Отступник

На улице стояла на удивление приятная теплая погода. Вечер пятницы- время, когда подростки собирались у кого-то дома за досугом в виде распивания крепких напитков или раскуривая чего-нибудь запрещенного, или на лавке в парке. Ко вторым относилась Аня Носова, которая, отмазавшись от стариков, убежала гулять. Гремит музыка, мешаются песни Jane Air c заливистым смехом и чирканьем зажигалок. Кто-то хвастается выученным тектоником, кто-то гордо и жалостливо оголяет порезанные запястья, а кто-то, смеясь, показывал мемы на старом телефоне. Аня же сидит в стороне, на краю скамейки, стараясь не лезть. Конечно, с эмо ей лучше, чем дома или в школе, но все также одиноко. Она отпивает из банки Ягуара и ругается в трубку: – Ало, Мел, блин, да в смысле вы не придете? Чё? Какой еще Урик в жопу, сама с ним сосись. Вы там по любому с этими уродами. С Дятлом и Епифановым, «с какими?». Все, пока, подруги блин еще называются. – Она с силой захлопывает раскладушку и снова отпивает.—Скрепка, дай зажигалку. Девочка закуривает и выдыхает. Её не хотелось проводить время с остальными из компании эмо, особенно с Уриком. Он ей совсем не нравился: худой, весь из себя слащавый и вообще на педика похож, как говорила сама Аня. Но делать было нечего. Это всяко лучше, чем киснуть в доме престарелых с бабкой и дедом, которые только и делали, что выносили мозги юной нонконформистке. Вдруг, издалека слышится свист, раззадоренные басистые возгласы. Вдалеке показываются лысые макушки, и Носова прилипает к скамейке, смотря на то, как скинхеды подходили все ближе и ближе. И среди этих быков, она отчетливо могла разглядеть знакомое лицо. «О нет, только не он». Вадим Исаев-юный скинхед, который только познавал прелесть мордобоев и нефорской крови на костяшках кистей рук. Он был на взводе, пьяный и злой. Они встречаются взглядами, и парень также различает среди темных силуэтов свою одноклассницу. «О нет, только не она». –Скины!— Носова, скользя и стуча каблуками, срывается с места, а за ней и остальная компания. Ягуар из банки в руках проливается на куртку, сумка сползает с плеча. Она умнее остальных, и вместо того, чтобы бежать по дорожке, бежит через сугробы. Девочка спотыкается, оглядывается через плечо, едва не падает, пытаясь на бегу отхлебнуть Яги. –Стоять, педовка!— Исаев что-то жестом показывает своим «друзьям» и бежит за одноклассницей. –Нахрен иди!— Аня показывает средний палец Вадиму, перепрыгивая через небольшой заборчик в парке, и выбегает на дорогу. В глазах немного мутило, было страшно, а еще, Аня была пьяная, что сбивало её координацию, и Аня походила на пьяную лошадь. Исаев худой и высокий, а еще бегает быстро, поэтому норматив по «догнать эмо» он выполняет на твердую пятерку. Он догоняет Носову, хватает за плечо, от чего та по инерции падает назад, в сугроб. Она обливается остатками напитка, прикрывается одной рукой, второй опирается о сугроб и пытается встать; машет ногами, в попытках отмахнуться от скинхеда. Каблуки бьют одноклассника по ногам и берцам, уже пустая жестяная банка летит куда-то в голову Исаеву, пока он пытается ухватиться за рукав Носовой. –Ты че больная что-ли? Чё, хочешь, чтобы тебя тут убили или чё? Вставай, дура!—Рявкает Вадим, пару раз с силой пинает одноклассницу под зад и тянет за руку, помогая ей встать. –Отвали нацик хренов! Больной! Чё те надо, урод? –Бля, ну ты не стой, ало! Вообще че ты ошиваешься там с непонятно кем, вас же мутузят каждый раз? Все встала и побежала, сопля! И Носова послушно встает и бежит, только теперь непонятно от кого. Но после звонкого свиста сзади, мотивации бежать быстрее прибавилось. Она пытается нащупать ключи от квартиры в кармане. Под ребрами ужасно колит, дыхалка сдавала. Она останавливается, чтобы перевести дух. Исаев, не сразу заметив и отбежав чуть вперед злобно выдыхает: –Э, челкастая, ты че сдурела там, а? –Исаев, блин, я в отличие от тебя спортивным избиением людей не занимаюсь. –Ты дура, если щас увидят, что я с готом под ручку бегу, то в нас коктейли Молотова полетят, побежали давай! Ща ваще тебя тут брошу. –Да я и так тут щас сдохну. И вообще, это Э-М-О! Вадя смачно плюет в сторону, закатывает глаза и хватает одноклассницу на руки и, поскальзываясь забегает во дворы под «Э, эт че Исаев там?». Носова вскрикивает, старается удобно ухватиться за одноклассника окоченевшими руками. Ей было совсем непонятно, от чего он решил ей помочь. Обычно Вадя был тем, кто затевал подколки над Аней: "Носова-Поносова, дай сумку погонять, покажи сиськи, только в нас не стреляй". И прочее, прочее, прочее. –Все, Носова, хана тебе. –Тебе хана, тебя увидели. –Заткнись, а то щас брошу нахер, поняла? –Исаев, а че ты добрый такой? Чё в лысой башке совесть заиграла? –Ты пользуйся, пока добрый, или че, тебе нравится, когда тебя ногами херачат? Если да, то я тебя лично ща отмутузю за углом. –Бли-и-и-ин! Их там трое, быстрее, быстрее! – Она стучит ладонями по чужой спине. Вадим и сам уже задыхался, он немного переоценил свои пьяные силы, поэтому ноги подкашивались. Он почти роняет Аню, когда они подбегают к её подъезду. Девочка трясется и судорожно прикладывают ключ-магнит к домофону. Под его писк Носова вваливается внутрь теплого подъезда, тащит за собой одноклассника. Оба молча стоят, слушая топот за дверью, переводят дыхание. Вдруг, в металлическую дверь прилетает стеклянная бутылка, от чего, кажется, даже стены дома затряслись. Носова смеется и садится на ступеньку, закуривает и смотрит исподлобья на Вадима. –Че пялишь, сопля? –Да как-то это все странненько, Исаев. Чё ты меня не бьешь, скинхед отступник? –Пф-ф…Да инвалидов бить нехорошо, ты и так какая то придурошная. –Урод.—Буркает Аня и отводит взгляд. Вадим хихикает, садится рядом и расстегивает куртку- в подъезде было жарко, особенно у батарей. Он тоже закуривает, тяжело дыша и кусая пересохшие губы. –Э-э-э, Исаев, ты че, думаешь, если спас, то я тебе прям сразу дам? Куда раздеваешься? –Чё? Дура, жарко так-то. И ваще, больно надо. Но ты в долгу, сопля. Сиськи покажешь? Химику же показывала. –Тц. Урод, не было ниче, просто он меня достал, я и рассказала всем, что это типо он был. —Аня цокает, тяжело и показушно вздыхает. –Ну поцеловать могу. –А это твое «эмо» не заразно? Ну, целуй.—Он вытягивает губы вперед и смеется. У него красные щеки, не то от алкоголя, не то от бега, а может быть он просто застеснялся. Носова чуть подвигается, выдыхает в сторону сигаретный дым и слегка чмокает одноклассника в губы. Вадим по инерции наклоняет голову, пытается продолжить. –Фу, все, понял? –Это не поцелуй, Носова. Дай покажу, как надо. –Да фу-у, ты спиртом воняешь. –Да сама ты воняешь. Слышь, сопля, я тебя щас выпру на улицу к друзьям своим. –Фу-у-у-у…Чё ты меня шантажируешь блин... Но она послушно снова наклоняется к лысой голове и целует, но уже по нормальному, смакуя горечь алкоголя на чужих губах, придерживаясь одной рукой за крепкие плечи одноклассника. В момент, когда их губы размыкаются, Исаев дует Ане в рот, от чего её щеки нелепо раздуваются. Парень смеется, даже гогочет над одноклассницей, пока та озлобленно таращится на Вадю. –Фу! Больной блин! Я щас домой уйду. –И чё? Иди, мне то чё? –Да там химик короч, с дедом чет беседует, вообще достал уже. –Чё он пристал? Помладше любит? Прикинь щас твои фотки там голые на компьютере разглядывает. Носова грубо толкает Вадю в плечо, он толкает в ответ. Они какое то время толкают друг друга, пока Аня не прижигает рукав окурком, и под чужой смех не начинает материться. Вадим докуривает, опять смачно сплевывает в сторону и кидает окурок в почтовый ящик. Носова хихикает, и выдает уже привычное "фу, быдло". Пьяные языки заплетаются, от чего каждое предложение сопровождалось гоготом друг друга и передразниванием. Они перекидываются оскорблениями: давалка, нацик; челкастая, больной; сопля, урод лысый. –Носова- Поносова, ты че вообще с лохами этими тусуешься? Хрен знает на кого похожа стала. Раньше хоть и тупой была, но хоть на человека похожа была. Щас хуже козоедкиной стала. Бешеная какая-то. –Ой, заткнись, а. Это вообще наше место, а вы туда приперлись, уроды лысые, со своим этим «ДИ-НА-МО!»,– Носова поднимает руку вверх, пародируя кричалку скинхедов. –Да ты ваще не лучше: с кудрями нормальным был. Ты походу вместе с ними себе остатки мозгов сбрил, щас бычара. Все, вешайся короч. По-любому тебе завтра хана от дружков твоих, что меня спас. –И че? Я щас тебя тут в падике прибью, и патлы обстриженные, как трофей принесу. Вадим лыбится, а потом, как то грустно вздыхает, тушит сигарету о пол и опускает лысую голову вниз. Аня сочувственно кивает, хлопает одноклассника по плечу. –Ну бли-и-и-ин, ну не кисни ток, а то челка черная отрастет! –Кто тут киснет, дура? Я просто замотался, ты ващет тяжелая. Ты вообще че эмой этим стала? Там же одни уроды. –Ага, с вами одной породы. Потому что, Исаев, вы все стадо, а я- нет. Че вы вообще ко мне все пристали а? Хожу в школу—чмошница, не хочу—чмошница. Отвалите от меня все, особенно ты, Исаев, нацик херов…Чё ты меня спас вообще? Избил бы, потом хвастался, типо крутой такой, прикольненько было бы а? –Ты че, сопля, э, ток не реви, а то щас всех затопишь черными слезами. Вадим теряется, какое-то время тупит, глядя на хныкающую Аню. У него её слезы не вызывали вселенской жалости, скорее отвращение, но признаться, в груди заскребло. Он и раньше видел, как она ревёт, истерит и чуть ли ногами не топает, как даленький ребёнок, но сейчас, когда он пьяный, а аккуратное лицо эмочки так близко, что-то ёкает. Он приобнимает одноклассницу, а она беззащитно вжимается в высокую фигуру Вадима. Она слышно всхлипывает, но прикусывает губу, чтобы усмирить эмоции. Ей в голову только сейчас бахнул алкоголь, и все эмоции еще сильнее обострились. Она мысленно проклинает своих одноклассников, учителей, бабку с дедом. Кулаком Носова легонько стучит по груди Вадима. –Вот бы вы все сдохли… Вадя теперь совсем не понимает, что ему делать. Он бы встал и ушел, но что-то его держало. Почему-то именно сейчас, ему хотелось о ней позаботиться. Вспоминался младший брат, уставшая мать, которых также хотелось защитить. Парень перебирает темные волосы в ладони, пытается осторожно притронуться к голове. –БУ!—Исаев кричит прямо в ухо Ани, от чего она взвизгивает, бьет парня в плечо и удивленными глазами смотрит. По её щекам размазана тушь и тени. Она в обиде надувает губу, отворачивается. –Слышь, Исаев, че ты мудак то такой? –Мож это ты дура просто? В подъезде повисает тишина, нарушаемая только гулом машин с улицы. Вадим снова пытается приобнять одноклассницу, и она, кажется, не против. Она устраивается в обьятьях и какое то время просто сидит так, слышая быстрое сердцебиение Исаева. Все таки, может быть, не такой уж он и плохой. –Слышь, нацик, ты если кому в классе расскажешь, то я тебя лично дружкам твоим сдам. И вообще, я тебя короч закопаю. –Чё? Сиськи все таки покажешь? –Да молчи ты. И Аня опять, прильнув к чужому лицу, нежно целует сухие губы Вадима, придерживается руками за его плечи. Исаев гладит одноклассницу по предплечьям, а потом опускается на талию, которую под курткой особо было не прощупать. Долгий, почти как в фильме поцелуй прерывается тем, что Аня в отместку с силой выдыхает в чужой рот и смеется. –Шизичка. –Сам такой. Все, давай Исаев, вали давай к друзьяшкам своим, а то щас химик выйдет –Да-да и заревнует. Пока, педовка. Вадим на прощанье чмокает Носову в горячую и влажную от слез щеку, и вылетает из подъезда. –Дурак...