le plus cher

      «Но Фурина просто человек, не так ли?» Свои же слова отдают горечью и тяжестью в сердце. Все это время… Все время, что он знал ее, она лишь играла, и играла, и играла роль божества, держа огромную ношу на своих плечах. Фурина не могла позволить себе ни единой оплошности, из-за которой ее могли хоть как-то заподозрить. Все эти пятьсот лет блестяще отработанной одиночной игры… Все ради людей, которые даже не способны по достоинству оценить и понять ее жертву. Постоянные выкрики и обзывательства, с которыми Фурина сталкивается каждый раз, когда выходит на улицу… Нёвиллет не мог даже представить, что ей приходиться переживать даже после ее «освобождения».              Они не виделись с момента суда. Нёвиллет просто физически не мог разорваться между народом и ею. Новые обязанности, полученные вследствие передачи Фосалор ее титула правителя Фонтейна, заставляли трудиться еще усерднее, чем когда-либо. Все должно уладиться со временем, прийти в норму и стабильность. Что, в общем, и происходит.       Впервые за два с половиной месяца, Нёвиллету удается выудить свободное время и выйти на улицу. Только с одной целью. Ради одного человека. Он прогуливается, не спеша шагая в сторону адреса, на который все не решался ступить. Это ли чувство вины? Да, это определенно оно. Он винит себя, что за весь продолжительный срок, будучи гидро драконом, он не смог уловить и каплю лжи в поведении своего архонта. Винит, что был слеп. Винит, что не придавал значения этим измученным глазам, скрывающихся за веселой и дерзкой ухмылкой.              Стук в дверь его же рукой выводит Нёвиллета из его бесконечного потока мыслей. Когда он только успел?.. Ему приходится на удивление долго ждать, пока дверь откроется. «Ах, мой дорогой юдекс! Отчего такое удивление на лице? Неужели ты думал, что я, твой архонт, заставлю тебя ждать под моими дверями хоть секунду?! Время в нашем нелегком положении очень ценно, помнишь?» Громкие и уверенные слова Фурины проносятся в его голове, но быстро прерываются от щелчка замка. Он расправляет плечи, принимая еще более презентабельный вид. Его серьезное и ничего не выражающее лицо, дрогает в растерянности и испуге как только он видит ее. Сердце начинает больно саднить. Он не видит Фурину. Ту Фурину, которую он привык видеть на протяжении веков. Эту веселую, харизматичную, бунтующую девушку. Он не может поверить, что эти безжизненные глаза, поджатые губы и красные следы под глазами и вправду принадлежат ей. Нет, он не может признать это. Не хочет.       — Оу… Месье Нёвиллет… Чем обязана такому визиту? — Она спрашивает, слегка склоняя голову набок, рассматривая мужчину. Голос Фурины тихий, спокойный, немного сбивчивый от растерянности. Нёвиллет может поклясться прямо сейчас, в этот самый момент, что никогда не слышал ее голос таким… настоящим. Это официальное обращение, которое она использует, еще сильнее ударяет по нему.       — Мне нужны причины для визита к вам, Леди Фурина? — Выдавливает из себя Нёвиллет, игнорируя этот мерзкий ком в горле.       — Фурина. Просто Фурина. Избавьте себя от этой привычки, Месье Нёвиллет, это излишне, — говорит Фурина, облокачиваясь на дверь, открывая ее шире, — я правильно понимаю, что вы пришли не просто стоять у меня на крыльце, так ведь?       Он видит как ее губы дрогают в едва заметной слабой улыбке и ему хочется кричать. Он злиться. На судьбу, на Фонтейн, на фонтейнцев, но не на нее. Он не может. Он продолжает анализировать ее, замечая как она похудела, видя в ее лице серьезные последствия всего этого маскарада, а главное эту бесконечную печаль в глазах, которую уже ни что не маскирует.       — Я был бы очень Вам благодарен, если бы вы разрешили мне войти и угостить вас, — он говорит спокойно, но мягче обычного. Он демонстрирует ей торт, который ей действительно нравился… или она хотела, чтобы он так думал? Но он слышит довольное фырканье, отчего ему становится значительно легче.       Он заходит в дом. Небольшой, пустой и серый. На стенах наклеены аккуратные белые обои. Серый диван, стол и два стула на кухне, несколько кухонных шкафчиков, плита и… все? «Нет! Как ты не понимаешь, Нёвиллет? Мне нужен кабинет больше! Куда я по твоему мнению буду ставить все свои драгоценные наряды?! А награды?! А, в конце концов, этот красивый камень со дна первозданного моря?! Ох, а все мои картины? Их слишком мало! Я хочу чтобы все было живо и цветасто!»       — Вы могли бы меня предупредить, что ли… — Фурина бормочет, проходя на кухню и открывая один из шкафчиков, чтобы достать посуду. Она издает нервный смешок, видя перед собой одну единственную тарелку и вилку, — Ох… Месье Нёвиллет, я полагаю у нас проблема…       Нёвиллет заходит вслед за ней, буквально пялясь на ее скудный арсенал посуды. В следующий раз, когда он придет, здесь появится все, что он считает нужным. Этот старый и потрепанный чайник… «Нет! Ты хочешь мне сказать, что ты, своему великодушному и великому архонту, изготовил чайник из золота, но без синих вставок?! Что за неуважение! Я что, похожа на геоархонта?!»       — Ничего страшного, Леди Фурина, я могу разделить с вами трапезу и с упаковки из-под торта. — Закрывая глаза на пару секунд, по доброму фыркая, говорит Нёвиллет, почтительно кивая, что вызывает искренний смешок Фурины. Он рад.       Они пьют чай (из кружек, которые Нёвиллет так же притащил с собой), разговаривая. Нёвиллет, впервые за долгое время, испытывает настоящее умиротворение. Ему больно смотреть на нее, да, но он осознает, что ей куда больнее смотреть на него, но она старается. Все-таки, эмпатичная человеческая сторона Фурины всегда брала верх над ней, как бы она не пыталась ее скрыть за множественными слоями краски и кукольным фасадом. Разговаривая с ней, слыша ее тихий, настоящий голос, смотря в ее честные и уставшие глаза, наблюдая ее отточенные, аристократические жесты, ему не только больно, но и легко на душе. Он рад, что за все пятьсот лет страданий, она наконец может быть собой, не смотря на всеобщее негодование и презрение. Она была сильной, ею и останется, не смотря ни на что.       Он хочет остаться в этом моменте навсегда. Смотреть на нее, слушать ее, помогать ей, защищать ее, заставлять улыбку на ее губах снова играть теплыми красками, как когда-то давно. Она чувствует себя в безопасности рядом с ним. Они оба чувствуют себя в безопасности в компании друг друга.       Даже спустя шестьдесят лет, оглядываясь назад, стоя перед каменной плитой, Нёвиллет скучает по тем маленьким моментам, которые они делили вместе. Сжимая цветы в руках, сдерживая изо всех сил слезы, он шепчет «Ты была моим самым сокровенным, самым дорогим, Фурина. Надеюсь, когда-нибудь мы встретимся по ту сторону Фонтейна.»       Дождь в Фонтейне не переставал идти еще долгие десятилетия, выражая скорбь его правителя.