Когда ты пришла за мной

Очень опасно встретить женщину, которая полностью тебя понимает. Это обычно кончается женитьбой. – Оскар Уайльд

      – Еще добавки, Шейн? – через барную стойку любезно улыбается официантка завсегдатаю.       Обычный вечер, после работы в компании с кружкой пива. Начало весны, не то, чтобы смена сезонов была для него важна. Еще холодно, но возле камина тепло и главное полное одиночество. Нет больше желающих погреться. Видимо ему единственному кажется сегодняшний день промозглым, а ветер, продувающий все его косточки, хотя Шейн может похвастаться естественным защитным слоем жирка. Возможно дело в его ауре, отпугивающих других. Впрочем, в салуне не людно, обычные посетители паба Пэм и Клинт. Бармен Гас, да его помощница Эмили, которая мило улыбается подавая ему пиво, единственные работники заведения.       Однако ему хорошо. Опустошение души никогда его не пугало, а отчужденность других скорее даже спасение от возможности быть втянутым в наискучнейший, лишенным всякого резона разговор.       Вдруг дверь резко распахивается, впуская ветер и девушку. Шейн уже знает кто это, хотя и не видел ее ни разу. Это девушка фермерша, новоприбывшая, но уже снискавшая славу болтливой персоны.       Эми не успев подать четвертую или пятую кружку за день – Шейн сбился со счета – шепчет ему, будто это самый что ни есть жутко секретный правительственный заговор:       – А у нас новенькая, – и непонятно чему радуясь добавляет. – Заброшенная ферма ее дедушки снова оживет.       Новости тут разлетаются слишком быстро. Маленький городок, где все знают всё. Шейн видит, как она подходит к Гасу, о чем-то спрашивая, потом кивает Эмили. Вдруг она поворачивает голову, оглядывая все помещение, и ее взгляд останавливается на ярком огоньке пламени в камине. Возможно целью осмотра было вовсе не выявление всех посетителей паба с желанием познакомиться. Он на это надеется. Разговоры, а тем более с малознакомыми людьми малость его нервируют, и даже расстояние в несколько метров вызывает потение ладошек, как предвестник будущего шторма.       Он делает вид, что ее нет, а про себя произносит мантру успокоения: все будет хорошо, если она его не заметит. Как и все остальные.       Шейн давно слился со стеной, став пустым местом. Но она совершает ошибку. Подходит с улыбкой и лепечет о том, что она новый фермер. Как будто это не маленький городок, где слухи разносятся быстро, как будто он уже не знает. Не хотел знать. Хотя ему все равно.       Поэтому он молчит. И будто что-то поняв, она поворачивается в сторону двери и исчезает за ней. Скрип, порыв ветра, хлопок. И снова спасительная тишина. ***       Утро встретило его привычным похмельем. Голова болит, а будильник, возвещая о необходимости, вставать на нелюбимую работу, выбивал последние живые нейронные клетки в мозгу.       Сегодня не лучший день для бритья, как и несколько предыдущих, поэтому можно не напрягаться с этим. Всем безразлично гладко ли он выбрит, все безучастны к его внешнему виду, да и внутреннему миру. Завтрак практически готов. Холодная пицца в холодильнике уже запасливо ждет своего разогрева.       Шейн никогда не был привередой, как и гурманом, и запах приготовленной в микроволновке еды поднимает настроение. Но это длится недолго.       Его маршрут привычен, он проходит дом Сэма, дом сестер Хейли и Эмили, потом минует центральную площадь вдоль магазинчика Пьера, идет по мосту, и конечная цель путешествия – его любимый ДжоджаМарт.       Однако сегодня что-то не так. В обычно пустынном по утрам городе раздается неизвестный ранее шум от ходьбы в тяжелых ботинках. Нет не ходьбы – бега. В городе Пеликан никто никогда никуда не торопится, за исключением новенькой, выбивающийся из привычного ритма жизни горожан. И еще до появления девушки перед его носом, у Шейна возникает нехорошее предчувствие. Даже скорее уверенность, что девчонка так просто не отстанет, она из принципиальных, напористых. Еще не подозревает, насколько Шейн пропащий человек. Болото его давно забрало в свои топи и отпускать его явно ненамеренно. Вокруг него стоячая вода, тина и ил. Полный покой, безмолвие и тишь. Он словно в броне, и нападение лучшая защита хрупкой вселенной отчужденности, с трудом созданной им, от прочего мира такого далекого от родной трясины. И до того, как фермерша успеет ляпнуть что-то глупое, Шейн выдает:       – Я тебя не знаю. Зачем ты со мной говоришь?       Конечно, это неправда, он ее помнит, сложно не запомнить. Но это ложь во спасение, так он повторяет про себя, продолжая путь на работу. Еще чего опоздать из-за глупых разговоров и получить взбучку от начальства.       Фермерша остается стоять на месте, она не решается догонять, его это в полной мере устраивает. ***       Шейн проводит очередной вечер в салуне. Ничего не может быть более прочным в его графике, как не заглянуть к Гасу за кружечкой пива. Снова. Всегда. Любой его день должен заканчиваться одинаково. Отклонение от плана выводит его из равновесия, добытого неимоверным путем и усилиями. И нет никакой разницы даже если этот день – это его День рождения.       Шейн предпочел бы, чтобы никто не знал, не смог бы догадаться об этом. Но мэр подчеркнул важность такого события, и Шейн был вынужден был вписать эту дату в ежедневник Льюиса. Мог бы соврать, только это бы ничего не изменило. Из ежедневника эта запись перекочевала в календарь. Весна 20 обведена в кружок в календаре и вывешена на обозрение мимо всех проходящих.       И теперь он вынужден принимать поздравления каждый год. Слишком часто по его мнению.       Все в этом городе до безобразия милы и приветливы. Его тошнит от этой доверчивости и открытости миру. Но ему приходится с натянутой улыбкой принимать добрые слова в свой адрес. Тут нет места искренности. Она не исходит ни от него, не от других. Всё выглядит неестественно, наигранно и паршиво. Так всем как будто проще, притворяться, забывать о реальности.       Все уверяет его в светлом счастливом будущем. Он не согласен, что теперь все наладится и будет лучше. Тучи давно заволокли небо жизни, и прояснение не предвидится.       Однако дверь вновь с шумом распахнулась, и не успел он осознать, как фермерша возникла из ниоткуда, протягивая еще теплый кусочек пиццы. Шейн улыбается:       – Ты помнишь про мой день рождения? Поразительно. Спасибо.       Ее подарок хотя бы чуточку полезен – оправдывается он перед собой за такую бурную положительную реакцию. ***       В последние дни девушка занимает мысли Шейна слишком часто. И он решает отправить коротенькое письмецо. Всего лишь небольшой, несложный рецепт его любимых перечных бомбочек. Дописывая, он не удерживается от небольшой приписки с просьбой угостить домашней готовкой. Шейн убеждает себя, что он просто их очень любит, а вовсе не то, что это еще один лишний, прекрасный повод увидеться вновь. От былой сухости Шейна не осталось и следа.       Поворотным событием для такого тесного общения как бы это не было удивительным и странным для него самого, стал его собственный День рождения. Не самый любимый день в году. Но не стоило недооценивать новенькую, ее упрямство добиться какой-то от него реакции помимо холодного безразличия, или той скупой благодарности за подарок поражала его.       Сначала напористое внимание только раздражает, а потом продолжая и упорствуя, собеседник и вовсе выводит его из себя. После можно услышать, как перешёптываются горожане, нескромно показывая на него пальцами.       Да вспылил, может не стоило быть таким резким, но виноват вовсе не он. Шейн в отличии от некоторых ни к кому не лез со своим противным любопытством. Однако в ту минуту молчания, когда фермерша подглядывала за тем, как он большими глотками поглощает пиво, ее глаза выражали настолько невинный интерес в ожидании чего-то большего чем банального спасибо, что Шейн взбодренный и окрыленный алкогольным опьянением ударился в воспоминания о тех временах, когда он состоял в гридбольной команде. Она слушает молча, изредка кивая, поддакивая или отрицательно мотая головой на редкие, а порой и риторические вопросы.       Кажется, теперь она считает, что это ее привилегия: разговоры с ним, которые длятся больше минуты, растягивающиеся частенько на пару часов. Это явно вошло у нее в привычку. Вечно запыхавшаяся, она пробегает автобусную остановку, чтобы, остановившись посреди городской площади, сказать доброе утро либо мило улыбнуться ему, и вновь ринуться по неотложным делам на ферму. После, раскладывая товары по полкам, на его лице появляется глупая улыбка. А вечером она неизменно, неизбежно как судьба или злой рок ждет Шейна в салуне, интересуясь о том, как прошел день. В общем никак –постоянный ответ.       Фермерша его восхищает, приятно удивляет. Никто еще не проявлял такую упорную решительность по отношению к нему, стремление узнать внутреннее Я. Однако Шейну нравится ее отношение к нему, она яркий луч, который рассеивает вокруг него тени и темные мрачные тучи. ***       Проходит месяц, и первая неделя лета внесла огромные изменения в жизнь города, но не в жизнь Шейна. Он все еще ходит на нелюбимую работу, все еще играет в куклы с племяшкой, все еще ухаживает за своими дорогими сердцу курочками.       Спустя длительное время встречи Шейна с фермершей перестали быть извечными пересудами окружающих. Казалось все привыкли к такому раскладу: он и она мило болтают о чем-то малозначительном в салуне. И это уже мало удовлетворяет потребности жаждущих сплетен и зрелищ. Когда что-то становится обыденным это больше не приносит былых эмоций. Восторга, радости, грусти и многих других чувств. Однако Шейн однозначно считает, что даже каждый мимолетный взгляд девушки, дарит ему невероятное чувство нужности, и может чего-то большего, о чем он боится признаться самому себе.       Он пытается бросить пить. Это оказывается тяжело. Сложнее чем он думал. Но Шейн испытал такую неловкость и стыд, когда фермерша нашла его в пьяном угаре около обрыва, пытающимся покончить с собой и со всем бренным миром, что и вспоминать невыносимо. Такой ситуации Шейн не намерен больше допустить, только не тогда она теперь рядом. Ведь она обещала.       Поэтому он принял помощь Харви, и все-таки позвонил психотерапевту в городе Зузу. Это первый маленький шажок на пути к преодолению вредной, спасительной зависимости. И рассказывая девушке о своем поступке, он понимает, что ее улыбка стоила того. ***       Шейн откусывает кусочек странной булочки. Это его любимая еда, он неоднократно ее готовил. Но именно эта булочка обладает самыми неповторимыми свойствами. Фермерша испекла ее. Не самыми изящными, но такими умелыми, нежными и ласковыми руками, которые вечно в не проходящих мозолях. А как иначе? Ведь начинка буквально тает на губах. Таит, как и он, думает Шейн, смеясь собственным мыслям. От его былой холодности и отчужденности не осталось ни следа. И хотя его шутки глупые и неловкие, в чем он уверен, она задорно смеется. И это восхитительно прекрасно.       – Она вся милая и красивая, правда Чарли? – подкидывая еще крупы, обращается Шейн к курице.       Ответом ему служит стук клюва о бетон и мерное кудахтанье кур. ***       Мысли Шейна витают далеко, в несбыточных мечтаниях: он видит себя и фермершу. Они сидят на матче, который состоит в это воскресенье. Он не убежден, что их вкусы насчет того, как провести хороший вечер совпадут. Шейн знает какая она ранняя пташка, это у них общее. Он редко видит ее вечером бездельно и беззаботно гуляющей по утихшему городу или теплом углу у камина в пабе, за исключением случаев, когда она заглядывает на минутку, чтобы перекинутся с ним парой слов. Хотя это уже скорее правило, чем исключение. И все же остаются сомнения. Она другая не такая как они, те кто клялся в верности и дружбе, в силе единства командного духа.       Шейн горько хмыкнул, пнув камень. На долго ли она задержится в его мире? Безумно хочется верить, надеется на ее понимание, о том, что она знает, как ему это важно. И согласится. Непременно согласится остаться подольше.       Виднеется маленький домик, стоящий в конце ряда ухоженных грядок, засеянных тыквами. Безгласный пугало улыбается своей широкой вышитой нитками улыбкой, немного покачиваясь из стороны в сторону, будто поддерживая решение Шейна. Он сглатывает ком в горле.       Вот порог ее дома, а решимость стучать отсутствует. Ветер треплет его волосы. Вокруг стоит приятная тишина, только листья закручиваются в танце, шурша друг об друга. Возможно она еще спит после тяжелого трудового дня. Будить не хочется. И Шейн представляет, как она укрытая одеялом, спит свернувшись в рогалик. И возможно немного посапывает. Или улыбается во сне, а может быть хмурится от кошмара. Будь он рядом, обязательно бы ее обнял за талию, прижимая к себе, но не крепко, чтобы не потревожить, причинив боль. И тогда почувствовав тепло и заботу, ее кошмары бы развеялись. Было бы слишком хорошо, будь это правдой.       Фантазия занимает минуту в реальности, и девушка-мечта появляется прямо перед ним. Пока она стоит в явном замешательстве от столь неожиданного раннего визита нежданного, а может и ожидаемого гостя, он выпаливает заученную фразу, о том, что у него два билета, и что она может составить ему компанию, ей всего лишь необходимо прийти в пять вечера на остановку. Всё остальное давно устроено.       Шейн не дожидается ответа, разворачиваясь в сторону города. У нее есть время обдумать предложение. И то придет ли она в назначенное время будет являться ответом. Шейн мысленно повторяет себе, что так лучше для них обоих. Она не испытает чувства вины из-за отказа или неловкости от придумывая более достоверной отговорки о своей занятости этим вечером. Он же… сделает вид, что совсем ничего не произошло, и просто продолжит жить жизнью как прежде было до нее.       Так однозначно будет проще для них. Однако вычеркивая из списка уже расставленные товары, он поглядывает на ход настенных часов, которые ползут со скоростью улитки, и тяжело вздыхает Неизвестность пугает. Да и в последнее время обманывать себя в том, что она совершенно ничего для него не значит, становится значительно труднее. ***       Но девушка приходит. Его губы растягиваются в широкой улыбке:       – Ага, а вот и ты! Это хорошо, что ты здесь. Нам уже пора…       Правда он преуменьшает степень удовлетворенности ситуацией. Это не хорошо, не отлично. Прекрасно, волшебно, чертовски восхитительно. Только ей не стоит этого знать. Шейн не может все испортить, не тогда, когда они достигли такого прогресса. Этот этап как будто нечто серьезное для проверки будущего их отношений. Возможно они могут стать чем-то большим.       – Ты отличный друг, – выпаливает он от смущения. Ложь, ладно полуправда. Но пусть лучше будет так, чем никак. На большее он не надеется, хотя страстно желает.       Она просто хорошая милая девушка. И как бы это не было глупо и заезжено: она заслуживает, кого-то лучше, чем он – алкоголика, страдающего хандрой и навязчивой боязнью любых изменений в жизни. Сейчас, конечно, все получше по всем жизненным пунктам. Не без ее помощи, однако ей пора перестать жертвовать собой, он того не стоит. Хоть раз в жизни Шейн должен поступить правильно и чуточку благородно. Кто-то другой, более надежный и здоровый в плане психики и физиологии, у кого нет проблем с депрессией и пониманием всего места и роли в жизни, у кого есть план более чем на один вечер. Тот, кто даст ей все, о чем она мечтает и даже больше. Кто будет ее боготворить и каждый день говорить, как ему повезло с ней, станет опорой и защитой, будет как говорится, как за каменной стеной, ночью же доказывать свою любовь, неспешными ласками.       Они смогут остаться друзьями. Это совсем неплохо, самый подходящий для него расклад событий. На большее он не уповает. И может быть иногда, она будет заносить ему свежую домашнюю выпечку. Гас готовит вкусно, но с ней сравниться невозможно. Фермерша молчит. Вряд ли она придала его словам хоть какое-нибудь значение. Шейн помогает ей подняться в автобус, и всю дорогу они молчат, больше не прикасаясь друг к другу.       Болельщики ликуют. Шейн то подглядывает за реакцией девушки, иногда откровенно пялясь на ее лицо, то устремляет взгляд на игру, от которой отвлекся. А там «Таннелерс» идут в атаку, забивая гол. Стадион охватывают восторженные крики болельщиков. И сам Шейн вне себя от радости, этот день один из самых лучших в его жизни. Его охватывает волнение момента, подкрепленное ранее выпитой пинтой пива. В голове эйфория, мысли расплываются. Толпа вокруг гудит. Фермерша как никогда обворожительна, крича вместе с другими. Ее близость опьяняет и влечет, как глупого мотылька яркий свет лампочки. Когда приходит осознание, что он делает, а точнее что творят губы, впившиеся в чужие, он неловко отстраняется от девушки:       – Ой. Эм-м… Прости я что-то увлекся. Его охватывает жар совсем далекий от ранее знакомого и привычного пыла и возбуждения, вызванного выпитым горячительным. Это жар стыда и чего-то ранее неизведанного, запретного. Однако ошарашенный и вместе с тем рассеянный взгляд девушки, смотрящий в глаза, словно он привидевшийся ей призрак, отрезвляет. На него будто велели ушат холодной воды. Реальность в миг вторглась, понимание содеянного разом охватило, пожирая.       Лучшее спасение – бегство, решает он, направляясь к лестнице трибуны. Ему необходимо немного прийти в себя, и бесцельная прогулка не раз его выручала, позволяя вернуть прежний хрупкий контроль над собой, своими эмоциями, особенно после тесного общения с фермершей.       Не успевает Шейн вступить на первую ступеньку лестницы, ведущую наверх, как его хватают за локоть, разворачивая лицом к полю. Рот Шейна открывается, чтобы высказать все лестные слова об категоричной просьбе оставить его в покое, но его резко затыкают поцелуем, теплое дыхание опаляет треснувшие от ледяного ветра поздней весны губы. Его потряхивает как больного в лихорадке. Шейн болен, совсем как остальной мир, от которого он самоуверенно считал, что отличается. Болезнь прогрессировала, проявляя все больше симптомов: сначала потение ладошек, учащенное дыхание и сердцебиение, потом бессонница, головокружение от ее присутствия. Он не замечал недуга до этого момента, когда он достиг апогея, выливаясь в итоге в этот отчаянный поцелуй.       Шейн перехватывает инициативу, углубляя поцелуй. Он не против быть больным, когда причина болезни так обворожительно хороша, горяча и отзывчива. Руки беспорядочно прослеживают маршрут по спине снизу-вверх, сверху-вниз, не находя себе места. Воздуха критически мало, а сердце грозится покинуть грудную клетку, когда девушка первая отстраняется. Ее глаза бездонны в них можно утонуть, и Шейн вовсе не хочет спасения.       Звуки возвращаются, до него доходят восторженные крики болельщиков, никому нет дела до них, они торжественного машут руками, флажками и шарфами игрокам, вышедшим на поле и склонившихся в низком поклоне. В современном обществе поцелуи не считаются чем-то запретным. И хотя они содержат толику интимности, многие не скрывают свои чувства, отдаваясь страсти или нежности. Он часто видел, как Деметриус целует Робин. Порой для этого, по его мнению, совсем не было повода, да и место неподходящее.       Сейчас, конечно, может и есть повод для поцелуя, но место определенно неподходящее, поэтому Шейн тушуется, в очередной раз заливаясь краской, однако ее руки до сих пор зажаты в его огромных ладонях, в ожидании будущей возможности для украденных у реальности поцелуев. ***       Шейн поглаживает кулон русалки, висящий у него на шее. Ему прекрасно известно, как и каждому в городе Пеликан, что это значит. Он осознает, на какой шаг пошла его девушка.       Шейн нервничает, ему бы не хватило смелости, права претендовать на ее сердце. На огромную часть ее жизни. Он и так занял слишком много места, большего ему и не надо. Однако вопреки всему, и даже его уверений о том, что есть более завидные холостяки. Тот же заботливый Харви или романтичный Элиот, может быть задумчивый Себастьян, самоуверенный Алекс или дружелюбный Сэм. Она настояла на своем:       – Это все неважно. Мне нужен именно ты, какой ты есть сейчас, был в прошлом и будешь в будущем. Настоящий.       Ее глаза блестят озорным огоньком. Одной рукой, тянет его за запястье к себе, другой проворно лезет в карман, доставая синюю ракушку.       – Я…       Шейн ее перебивает. Его голос предательски дрожит:       – Я всё устрою. Через три дня у нас церемония, ладно?       Приятные воспоминания развеиваются стоит только Моррису, стоящему за спиной недовольно отчитать его о падении продуктивности работы. Будто для Шейна работа имеет хоть какое-то значение. ***       Шейн небольшой поклонник менять свою жизнь. Когда однообразие становится все понятнее и легче, предсказуемость, а значит безопасность, надежность. Порой сохранить статус-кво для него является единственной важной целью жизни. За исключением раннего утреннего подъема на работу, которая необходима для обеспечения единственном спасительном утешении в его никчёмном существовании – кружки пива. И еды, конечно, он же все-таки человек, ему нужно чем-то питаться.       У каждого своя зависимость, – оправдывается Шейн перед собой перед каждым новым глотком, – в этом нет ничего такого, пока оно позволяет как-то держатся на плаву. Но потом из этого апатичного состояния его не на долгое время вытягивала просьба тетки покормить коров, или желания Джас поиграть в куклы с ним. Однако все это рано или поздно заканчивалось, и он снова входил в свою родную реку, которая несла вниз по течению. А поговаривали в одну реку не войдешь дважды. Все это обман. Шейн прекрасно знал.       И все же что-то поменялось. Изменяется прямо сейчас. На этот раз на всегда, – осознает Шейн.       Ведь он стоит одетый в фрак, посреди городской площади, возле свадебной арки, а вокруг собрались все жители города Пеликан. Напротив него стоит фермерша, его любимая девушка и будущая жена!       Мэр выполняет важную роль регистратора брака. Совсем скоро новая семья будет записана в его журнале браков. Речь мэра Льюиса, как всегда торжественно, с помпой. Его голос громкий и безапелляционный, но звучит где-то на грани его сознания и понимания.       Что-то меняется.       Шейн протягивает руки, нежно обхватывая ими ее пальцы. Кажется, что сейчас он как никогда выглядит нелепо: его лицо по цвету напоминает спелый помидор, а тело немного трясет, и будто понимая его тревогу, она перехватывает его запястья в весьма резком и крепком захвате, настойчиво глядя в глаза, пытаясь передать свою внутреннюю уверенность Шейну. Ее решимость окончательно убеждает его в серьезности ее выбора и намерений. Шейн не идеал, ни для кого это не секрет.       Он первый произносит свою клятву, в ней скользит желание защищать и оберегать, по крайней мере большая часть слов, подтверждает его готовность пожертвовать всем ради нее. Вознести девушку в центр своей религии.       Клятва фермерши повторяет его собственную, хотя Шейн не следит за ходом церемонии; он следит только за выражением ее лица, такого умиротворённого в данный момент, и за тем, как открываются и закрываются ее губы, слегка влажные от частого облизывания. Его охватывает внезапное возбуждение от такого невинного и обычного жеста, Шейн не сразу понимает, что она закончила, пока мэр не откашливается в третий раз, который еще более неестественен чем предыдущий, а девушка не краснеет, что ей совсем не свойственно.       Шейн обнимает, целуя ее в губы, не раскрывая их. Их отнюдь не первый поцелуй наполнен целомудренностью. И все же мысли Шейна полны грешных желаний. Ему не терпится оказаться вдвоем, вдали от взоров любопытной толпы. Это слишком интимно. Будучи укрытом в стенах ее дома, он будет доказывать всю ночь, что достоин ее, ее любви и заботы. Шейн встанет на колени, опустит смиренно голову, впечатывая свой взгляд в ее глаза, моля сам не зная, о чем.       Осталось лишь покинуть это место. Церемония безусловна прекрасна и красива, но им пора, и он тянет фермершу, может не так твердо, как хочет, но точно страстно и в собственническом порыве, вперед, за собой. Навстречу совместной судьбе: в горе и в радости, как они клятвенно обещали.       Что-то определённо меняется. И ему больше не страшно.