Угольные птицы

      Такемичи недовольно косится на тёплые булочки с… — С картошкой? — С картошкой. — Вторят ему в ответ.       Блюда чужой кухни были ему чужды, но пирожки с картошкой пахли вкусно и приятно грели руки. Откуда вообще Хана притащила их — вопрос другой, но, наверное, божественной сущности и не такое под силу.       Вообще Хана — это он, Такемичи Ханагаки, только из другой истории (именно так она и обзывает другие вселенные) и женского пола, на удивление. Хотя нет, тут ничего нет удивительного, Хана же буквально зеркальная его версия.       Высокая (хоть это и не видно из-за её любви склоняться над жалкими людишками, чтобы посмотреть им в глаза), статная и мускулистая, больше напоминающая мужчину, сильнее любого, кого Мичи знает. Даже Майки.       Он-же — хлюпик среднего роста для японца (хоть он и не является таковым), ну и похож на странную девочку. Махать кулаками даже не умеет, позор.       Насчет хлюпика: Хана взяла на себя обязательство кормить Такемичи-младшего хотя бы раз в день. Спорить с ней смысла нет, ведь часто следует напоминание, что она — это буквально он, но намного нахальнее и упертее. Стадо баранов, заключённое в столь громоздком теле. Озвучивать свои мысли Такемичи, конечно же, не стал.       Хана выдаёт ему легкий подзатыльник, но Мичи чуть не улетает вперёд, что Хана удобно не замечает. — Ешь, остынет. — После тырка отмечает она, заточив уже добрую часть принесённой ею выпечки и покусившись на пирожки с капустой.       Такемичи и вправду слишком ушёл в себя. Потирает затылок и бубнит себе под нос, что бить его было необязательно. Он всё же надкусывает пирожок и заметно оживляется. На удивление многих вкусностей, которые приносит Хана, эти булки с картошкой и вправду объедение. Чуть ли не давясь от жадности втолкнуть в себя побольше из-за неожиданно вкусной выпечки, голода и вероятности, что всё остальное проглотит Хана.       Она поспешно похлопывает его по спине, сетуя о том, чтоб Такемичи сильно не торопился, пирожки не имеют способности от него сбежать, сама Хана не будет сжирать всё, а тем более у неё ещё осталось покушать. Поперхнувшийся Такемичи, неспособный оттолкнуть изо рта термос с чаем, который всё настойчиво заталкивала девушка, покорно принимает помощь, жадно глотая приторно-сладкий чай. Становится легче дышать, хоть и на языке оседает сладковатый привкус.       Хана насмешливо гогочет назло самому Мичи. Такие перепалки стали обычным действием между ними. Чем-то плохим, конечно, они не заканчивались, но ссоры между, вроде бы одинаковыми личностями, случались. Ну как, «одинаковым», всё ещё нет. Хана ему как потерянная в детстве сестра, уже несколько месяцев она то приходит, то уходит, но неизменно возвращается и выслушивает очередной поток нытья своего названого младшенького. Уходит по делам она на пару недель. Обычно за это время какая-то хрень случается с Такемичи. Хана возвращается — и Мичи во всех красках рассказывает поминутно кто соснул хуйца и что опять не поделили банды. Истории эти Хана слышала не в первой, но продолжала слушать, поглощая этот бесконечный монолог. Время от времени они конечно менялись ролями, Ханагаки-старшей нравилось рассказывать моменты из её продолжительной жизни и в целом они были довольны. Лучший друг это ты сам, да? Наверное.       Сегодня конечно у них просто посиделки с пирожками «Как у бабушки-Ханы» под ночным небом и не спящим Токио. Лето как всегда теплое, так что времяпрепровождение такими ночками приятное, хоть и на этот раз, они просто проводят молчаливо досуг с друг другом. — Хочешь анекдот? — Резко прерывает застоявшуюся тишину Хана, в глазах которой пляшут не чертята, а целые демоны. — Ну. незн… — «Разрешите вас перебить», — обратился Штирлиц к группе беседовавших гитлеровских офицеров. Выхватил автомат и перебил всех одной очередью.       Камень, находившийся рядом с младшим, в то же мгновение со свистом полетел в заливисто-смеющуюся Хану, что явно потешалась не с самого анекдота, а с лица Такемичи, как-будто съевшего килограмм лимонов. Хотя почему как-будто? Так и есть!       Женщина ловко уворачивается от камня, но уже начиная спокойнее хихикать, вызывая в Такемичи невольную улыбку. Несмотря на навалившиеся проблемы и неожиданную ответственность за прыжки во времени, с старшей Ханагаки было в разы приятнее проходить этот путь. Был конечно Чифую, но он и в половину не понял бы всего того кошмара, что переживал сам Мичи, как сам он, но из другого мира.       Хана, почувствовав настроение Такемичи, обняла его за плечи, лучезарно улыбаясь. От такой заботы щемило в сердце, а желание вопреки всему познакомить её с новоиспечёнными друзьями из-за истории банд возросло ещё больше. Похуй, прорвёмся.