, струящемся сквозь занавески. — Я ничего не говорил, — тяжело дыша, произносит Жан хриплым, нечеловеческим голосом, который сам не узнаёт, — Ты ничего не знаешь. Ты ничего не скажешь. — Рико пытался убить тебя, — шепчет Кэт не спрашивая, а утверждая, затаив дыхание и держась за живот так, словно её вот вот стошнит, — Ты сам только что сказал это. Щелкает выключатель и Жан слышит звук, похожий на выстрел. Лайла и Кэт замерли в дверном проёме и он не знает, как долго они там стоят, неподвижные, слишком измученные и ошеломлённые, чтобы их ноги могли двигаться самостоятельно и отойти в сторону. — Я думала, это будет единичный случай…но я подозревала…— Лайла замолкла. — Это произошло в драке. У Лайлы и Кэт были одинаково мрачные выражения лица, от которых его выворачивало наизнанку. Возможно они думают, что каким-то образом помогают, находясь здесь, чтобы «поддержать» Жана, — или загнать его в угол — и поддержать Джереми, который, к несчастью, разбудил Жана от одного из его часто повторяющихся кошмаров. Если бы он мог прямо сейчас оторвать свой рот от лица, то сделал бы это. Но Джереми хватает его за руку, прежде чем ногти успевают ещё глубже впиться в губы. Когда он успел дотянуться до себя? — Нет, — Жан яростно и резко замотал головой — потому что я был единственным человеком, который позволял ему делать всё, что угодно — он с трудом сглотнул, его голос был слишком слабым, чтобы звучать враждебно, — Он бы никогда. Вы неправильно расслышали. Но если бы Рико выжил и узнал про Ичиро, он скорее убил бы Жана, чем позволил другому заполучить его — — Если мы все услышали одно и то же одновременно, может ли это быть правдой? — печально пробормотала Лайла, — Он был близок к этому, не так ли? И не раз. Обычно Джереми останавливает их прежде, чем они успеют подробно расспросить Жана, но не в этот раз. — Я же говорил, я несу какую-то чушь во сне. Забудьте об этом. Он молча призывает их уйти от темы, но они, по всей видимости, уже вышли на тропу войны. — Люди не лгут во сне, Жан, — её доводы столь же мягки, как успокаивающий бальзам, но вместо этого они ранят его. — Я лгу, — почти рычит Жан, паника скручивается в его ноющей груди, а бешено колотящееся сердце грозит разорваться на части. Прямо как сон, в котором они все пытаются убедить его, что он живёт в настоящем. Он часто лгал, уклонялся от ответа и недоговаривал, если не выкладывал всё, когда это необходимо. — Даже если ты ещё не готов поговорить об этом, а мы знаем, что ты не готов. Это очевидно. Чем мы можем помочь тебе? Жан молча смотрел на неё, сначала ничего не отвечая, но затем, когда ему это удалось, он прервал себя, — Ты не можешь починить то, что уже—… — …Сломано? Жан снова вцепился в свою шею, но Кэт остановила его, прижала руку к боку и обхватила его лицо другой ладонью, — Дыши, Жан. Правильно, продолжай дышать. Это всё, что нам нужно, чтобы ты делал, пока в какой-то момент это не станет легко. Джереми быстро подходит к шкафу, распахивает дверцы и роется в поисках аптечки для первой помощи. Жан не знает точно, когда её туда положили, но у него есть смутное подозрение, что её перенесли сюда ради него. Черные пятна застилают глаза и он покачивается от головокружения. Его мир вращается вокруг, как будто небо переворачивается вверх тормашками, но всё равно это до боли ясно. Все они здесь для того, чтобы усмирить зверя-ворона в их рядах и винить в этом большого плохого монстра, которым был Рико, но в этом нет необходимости. Монстр мёртв, Жан всё ещё здесь, хотя не знает почему, но он внёс свой вклад, пытаясь разобраться в этом и справиться с отсутствием последовательности. Справиться с этими изменениями, которые Кевин привнёс в его жизнь и которые подтолкнули его к подписанию контракта с Университетом Южной Калифорнии. Жан предпринял этот последний шаг и согласился. Он сделал всё, что мог. И вот, три пары добрых, заботливых глаз просят его. Глаза, которые ещё не поняли, что просить бесполезно — позволь нам помочь тебе — и Жан позволяет Джереми промыть свои раны, а Каталине вытереть холодный пот со лба и Лайла заключает его в крепкие, теплые объятия, оберегая, словно ребенка. Он испытывает столько же отвращения, сколько благодарности. Что ещё они могут потребовать от него? Ответы? Это не имеет значения. Это его жизнь. * Больше всего он боится этой непоследовательности. И то и другое прекращается и длится долго, так что шаблон ломается. С каждым проявлением доброты с их стороны. *