***
Ойкаве шесть, когда он оказывается в одном классе со своим лучшим — и пока единственным — другом. — Я не твой лучший друг, — бурчит Ивайзуми, но Ойкава только улыбается. — Конечно он! Кто же еще? — Тебе просто больше не с кем дружить. — У меня куча друзей, — фыркает Ойкава, скидывая вещи с парты в сумку, чтобы не отстать от уже собравшегося Ивайзуми. Домой они всегда ходят вместе — так Ойкава решил. Ивайзуми, может, и хотел бы поспорить, вот только дома стоят рядом, дорога ведет к ним одна, избавиться от Ойкавы невозможно. Он и не пытается: встает и терпеливо ждет, закинув сумку на плечо. Из всех людей Ойкава выбрал вечно хмурого и всем недовольного Ивайзуми, даже не зная почему. Он без проблем заводил новые знакомства, без проблем сходился с людьми, и если случалось так, что дружить с ним не хотели, Ойкава просто забывал об этом человеке. Тут же все было иначе. Быть может, просто потому, что здесь, на новом месте, Ивайзуми был первым ровесником, с которым Ойкава познакомился. Быть может потому, что жили они в соседних дворах и это было очень удобно: они могли общаться даже через окно, если бы Ивайзуми не зашторивал его постоянно, игнорируя машушего Ойкаву. А ведь он даже купил одинаковые брелоки на карманные деньги и один подарил Ивайзуми. Родители их тоже подружились и часто ходили друг к другу в гости. Просто так сложилось, что дружить с Ивайзуми было удобнее всего. Просто так сложилось — будет оправданием еще много лет.***
Ивайзуми семь, когда он узнает: если Ойкава загорается чем-то, у окружающих только два варианта — гореть вместе с ним или сгореть в безжалостном пламени его энтузиазма. Он выбирает первое и оказывается с Ойкавой в волейбольной секции. Ему и самому нравился этот спорт — они часто вместе смотрели соревнования, даже на стадион ходили. Но Ойкава горел сильнее. Ивайзуми просто нравилось, Ойкава же — любил до безумия. — Я стану великим игроком, — говорит Ойкава, пока они идут со стадиона домой. он сжимает в руках автограф своего кумира, и кажется, огнем в его глазах можно освещать дорогу. — Мечтай, — привычно осаживает его Ивайзуми, но сам думает, что если кто и сможет — то именно Ойкава. Вслух этого он не скажет никогда. — Ива-чан, — тянет Ойкава обиженно, но Ивайзуми не ведется. — Тебе придется приложить очень много усилий. — Я готов! — Ойкава ударяет Ивайзуми кулаком в плечо. — А ты будешь со мной. — Я буду против тебя, обыграю в каждой нашей встрече. Ойкава останавливается, смотрит в глаза Ивайзуми, улыбается не так, как обычно, и слишком серьезно для ребенка говорит: — Это я тебя обыграю. Тогда Ивайзуми впервые видит настоящую улыбку Ойкавы.***
Ойкаве тринадцать, когда он понимает, что есть люди намного талантливее него. Это отрезвляет. Он думал, что с легкостью выполнит обещание, воплотит свою детскую мечту в жизнь. Реальность оказывается намного более жестокой. Ивайзуми свое обещание не сдерживает тоже: играет с Ойкавой по одну сторону сетки, одергивает, спускает с небес на землю. Он уже давно перестал быть единственным другом, но все еще остается лучшим. — Иди домой, — говорит Ивайзуми, стоя в дверях спортзала. — Еще одна подача, — отвечает Ойкава, заходя на разбег и подкидывая в воздух мяч. Тот впечатывается в пол в нескольких сантиметрах от линии, оставаясь в пределах площадки. Другой мяч — не больно, но обидно — впечатывается в Ойкаву. — Домой, быстро! Ойкава морщит нос и поджимает губы, но слушается. Ойкаве тринадцать, когда он понимает, что возможности его тела — не безграничны. Что травмы — это очень больно. А страх, что мечту не получится осуществить, — еще больнее. Врачи говорят, что все будет хорошо, нужно только дать колену отдохнуть и восстановиться, и запрещают так сильно перенапрягаться. Ойкава согласно кивает, Ивайзуми — мрачнеет. — Я прослежу, — говорит он доктору. Тот смотрит непонимающе, но пожимает плечами и пишет название мази. Ивайзуми и правда следит: не пускает на площадку, заставляя смотреть на тренировки со скамьи; сам запирает зал, чтобы Ойкава не нарушал режим; сам зовет его домой и не пытается сбежать, желая побыть в одиночестве. Ойкава по большей части молчит и хмурится, стараясь хромать незаметно, не выглядывает больше в окно, вызывая Ивайзуми поиграть ночью на ближайшей площадке. Теперь Ивайзуми не зашторивает окна и чаще, чем надо, кидает взгляд на соседний дом. Ойкаве тринадцать, когда ему начинает казаться, что пока все идут вперед, он безнадежно отстает.***
Ивайзуми четырнадцать, когда он понимает, что Ойкаву проше пристрелить, чем от чего-то отговорить. Остановить. Замедлить. — Успокойся! — кричит Ивайзуми. — Постарайся не торопиться и... — Как я могу не торопиться?! В моем нынешнем состоянии мне не победить! Не первая их ссора на эту тему, но первая, когда Ивайзуми действительно хочет изо всех сил ударить Ойкаву. Потому что не может смотреть, как тот делает себе только хуже и хуже. Потому что не может видеть, как тот измотан. Не может наблюдать, как загоняет себя, стараясь прыгнуть выше головы, не щадя себя совсем. Не может видеть, как замыкается в себе, думая только о победе — своей, а не команды. — На площадке ты не один! Ивайзуми все-таки бьет. Все-таки вытаскивает из зала, игнорируя слабые попытки сопротивляться. Взгляд Ойкавы проясняется, он, кажется, совсем не злится. Только в очередной раз обещает, что если они встретятся по разные стороны сетки — он победит. Ивайзуми обещает не уступать. Про себя Ивайзуми думает, что всегда хочет быть по одну сторону. Просто так сложилось, что и Ойкава — его лучший друг.***
Ойкаве пятнадцать, когда он впервые пробует поцеловать Ивайзуми. Они остались одни после тренировки. Точнее это Ойкава остался один, а Ивайзуми вернулся выбить из него желание тренироваться до полного бессилия и поврежденных конечностей. Ойкава, конечно, слушается — у Ивайзуми дар убеждения и довольно тяжелая рука. Ойкава трет затылок, смотрит на Ивайзуми, который хмуро, но вдохновенно что-то ему втолковывает, и думать не может ни о чем, кроме того, что они совершенно одни в спортзале. О том, что Ивайзуми за ним вернулся. О том, как он о нем заботится. О том, что ему нестерпимо хочется касаться Ивайзуми. И что вместо привычной перепалки хочется его поцеловать. Ойкава пытается. Перекатывается с пяток на носки, приближается. Чувствует чужую ладонь на своей груди, видит сведенные брови так близко, слышит: — Ты что делаешь? И отступает. Ойкаве все еще пятнадцать, когда он пытается снова. Тогда ему удается мазнуть губами по губам, прежде чем Ивайзуми отступает на шаг назад, и под его взглядом Ойкава действительно радуется, что поцелуй не стал таким, который нельзя оправдать глупой шуткой, который нельзя объяснить эйфорией от успехов последних дней. Ивайзуми объяснений не требует. Просто уходит вперед, но останавливается и: — Ты так и будешь стоять там, Дуракава? Конечно нет, думает Ойкава, и срывается с места: — До дома наперегонки! Ойкаве все так же пятнадцать, когда желание поцеловать Ивайзуми становится навязчивым. Когда ночевать у него становится неловко. Ойкава крутится на своем футоне и смотрит на валяющегося на кровати Ивайзуми. Они решили спать, но Ивайзуми залип в телефон, а Ойкава — в него. Ивайзуми ничего не говорит, когда Ойкава оказывается рядом. И даже когда он проводит пальцами по щеке. Ойкава ему невероятно благодарен на самом деле. Скажи Ивайзуми хоть что-то, Ойкава бы отступил, не успев окончательно решиться. Ойкава наклоняется низко-низко, он так близко к лицу Ивайзуми, как был всего раз до. Ойкаве все еще пятнадцать, когда Ивайзуми на поцелуй отвечает.***
Ивайзуми шестнадцать, когда Ойкава под предлогом, что холодно, забирается к нему в кровать. Давит, оттесняет к стене. Ивайзуми и рад бы отодвинуться подальше, да кровать слишком маленькая для них двоих. Ойкава жмется всем телом — и правда холодный, и Ивайзуми неловко его обнимает. Спрашивает: — Что ты делаешь? — Греюсь, — отвечает Ойкава, не переставая гладить Ивайзуми по плечу, боку, бедру — по всему, до чего может дотянуться. — Согреешься и вали на свой футон. — Конечно-конечно, — легко соглашается Ойкава. Ивайзуми уже давно знает, что его согласие вовсе не значит, что он действительно что-то сделает. Ивайзуми впервые просыпается в одной кровати с Ойкавой. Ивайзуми не думал, что в таком положении — на спине, прижатый одним боком к стене, а другим к Ойкаве, с закинутыми на него рукой и ногой, со сдвинутым к ногам одеялом — сможет спать. Но солнце уже высоко, Ойкава мирно сопит куда-то в плечо, а Ивайзуми так тепло и уютно, что страшно себе в этом признаться. Ивайзуми все так же шестнадцать, когда спать без Ойкавы становится неуютно.***
Ойкаве семнадцать, когда он пытается убедить себя, что секс с лучшим другом — не очень хорошая идея. Он давно уже не ищет оправдания их поцелуям. И тому, что всегда расстеленный футон остается пуст, — даже сомнений не возникает, что спать они будут на одной кровати. Убедить себя не получается. Темнота дарит смелость. Ойкава на пробу ведет по боку Ивайзуми, задирает домашнюю футболку, в которой тот всегда спит, когда ночует вместе с Ойкавой. Замирает, коснувшись кожи. Ивайзуми выдыхает. Ойкава думает, что тот сейчас его остановит, скажет прекратить, скинет с кровати — в его голове так много вариантов, что он даже не знает, какой бы предпочел. Будет ли Ивайзуми с ним так же общаться? Так же дружить? Он согласился на поцелуи, но хочет ли чего-то большего? Пальцы у Ойкавы начинают дрожать, но он упорно ведет ими вверх. Если это первый и последний раз, когда ему позволяют касаться так, он должен продлить этот момент настолько, насколько возможно. Когда Ивайзуми открывает рот, в голове Ойкавы такая мешанина из опасений, ожиданий и собственных ощущений, что для связных мыслей не остается места. — Что ты, черт побери, творишь, — говорит Ивайзуми и накрывает губы Ойкавы своими. Ойкаве семнадцать, когда он думает, что секс с лучшим другом — лучшее его решение за все прошедшие годы.***
Ивайзуми семнадцать, когда он думает, что позволять Ойкаве творить все, что ему приходит в голову, худшее решение в его жизни. Он пытается определить, кто они друг другу теперь. Друзья? Друзья с привилегиями? Пара? Ивайзуми слишком много думает, Ойкава же ведет себя как обычно, разве что сна в их совместных ночевках становится меньше. Ойкава улыбается всем, принимает любовные письма, записывает номера телефонов и обещает «когда-нибудь обязательно пригласить на свидание, когда тренировок не будет так много». Ивайзуми наблюдает за всем этим со стороны и бесится. Утаскивает Ойкаву за шкирку из толпы восхищенных девчонок-фанаток, пинает под зад, дает подзатыльник. Ойкава только обиженно морщится и улыбается. Ивайзуми невероятно бесит эта его улыбка. Когда они вместе, когда лежат на кровати и смотрят какой-то фильм, который выбирали добрых полчаса, потому что вкусы разные, Ойкава так не улыбается. Когда они целуются или занимаются сексом, когда усталые проваливаются в сон и смотрят друг на друга, желая спокойной ночи, Ойкава так не улыбается. Вот тот Ойкава, из его комнаты, Ивайзуми нравится. А этот, на публике, его бесит. Тот Ойкава смотрит только на Ивайзуми. Ивайзуми хочет, чтобы так было всегда.***
Им по восемнадцать, когда они решают все это прекратить. Они не признавались друг другу в любви, не клялись в вечной верности, даже отношениями все это не называли. Просто им было хорошо в моменты близости, но не более. Они по-прежнему просто лучшие друзья, и оставить все именно так — самое верное решение. У каждого своя цель в жизни, свой путь. Ойкава все еще грезит волейболом. Ивайзуми потихоньку смиряется с мыслью, что не тянет и лучше заняться чем-то другим. Поступить в университет, найти работу, добиться успеха, остепениться, стать приличным членом общества. Ойкаве восемнадцать, когда Ивайзуми заговаривает о том, что хочет семью. Детей. А еще, что хочет дружить с Ойкавой всю жизнь. И о том, что школьные годы были чудесны, но они подходят к концу. Что дальше им придется идти разными дорогами. Спрашивает: — Куда будешь поступать? Ойкава пожимает плечами: — Хочу остаться здесь, в Мияги. — С твоими оценками ты можешь поступить в хороший универ в Токио. — Ивайзуми лежит на расстеленном на полу футоне и смотрит в потолок. — Не хочу переезжать. — Ойкава развалился на кровати, болтает свисающей с нее ногой. — Это неправильно, — говорит Ивайзуми вроде как про желание остаться, а вроде как про что-то другое. Ойкава не хотел этого разговора. — Что именно? — спрашивает он. — Если можешь сделать что-то лучше, сделай, — отзывается Ивайзуми, все так же на него не глядя. Ойкава тоже всегда хотел семью. Они не впервые об этом говорят, но тот раз был так давно, еще до всего, что вспоминается с трудом. Еще в детстве их споры, чья мама лучше, переходили в «чья жена будет красивее». А это, все это, просто эксперимент. Просто подростковые гормоны, жажда новых ощущений. Просто так сложилось. Ивайзуми засыпает на футоне. Оказывается, и друг без друга они отлично спят. Ойкава пишет заявление на поступление в Токио. Ивайзуми остается в Мияги. И это кажется таким правильным, намного правильнее всего, что было до.***
Ойкаве двадцать, когда они видятся снова. Встреча выпускников, на которой он не замечает никого, кроме Ивайзуми. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, как сильно он скучал. Одного неловкого рукопожатия и последовавшего за ним объятия достаточно, чтобы понять: скучал не только как по другу. У Ойкавы невольно получается держаться возле Ивайзуми весь вечер. У Ойкавы с трудом получается вести себя непринужденно. Он старается не замечать, как Ивайзуми косится на него, как вздрагивает от любого случайного не случайного прикосновения, когда Ойкава наклоняется, прижимаясь боком, или хлопает ладонью по плечу. У Ойкавы стойкое ощущение, что он испытывает его терпение. У Ойкавы непреодолимое желание проверить его границы. Несколько коктейлей спустя, он проводит ладонью по спине Ивайзуми, будто просто опуская руку на диван. Чувствует, как под рубашкой, отзываясь на прикосновение, каменеют мышцы. Ивайзуми рвано выдыхает, Ойкава улавливает это в общем гуле разговоров каким-то животным чутьем. Ивайзуми наклоняется к его уху и выдыхает едва слышно: — Будешь так делать, я трахну тебя в туалете этого бара. Ойкаву прошибает насквозь. Он встает, уходит к стойке, просто чтобы снова вдохнуть, взять по пиву себе и Ивайзуми. Прийти в себя, решить, чего он на самом деле хочет. Садится снова рядом, проводит ладонью по внутренней стороне бедра Ивайзуми. Тот сводит ноги, зажимая между ними его пальцы, и осушает половину бокала. На секс в туалете Ойкава не согласен. Номер в лав-отеле неподалеку подходит для этого намного лучше. Хочется списать на алкоголь то, как Ойкава толкает Ивайзуми к стене, как жадно его целует, как рывками выдергивает из джинсов рубашку и задыхается, касаясь кожи сразу всеми пальцами. Хочется списать на алкоголь то, как нетерпеливо Ивайзуми отвечает на каждый поцелуй, на каждое прикосновение, как прижимает Ойкаву к себе и, кажется, почти не дышит. Хочется списать на алкоголь то, что до кровати они добираются, почти полностью раздевшись. И то, как Ойкава вылизывает член Ивайзуми и заглатывает почти до упора. И то, как широко и бесстыдно разводит перед ним ноги, сперва чувствуя в себе пальцы, а потом и член. И то, как стонет и просит еще и еще, цепляясь за Ивайзуми и оставляя на его спине и плечах красные полосы. Хочется списать на алкоголь все, но Ойкава понимает: если он и пьян, то явно не из-за алкоголя. На следующее утро они не смотрят друг на друга. Собирают разбросанные по полу вещи, приводят себя в более-менее приличный вид, и, не прощаясь, расходятся в разные стороны, даже не обернувшись.***
Ивайзуми двадцать два, и он старается выкинуть из памяти ту ночь в отеле, Ойкаву и все, что между ними когда-либо было. Он полгода встречается с милой девушкой, просыпается с ней утром и уже даже не ждет, что откроет глаза и увидит рядом с собой Ойкаву. Он вообще не думает, что увидит его еще хоть когда-нибудь. С той ночи прошло много месяцев мертвой тишины. Они не сказали друг другу ни слова с тех пор. И это так неправильно, но одновременно кажется, что так на самом деле лучше. Горький осадок недосказанности пугает не так сильно, как вероятность новой встречи. Ивайзуми слишком хорошо понимает, что стоит остаться с Ойкавой наедине, ему тормоза снесет и без алкоголя. Может, у него и не было никогда этих тормозов. Лишь здравый смысл раньше и договоренность «только сегодня в последний раз» сейчас. С девушкой Ивайзуми расстается через два месяца. Через пять находит новую, с ней встречается всего чуть больше трех недель.***
Ойкаве двадцать четыре, когда он перестает пытаться наладить романтические отношения хоть с кем-то. Уже четыре года прошло с той ночи, а он все еще невероятно ярко помнит удушающую неловкость, с которой выходил тогда из отеля. Все еще помнит то возмутительное счастье, с которым проснулся в объятьях Ивайзуми. Они так и живут в разных городах, встречаются порой, исключительно семьями, обычно на дни рождения. Здороваются как обычно: Ойкава улыбается, Ивайзуми хмурится. И кажется, что так было всегда и так всегда будет, и это совершенно нормально. Вот только Ойкаве не хватает всего Ивайзуми в его жизни. Он пытается вспомнить, почему они решили, что лучше все прекратить, но получается плохо. Просто так сложилось. Просто теперь вообще ни черта не складывается. Ойкаву не покидает ощущение, что в своей погоне за званием лучшего он упустил что-то невероятно важное. Потерял то, что было ценнее всех титулов и званий. Они так и не встретились с Ивайзуми по разные стороны сетки, они вообще разошлись, и теперь между ними километры. Ойкава готов притормозить, чтобы сократить это расстояние. Он находит Ивайзуми на веранде. В доме слишком душно, хотя почти все гости уже разошлись. От света фонарей на его лице залегли глубокие тени. Ойкава хотел бы, чтобы его собственного лица вовсе не было видно. — Что это? — Ивайзуми смотрит на Ойкаву, вытянувшего вперед сжатые кулаки. — Я приготовил тебе подарок, — улыбается Ойкава. — Угадай, в какой руке? — Ты ведь мне уже подарил один. — Этот важнее. — Тогда просто отдай. — Ивайзуми расцепляет скрещенные на груди руки и протягивает ладонь. — Ива-чан, — тянет Ойкава. — Так будет неинтересно. Ивайзуми вздыхает и говорит: — В левой. Не прикасается к Ойкаве. Не делает даже полшага навстречу. Ойкава разжимает пальцы, на ладони — брелок. — И это важный подарок? — Ивайзуми хмурится еще сильнее. — Да, — тянет Ойкава. — Помнишь, у нас были такие? В детстве. Одинаковые. Но ты свой потерял. Я нашел его недавно в своих вещах. — Ты случайно перевез его с собой в Токио и даже не заметил? — Ивайзуми скептически изгибает бровь. — Ага. — Ойкава кивает и смеется неловко. — Сам удивился, как так получилось. Ивайзуми молчит, но все-таки берет брелок, даже не коснувшись ладони пальцами. Ойкава сильнее сжимает правую руку в кулак. Криво написанное «я хочу быть с тобой» на ладони так и остается незамеченным. Положиться на волю случая было очень паршивой идеей. Между ними не километры, а целая пропасть. Ключам без брелока будет очень одиноко.***
Ивайзуми двадцать семь, когда он перебирается в Токио. — Передавай привет Тоору-куну, — просит мать, помогая собираться, хотя Ивайзуми уже много раз говорил, что в помощи не нуждается. — Он тебя встретит? — Он вряд ли в городе. У него сейчас выездные игры. Они общаются не так много в последние годы, но Ивайзуми все равно следит за жизнью Ойкавы. Часто — через новости о его команде. Просто так сложилось, что узнать про него в интернете стало намного проще, чем спросить у него самого. — Он же поможет тебе устроиться на новом месте? — Ма, — начинает Ивайзуми, тяжело вздохнув. — Я уже не маленький и сам со всем справлюсь. — Все равно, Токио — огромный город, хорошо, что у тебя там будет Тоору-кун. «Ничего хорошего», — неожиданно думает Ивайзуми. Он больше не боится случайно остаться с ним наедине, он боится с ним в принципе встретиться. В последний год у них не получилось пересечься даже на праздники, и почему-то увидеться было страшно. А встреча была неизбежна. — Я вернусь в город завтра, — говорит Ойкава в трубку. — У тебя есть где остановиться? Ты уже нашел себе жилье? — У меня есть несколько вариантов, буду смотреть на месте. А пока остановлюсь в отеле. — Забронируй его на одну ночь, потом можешь побыть у меня. Пока не найдешь жилье. Плохо. Очень плохо. — А это не будет неудобно? — Ты же мой лучший друг, — фыркает Ойкава. — Да и я почти сразу уеду снова. Еще хуже. — Хорошо, — медленно соглашается Ивайзуми. — Спасибо за помощь. — Не за что, — бросает Ойкава. — Мне пора. Он сбрасывает звонок, Ивайзуми откладывает телефон, закрывает чемодан и перебирает вещи в сумке. На глаза попадается брелок на ключах. Он рассматривает его и совершенно точно понимает, что Ойкава соврал. Ивайзуми случайно поставил чернильное пятно на свой волейбольный мяч, висящий на цепочке, на этом же ничего такого не было. Ивайзуми впервые задумывается, было ли что-то в другой руке.***
Ойкаве двадцать семь, когда он снова оказывается с лучшим другом в одном городе и не понимает, как к этому относиться. Ивайзуми останавливается у него всего на несколько дней, а когда Ойкава возвращается, то находит закрытую квартиру, ключи внутри и записку с благодарностью. Это все ощущается неправильно. Все, что происходило последние годы, — неправильно. Ойкава скидывает сумку на пол и набирает номер. — И ты даже не пригласишь меня на новоселье? — спрашивает он ответившего Ивайзуми. Тот молчит очень долго. — Так что? — уточняет Ойкава. — Не думаю, что это хорошая идея. — Почему? — Ойкава приваливается спиной к стене и трет пальцами лоб. — Просто так сложилось, что я хочу быть с тобой и боюсь не сдержаться. Ойкава давится воздухом, ему даже кажется, что он ослышался. Нельзя такое говорить повседневным тоном, еще и по телефону. — Где ты живешь? — Что? — не понимает Ивайзуми. — Адрес, — повторяет Ойкава, снова обуваясь. — Скажи адрес. Я приеду, и ты скажешь мне это еще раз лично. — Зачем... — Хаджиме, — перебивает Ойкава. — Скажи мне чертов адрес. Ивайзуми сдается. Ойкава паркуется у нужного подъезда и, не давая себе времени на раздумья, выходит из машины и сразу же звонит в нужную квартиру. Дверь открывается через секунду. Из лифта Ойкава почти выбегает, силой воли заставляя себя не спешить слишком сильно. Входная дверь открыта, Ивайзуми стоит в коридоре, скрестив руки на груди, и выглядит так решительно и серьезно, что Ойкава на мгновение теряется. — Повторить, значит, — начинает Ивайзуми. — Я хочу... Ойкава не дает ему закончить. Подлетает, хватает за грудки и притягивает к себе, впиваясь в губы поцелуем. Ивайзуми отталкивает его неожиданно резко и так сильно, что Ойкаве едва удается устоять на ногах. — Что ты творишь? — Просто так сложилось, — улыбается Ойкава, — что я тоже хочу быть с тобой. Теперь Ивайзуми подается вперед, теперь он притягивает к себе и целует. Ойкава с готовностью отвечает, стягивает обувь, наступая на пятки, толкает Ивайзуми вглубь квартиры, стараясь определить где спальня, и искренне надеясь, что в ней есть кровать. Он спотыкается о коробки, случайно сильно прикусывает губу Ивайзуми, невнятно мычит извинения, но тот просто обнимает крепче и целует снова и снова, наверстывая все те годы, что они пытались быть с кем-то еще и не давали себе сделать шаг навстречу друг другу. Ойкава цепляет пуговицы на рубашке, расстегивая и проводя пальцами по груди и крепкому прессу, замирая от ощущения. Он даже и не думал, что будет так. Он даже представить не мог, что от нетерпения будет покалывать кончики пальцев, а каждое прикосновение к коже будет обжигать. — Вот так сразу? — хрипло шепчет Ивайзуми, когда Ойкава накрывает его пах ладонью, надавливая. — Я семь лет этого ждал. Ивайзуми больше не хмурится, он тянется пальцами к лицу и касается губ. — Наконец-то, — говорит он, — улыбаешься искренне. Ойкава шутя прикусывает палец и втягивает его в рот, с удовольствием наблюдая, как Ивайзуми меняется в лице, рвано выдыхая, а его взгляд темнеет. Между ними не пропасть и нет больше сотен километров. Между ними только два слоя одежды, от которых они избавляются, не добравшись до спальни. Кровать там, слава богу, есть.***
Ойкаве все еще двадцать семь, когда он просыпается в объятиях Ивайзуми и не хочет сбежать. Не испытывает стыда, только — счастье. Он осторожно поворачивается в кольце его рук и смотрит на лицо, тонущее в полумраке пасмурного утра. Ивайзуми двадцать семь, когда он просыпается в новом городе, в новой квартире и первым делом видит перед собой Ойкаву. — Что ты пялишься? — спрашивает он. — Хочу и пялюсь, я теперь так каждое утро делать буду. — Ужасно, — стонет Ивайзуми. — Прекрати и дай мне еще поспать. — Он сладко зевает, прижимаясь к Ойкаве. — Привыкнешь. — Ойкава гладит его по волосам. — Я еще и жить к тебе перееду. — Твоя квартира больше, придурок. — Точно. — Ойкава закусывает губу. — Тогда ты ко мне. — Поговорим об этом потом. — Ивайзуми снова зевает и сползает с подушки, утыкаясь носом в ключицу. — Надеюсь, не через семь лет? Ивайзуми прикусывает кожу на плече совсем не сильно, но Ойкава все равно ойкает и смеется. — Ладно, ладно, — говорит он примирительно. — Если ты не замолчишь, укушу еще раз, — угрожает Ивайзуми и целует плечо. — Если укусишь еще раз, спать я тебе точно не дам, — шепчет Ойкава и притирается ближе. Ивайзуми замирает, а потом зевает в очередной раз. — Дай поспать, а потом делай, что хочешь. — Ради такого я подожду. Ойкава замолкает, чувствуя, как Ивайзуми расслабляется и дышит глубже. Ойкава думает, просто так сложилось, что ни с кем другим у них никогда не сложилось бы. И пусть они потеряли много времени, есть шанс все наверстать. Он думает, что выдержит еще пять минуточек, а потом будь что будет. В конце концов, злость и раздражение можно вымещать не только в драках, а справиться с сонливостью от недосыпа Ойкава поможет точно.