Хроники Ханаби

      Собственная тень едва поспевала за Ханзо, так быстро он бросился к девушке:       — «Не справилась? Вот-вот умрёт?» — он не знал, что и думать. Впервые за долгие годы он по-настоящему за кого-то переживал.       Без чувств, редко делая несмелый вдох, куноити лежала на мокром песке. Руки почти по локоть краснели в пятнах её же крови, зато оголённая, почти до неприличного, нога стала совершенно чистой, если не считать компресса из трав поверх раны. Одинокий кунай без дела поблёскивал на берегу.       Едва убедившись в том, что пострадавшая жива и умирать не собирается, Ханзо аккуратно поднял её на руки и поспешил скрыться. Оставаться на месте означало вскоре быть обнаруженными. Хаябуса хорошо чувствовал демоническую энергию, что оставлял после себя Амэ-но Хабакири. Подобно ищейке, юноша уже взял правильный след и прямо сейчас шел по нему. Новая стычка могла ненароком добить Ханаби. Ханзо не смел рискнуть ею. В ближайшее время ему предстояло долго петлять по округе, чтобы запутать след, чтобы у неё было время на спокойный отдых.       Намного выше по течению раскинул свои воды шумный водопад. Буйная растительность мешала пройти, поэтому уже некоторое время Ханзо перемещался между тенями. Он совсем не устал, и отдых ему был ни к чему, но он довольно скоро всё же решил сделать привал — девушка на его руках очнулась.       — Ох-х, моя голова. — Простонала она. Пустой живот недовольно вторил. Боль уродливой маской исказила лицо девушки.       — Неужто голова болит сильнее, чем нога?       — Не напоминай, и нога болит тоже. У меня вообще всё болит.       — Что там произошло? Я услышал крик, пришёл, а ты без сознания, едва дышишь. — Он не мог скрыть тревоги. — Мне казалось ты знаешь, что делаешь.       — Я жива, значит, сделала всё как надо. — Шутка не удалась. Даже в гудящей голове она звучала так себе, а в жизни прозвучала совсем уж худо. Ханзо нахмурился и хотел высказать всё, что думает, но Ханаби решила сменить тему. — Извини, не думала, что ты будешь прям так волноваться за меня.       Смущённый неожиданным замечание, Ханзо с напускным раздражительным безразличием буркнул, что совсем не волновался, а затем растворился в тени, сославшись на необходимость поиска еды.       Ханаби тихо торжествовала. Так бывало всегда, когда ей удавалось избежать замечания или нудного выговора. Портить отношения с Ханзо девушка не хотела, но и выслушивать нравоучения не собиралась.       Ханаби отодвинула от лица листья пышного папоротника и огляделась. Живописное место, свежий воздух и полный отрыв от других людей. В таких местах обычно парочки проводили медовый месяц. Вдали от всех, наедине лишь друг с другом. Она одёрнула себя от странных мыслей и вспомнила, что видела это место по пути к реке. Значит, они возвращались в замшелую пещеру.       Вставать Ханаби пока не собиралась. Вместе с относительной трезвостью вернулась всепоглощающая боль в ноге и ужасное чувство голода, которые омрачились ещё и накатившим похмельем. Руки тряслись, думалось паршиво. Ханаби дотянулась до ближайшего куста и сорвала с него изумрудно-зелёный листочек. Тонкие неровные прожилки тянулись вдоль всей его шершавой поверхности.       — «Кажется, это гибискус.» — изучение листа принесло вожделенное спокойствие и способность хоть ненадолго сосредоточиться на чем-то знакомом и понятном. Ханаби бросила взгляд на пухлые молодые бутоны, которые едва начинали розоветь. — «Поздновато он цветёт в этом году».

***

      Почти два дня Ханаби прожила в пещере. Рану на ноге она промывала и меняла компресс ещё несколько раз. Выглядела травма по прежнему печально, но, по крайней мере, она не загноилась и даже начала потихоньку заживать. Девушка вставала несмело, с большой осторожностью наступала на ногу, сильно хромала и без конца переживала, что снова откроется кровотечение, но спокойно отсиживаться и прохлаждаться без дела она по натуре своей не могла.       За время, проведённое наедине, ни Ханзо, ни Ханаби не нашли в себе сил заговорить о поцелуе. Девушка даже думала, что ей это лишь приснилось, но задумчивый взгляд Ханзо, который вновь и вновь оказывался прикован к губам Ханаби, говорил красноречивее любых слов — поцелуй правда был. Каждый из них чувствовал, что привязался к другому, и от того появившаяся из-за недосказанности неловкость давила только сильнее.       На третий день своего выздоровления Ханаби смастерила себе костыль. Несколько часов у неё ушло на то, чтобы обстругать подходящего вида и размера палку, но результат оказался достойным. Жаль только, что Ханаби осталась без своей ленты для волос — ею можно было бы обвязать ручку, чтобы та не так свирепо впивалась в подмышку при ходьбе.       — Я набралась достаточно сил! — заявила она тем же днём. — Нам пора выдвигаться в дорогу.        Уверенности в её слова добавляло острое нежелание давиться кислыми яблоками и сопливыми грибами, которые приносил Ханзо. Даже при том, что Ханаби не была особенно привередлива в плане еды, тошнотворное однообразие стояло поперёк горла. Ханаби всеми правдами и неправдами настояла на том, чтобы всё-таки сходить в ближайшую деревню, раздобыть там нормальных припасов и вернуться к Первому, но во время перехода случилось непредвиденное…       Под кронами деревьев, тянущихся к золотому солнцу, разворачивалась сцена, достойная пера великих классиков долины Кадиа. Под тенистыми ветвями встретились пятеро: с одной стороны небольшой поляны стояли Кагура, Тока и Хая, с другой — Ханзо. Несчастная хромоногая Ханаби оказалась точно посередине.       — Отойди от них, Ханаби. — Сурово требовал Ханзо.       — Нет, подожди…       — Ты либо с ними, либо со мной.       — Я думаю, мы можем помочь друг другу.       Они говорили, но друг друга словно не слышали. В какой-то момент у Ханзо закончилось терпение:       — Прочь с дороги или разорву на куски! — Крикнул так, что сам почти поверил в свои слова. С верхушек ближайших деревьев в ужасе разлетелись птицы. Кагура чудом удерживала Хаябусу на месте.       На лице Ханаби отразился не страх, но горькое, досадное непринятие услышанного. Оторопь защипала глаза. Она видела настоящего Ханзо, пережила с ним многое, успела его понять и принять. То, что сейчас он пытался запугать её, точно так же, как всех прочих, рвало сердце на мелкие кусочки.       Решительная уверенность в дальнейших действиях не позволила голосу Ханаби дрогнуть. За минувшие дни у неё появился свой план, но для его осуществления, близкие девушки не должны были друг друга поубивать.       — Уходите, друзья, я поговорю с ним.       — Одними разговорами дело не решить, мы останемся и поможем, — истощённый Хаябуса положил руку на катану. Он едва заметно трясся от напряжения — ему было сложно стоять без чужой помощи, но ещё сложнее оказалось предстать перед предателем и не иметь возможности прикончить его на месте. Во время предпоследней стычки ему крепко досталось.       — Во имя Алой Тени, Хаябуса, уйди уже отсюда, или я прямо сейчас тебя… Обезоружу! — губы её не смогли сложиться в более весомую угрозу, но её решимость и пылающая страсть в глазах убедили ниндзя в необходимости временно отступить. Да и не было у них, если вдуматься, других вариантов: сейчас хороший бой не мог дать никто.       Хаябуса не сводил своих чёрных, наполненных яростью, глаз с предателя и не убирал руку с оружия до тех пор, пока Тока и Кагура не скрылись из виду. Мысль о том, чтобы всё-таки напасть, проскочила в его затуманенной местью и долгом голове, но собственное тяжёлое состояние и суровый взгляд подруги убедили его в том, что на сей раз нужно просто уйти. Хаябуса растворился в тени.       — Ты ведь прекрасно знаешь, что я и пальцем не трону твою младшую. Но я никак не могу понять, почему ты так рвёшься защитить двух других? Кровные узы вас не связывают, я это точно знаю — течение маны совершенно иное. Ты боишься, что убью? Я ещё в прошлый раз говорил, что делать этого не стану, а от пары новых царапин, глядишь, ума у них прибавится. Может, перестанут докучать своими неожиданными появлениями.       — Они просто выполняют свой долг.       — И именно из-за своей приверженности идеалам Алой Тени тот мальчишка всё ещё жив.       — Постой, послушай, они замечательные люди, просто… Ничего не знают. Если ты расскажешь им свою историю, то они обязательно помогут.       — Как ты себе это представляешь? Думаешь, что мы с ними, они и я, просто забудем обо всех обидах, соберёмся в какой-нибудь паршивой таверне, как закадычные друзья, и всё обсудим? Ханаби, очнись, так не бывает! Это посторонние люди, и им нет дела ни до кого, кроме себя. Они всё делают только ради личной выгоды: признание, деньги, гордыня — мотив может быть любым, но в его центре всегда оказывается жадное, ни о ком не думающее, омерзительное человеческое «я».       — Ты ошибаешься. Они, как и Тока, тоже моя семья. Я знаю их полжизни, они не из тех, кто пройдёт мимо нуждающегося, и дело тут совсем не в корысти или гордости.       — Ха-я-бу-са, — он растягивал и искажал звучание имени, — уже однажды бросил тебя и предал, или забыла?       Злость и обида кольнули Ханаби в самую душу.       — Я не забыла и не простила, но я приняла его выбор. Если бы мне пришлось выбирать между ним и Токой, то я тоже выбрала бы сестру. — Она с сомнением добавила, — Кагура ведь ему как сестра.       — Ну и глупость. Ты слишком добра и наивна, что довольно необычно для ниндзя. Твоё неумение распоряжаться силой делает тебя слабой.       — А тебя делает слабым жажда силы и полное непонимание того, как её обрести!       — Что? — он замолчал, ошарашенный неожиданной резкостью и точностью её слов.       — Ты взвалил на себя непосильную ношу и старательно оберегаешь её от всех, кто мог бы тебе помочь. — Она вдруг вспомнила, что то же самое и про неё саму говорила Тока. — Ты хоть раз приходил к Алой Тени в поисках союзников? Пытался кому-нибудь рассказать правду о себе и о мёртвом городе?       — На мне клеймо предателя. Такого как я никто не станет слушать.       — Мы оба знаем, что ты не предатель, но по какой-то причине ты делаешь всё, чтобы тебя таковым считали. Ты даже не пытаешься разрушить образ, а, напротив, активно поддерживаешь его.       — Ханаби, моя судьба предопределена, как и судьбы всех, мне сочувствующих. Тебе тоже лучше молчать и трястись в страхе, когда кто-то смотрит. Так будет лучше… Так будет правильно.       — И это ты меня упрекал в глупости? Ничего нелепее в жизни не слышала! Ханзо, я верю, что всё ещё можно исправить. Ты — человек, при том, не лишённый человечности. Иначе как объяснить то, что ты спас меня, не стал убивать Току и спокойно отпустил сейчас ребят?       — Ты не видела всего. Некоторые слухи…       — Путь ниндзя омыт кровью.       Удивление заставило Ханзо замереть и замолчать. Это его слова сейчас сорвались с губ Ханаби. Вот только он тогда, у костра, пытался доказать ей, что она не так хороша, как о себе думает, а она же сейчас объясняла Ханзо, что он не так плох, как говорят о нём другие и как думает о себе он сам.       — Прими мою помощь, прими помощь других людей, заверши, наконец, свою миссию и живи спокойно. Кагура, Хаябуса, Тока и я общими усилиями поможем тебе и с Ханекаге, и с призраками, и с Первым. — Слова громкие, но в том, что друзья не оставят её без помощи, когда всё узнают, она не сомневалась.       Знания Кагуры о магии, доступ Хаябусы к архивам Тени и способность Ханаби и Токи проникнуть в хранилище Алых — всё это должно было помочь уберечь Ханзо и речную долину Кадиа от незавидной участи.       Собственная долгая нерешительная задумчивость заставила Ханзо напряжённо стиснуть зубы. Имел ли он право на помощь? Мог ли надеяться, что люди вновь будут относиться к нему не как к монстру? Первые шестнадцать лет в Тени будто прожил кто-то другой, а не он сам. В его мире совершенно всё переменилось.       — Это тяжело.       Тяжело потому что он сам уже давно не считал себя человеком и не рассчитывал, что однажды найдётся кто-то, кто захочет ему помочь по собственной доброй воле, а не по принуждению. Он пытался, ещё в самом начале, он честно пытался, но люди его отвергали и предавали раз за разом. Имели ли право ниндзя, превратившие его спину в решето, обвинять его в жестокой бесчеловечности? А имел ли право он, разочаровавшийся в человеческой натуре отступник, похищать людей и заставлять их помогать себе? Ханзо хотел верить, что поступает правильно, но теперь, оглядываясь в прошлое, понимал, что злодеяния, которые он вершил, нельзя отправдать ничем.       — Ханзо, ты можешь принять помощь. Ты ведь меня для этого и взял тогда в плен. Чтобы я пыталась тебя убить вновь и вновь, тем самым, пытаясь обнаружить твои слабые места, разве нет?       — Всё так.       — Но ведь что-то изменилось, когда я пообещала больше на тебя не нападать. Это шло в разрез с твоим планом и совершенно бы тебе не помогло, но ты ведь зачем-то согласился.       — Подумал, что если ты перестанешь относиться ко мне, как к врагу, то, возможно, со временем, мы сможем стать товарищами. — Он закашлялся, стесняясь собственных неожиданных откровений. — Бред, да?       — Нет, почему же? Ты хотел товарищества и вот, оно у тебя есть. Я хочу помочь тебе. Бескорыстно и безвозмездно. Так прими ты уже, наконец, помощь и живи спокойно.       — Зачем тебе это, Ханаби из клана Алых?       — Затем что я тебя… Ханзо из клана Тени… Я тебя… — Щёки юной куноити зарделись, уши закололо от невозможности сказать всей правды. — Я считаю тебя товарищем и н-не хочу подводить! Вот!       Ханзо отчётливо видел её ложь, но почему-то его это не настораживало, а только лишь успокаивало и ободряло. Это не обычная неправда, а нечто более весомое, что имело особое значение для обоих.       — Хорошо, мой боевой товарищ. Я верю тебе и согласен принять любую помощь.