Краш-тест

– Игорь, у вас с Юлей всё хорошо? Вместо «Здрасте» приветствовал Дубин Игоря. Гром, мотавшийся разобраться с очередным свидетелем грабежа, упал на своё место и хлопнул кепкой по столу. К новым друзьям майор привыкал со скрипом и каждый день напоминал себе, что внимание от близких людей к твоей жизни – это нормально. Но иногда Дима бесил очень сильно. Как сейчас. – Нормально. А что? Дубин подался вперёд, шмыгнул взглядом вокруг. Не обнаружив рядом Цветкова, заговорил на три тона тише: – В наркоконтроле новый майор из Москвы. Говорят, сука последняя. Он Юлю у самого входа встретил и к себе в кабинет повёл. – Как фамилия, говоришь? Ни с того ни с сего у Грома запершило в горле. Реальных оснований предполагать кого-то конкретного не существовало, но Игорь шкурой чуял, что это коллега с большой буквы «Х». Жаль, фамилия состояла не из трёх букв – подошло бы. – Хазин, кажется. Дима ещё не договорил, а Игорь уже встал и, перепрыгивая ступеньки, направился на третий этаж, где царствовал VIP, самые крутые и борзые после фэсеров – наркоконтроль. Лучшее место для Х. Судьба могла бы сжалиться, приписать к фамилии другие буковки инициалов, но нет. Игорь затормозил перед дверью: «Старший следователь ФСКН Хазин П.Ю.». Воспоминания нахлынули разом и защипали кожу изнутри, как едкий химикат. Пётр Юрьевич – беда на голову с самого первого курса академии. Ему следовало бы поступить в МГУ на факультет международных отношений к сынкам депутатов и первым умам страны, а он припёрся в Питер к простым смертным уголовное дело изучать. Из них с мажором никто дружить не хотел. Хазин делал вид, что ему и не надо – одинокий волк с часами за триста кэсов и пушистой чёлкой. Малочисленные девчонки стреляли в него глазками, но на рожон не лезли, потому что осмелевшую Катьку он без ложной скромности послал нахуй. Игорю тупо не повезло. Лёва, с которым они завели товарищеские отношения на сборе перваков, заболел и на пары не явился, а философше приспичило именно в этот день задать парные проекты. Хазин с непринуждённым аристократическим изяществом подсел к Игорю за парту и сказал, что они возьмут софистику. Гром хотел было послать его, за Катьку в том числе, но отчего-то не смог. Скотские чёрные глазюки обожгли его взглядом и молчаливо приказали не портить отношения. Учился Пётр Юрьевич прилежно: на одни пятёрки, добытые не только усердием, но и сладкой мордашкой. Хазин научил Грома курить и прогуливать. Он любил кино и не любил смотреть его в одиночку, поэтому во время желанных премьер они сваливали с пар, чтобы затусить в кинотеатре. Успеваемость не страдала – скотские глаза и пленительная улыбка, припорошённые купюрами, без промашек творили чудеса. Стоило Пете низко наклониться над преподавательским столом, за которым сидела очередная Марья Ивановна, и все проблемы решались. С Михал Михалычами вопросики разруливались через невзрачные пакеты с элитным бухлом. Игорь и сам не заметил, как стал идти к Петру Юрьевичу прицепом, и тот пёкся не только о своих бедах, но и о судьбе вынужденного друга. Подобно вирусу, Петя проникал в чужие жизни воздушно-капельным и вербально-визуальным путём. Он выглядел как мечта, пах богатой жизнью, говорил, словно лилась музыка райских арф. Равнодушных не оставалось, как и тех, кого он не уничтожил. Влюблённые девицы, удостоенные вниманием, проливали слёзы, мимолётные друзья отправлялись на помойку, и только Игорь каким-то чудом из года в год держался при Пете. Что было хуже всего. Потому что Хазин открывался: изящные пальцы подхватывали язычок под горлом и тянули вниз молнию, раскрывая грудину с нежной багровой изнанкой мяса и остовом белых рёбер. Не поступив на бюджет, куда хотел, Петя разосрался с отцом, поэтому пришлось умотать в Питер, где проходил по баллам. Друзья? «Я ни в ком не нуждаюсь», – говорил Хазин и тут же звал Игоря с собой тусоваться. К сожалению, с ним было весело и интересно проводить время, поэтому Гром никогда не отказывал. Петя был пленительно умён и гениально дёргал за душевные струны всех, кто находился поблизости. Видя, как тяжело Игорю сходиться с девушками, Хазин брал его с собой в клубы и мановением руки сводил Грома с самыми сочными красотками, забалтывал их, и спустя полчаса они готовы были не то что раздвинуть ноги перед Игорем, но и отправиться за ним на край света. То, что Гром за вечер не произносил ни слова, не имело никакого значения. Сам Петя рассказывал о разбитом сердце: мол, слишком рано встретил женщину своей жизни. Она не согласилась на отношения на расстоянии и не отказалась от мечты учиться у журналиста Картонина. Так что Петя отправился в жопу и по бабам. Его обходительность внушала впечатлительным милашкам ложные надежды, которые на утро после развязного секса встречали равнодушную холодность. То были два разных человека: Петя, который соблазнял, – и Петя, который давал от ворот поворот. Он не терпел ни слова поперёк, ни кого-то, кто превосходил его безупречную особу хоть в чём-то. Так и вышло. Они вместе устроились на преддипломную практику, где Игорь добился результата, а Петя, не вынеся Громовского успеха, присвоил его заслуги себе. Хазин получил должность до выпуска, а Игорь – хуй в обложке из высокомерного Хазинского ебала. Обсудить Петя не хотел: номер Игоря поставил в блок, на вручение дипломов не явился. И как потом узнал Гром, в должность Хазин не вступил. Так и закончилась их история. Разве могли быть сомнения, что за годы разлуки реноме Петра Юрьевича окрепнет до притчи во языцех. Наверное, и в удостоверении вместо личного номера написали: «Сука–Х–1». На короткое мгновение мелькнула мысль, не стоит ли развернуться и уйти. Ведь дело состояло не только в том, что Петя сделал подлость и захлопнул створки собственной грудной клетки, но ещё он провернул свою грязную ручонку в Игоревом нутре. Все откровения были взаимны: Гром рассказал о семье, ебучем Диснейленде и единственном друге, которого закрыли по малолетке из-за абсолютной глупости, заодно прибавил, как сложно по-настоящему сойтись с новыми людьми… Но что в кабинете Хазина забыла Юля? Узнать – было важнее любых сомнений и нежелания столкнуться лоб в лоб. Не постучавшись, Игорь рванул дверь и не обнаружил ничего, что нельзя было бы ожидать от Петра Юрьевича. Пчёлкина сидела на стуле, а Хазин практически обнимал её со спины, прижимаясь щекой к волосам и показывая видео на телефоне. Юля смеялась, щёлкая ногтем по экрану. – Ого. Не отпуская Юлиного плеча, Петя выпрямился. Похорошел говнюк. Из тонкого да звонкого сформировался в крепкого мужика, всё же не утратив прежней миловидности. Пушистая чёлка никуда не делась, как и хитровыебанная ухмылка. – Не верю своим глазам. Гром? Дверь под собственной тяжестью захлопнулась за спиной Игоря. Ни на секунду он не поверил в радостно-удивлённые интонации. Гадёныш был в курсе, что Гром служит здесь, и кто знает, какие ещё сведения успел добыть. Петра Юрьевича ничуть не смутила каменная неподвижность. Он обдал Игоря ароматом парфюма и сигарет, приветственно хлопнул по спине. – Ты знаком с Юлей? Лучший журналист, который своим слогом и качеством репортажей надрала зад великому и ужасному Картонину. – Да, это моя девушка. Петя с интересом обернулся на Пчёлкину, с лица которой медленно стекала улыбка. Юля вскинула брови и положила ногу на ногу, отгораживаясь. Хазин едва не бился в восторге от бразильского сериала, который организовал сам здесь и сейчас. – Кажется, она не была в курсе? Гром, ты как обычно. Теперь Петя держал его. Игорь отвык от этой дурной манеры вмешиваться в личное пространство – ещё одного способа воздействовать на людей. За которым, по правде, скрывался тактильный голод. Имея возможность получить любую девушку, Хазин никогда не мог насытиться и добирал прикосновения от встречных-поперечных. Те чувствовали себя особенными, когда внимание им оказывал такой чуткий и въедливый симпатяга. – А вы откуда знакомы? Впрочем, Игорь начинал догадываться и не очень хотел услышать ответ. Москва, Картонин, нежные отношения с дозволением физической близости. Юля родилась в Москве и переехала в Санкт-Петербург после ВУЗа из-за работы. – Юля – моя первая любовь. Мы учились в одном классе. Помнишь, я рассказывал про девушку, которая видела меня насквозь? Его формулировки и порядок определений вели к тому, чтобы кружить голову. Игорь всматривался в Пчёлкину и сильно сомневался в её способности мыслить здраво рядом с Хазиным. Они не обсуждали бывших, но Игорь представлял, как красиво при расставании Петя зародил в ней чувство вины, выставив себя жертвой её принципов. – А Гром – мой лучший универский друг. От звонка до звонка с ним за одной партой. Пальцы надавили на плечо, проминая напряжённые мышцы. Игорь дышал глубоко, чтобы не подпасть под очарование тона. Петя складно и доверительно лепил, так что вспоминались все лучшие моменты и хотелось верить каждому слову. И какая разница, что каждый добрый Петин поступок – это манипуляция, чтобы влезть под кожу и потом сделать побольнее. Прошло не так уж много времени, чтобы перечеркнуть всё, что он наворотил. – Мне пора, Петь, – Юля встала, и Хазин сию секунду перетёк к ней, одаривая улыбкой и теплом ладони на пояснице. Невольно Игорь ощутил холод – как и всегда, когда Петя отбирал себя у него, не продлив тариф «Дружба» и «Ты особенный для меня человек». – В «1703», как договаривались? – Я напишу. Хочешь, чтобы я тебя проводил? Чёрные глаза насмешливо облизали Игоря, и тот в миллионный раз проклял умение Хазина подчинять себе пространство. Никакого объяснения тому дару не существовало, и впору было искать могущественную деревенскую бабку, чтобы отговорила. А лучше избавила бы мир от Петра Юрьевича, который пытался обаять всех вокруг. – Не надо, спасибо. Я и так отвлекла тебя. Игорь посчитал за счастье вырваться из одного с Петей помещения. Наваждение спало, и Гром поймал Юлю за руку, уводя к стене. Однако Пчёлкина не сбросила путы чар, не понимая, что это энергетика Хазина разъедает всё хорошее – даже то, что успело возникнуть между ними двумя путём долгих притирок. – Сначала ты морозишься, не реагируешь на мои сигналы, по двое суток отвечаешь на мои сообщения, а теперь заявляешь, что я – твоя девушка? Юлины обвинения звучали как будто справедливо, но не соответствовали тому, что прежде Игорю так отчаянно казалось, будто его она тоже видит насквозь. Знает, как много для него значит работа, как тяжело гоняться за преступниками с утра до вечера, и что он отчасти эмоциональный инвалид, не способный выразить чувства как следует. Он увидел в её глазах очевидное: он проигрывает Хазину, лёгкому и обходительному. Петру Юрьевичу, который знает толк в извращениях: эмоциональные качели из влечения и абьюза – это его профиль. Показать себя и вознести девушку до небес, чтобы потом равнодушно отвернуться. – Игорь, ты классный парень, но такие отношения не для меня. Я не могу ждать тебя вечно. Не найдя, что сказать, Гром позволил ей уйти. Слова – раскисшая жвачка, опутавшая язык и перекрывшая горло. Злость ворочалась в кишках – злость на себя за то, что опять продул Хазину, и что хотя бы за пять лет их недодружбы не научился у него орудовать речью и эмоциями. Не обратив внимания на встревоженного Дубина, Игорь выскочил на улицу, чтобы перекурить, и, конечно же, Петя уже был там. Он отлепился от стайки патрульных и подошёл, привалился плечом в тёмно-синей рубашке к стене рядом с Игорем. Максимально хищный в своей нарочитой расслабленности. Всё он знал, когда сюда ехал – от начала и до конца. Ехал, чтобы вновь отобрать то, что не хотел отдать Игорю. – Ну, привет? – Хули надо? – Игорь не смотрел, но не мог перестать дышать и слышать. – Решил помочь тебе по старой дружбе. Или ты до сих пор обижаешься? – подлая змеюка, хотел выставить переживания Грома детскими и глупыми, хотя знал свою вину. – Ты ведь хочешь её? Игорь допустил ошибку. Позволил обогнуть и встать перед собой. Блеск чернильных глаз говорил: «Без меня ты не справишься». Они не врали, потому что Гром действительно находился в полной жопе, не умеючи обращаться с женщинами. – Я могу извиниться, если тебе очень надо, – какая же удивительная гнида. Земле следовало развернуться от стыда, что она его по себе носит. Дубин замаячил в стороне, что не осталось не замеченным Петей. Он хмыкнул. – Малыш, ну я же лучше собаки? Очень хотелось почесать кулаки о его холёное лицо, и всё ж таки было жалко портить произведение искусства. Неожиданно Игорь понял, что скучал по тону голоса, теплу и язвительным шуточкам. – Чего ты добиваешься? Петя снова сместился. Не змеюка – Эдемский змий. Вился рядом, обещая райские кущи и держа за спиной кинжал. Нельзя ему верить, но развернуться и уйти было невозможно – нежный паралич, отравляющий само сущее. – Недавно я чуть не подох. Один чмырёнок передал мне привет из прошлого. Заслуженно, если считать что семь лет одного человека стоят жизни другого, – он потушил сигарету о стену. Игорь наоборот затянулся как можно глубже, пытаясь одним ядом перекрыть другой. Шрам у линии волос заставил вздрогнуть. Не все ценили искусство. – Реанимация даёт время подумать, дядь. И пока я пытался заново научиться дышать, кое-что понял. – Что же? Без сомнений, Юле он преподнёс ещё более трагичную версию с полным перечнем полученных повреждений. – Ты же знаешь о моих отношениях с родителями. А тут ещё последняя моя аборт сделала. Говорит, ни одна нормальная от такого говна рожать не станет. Прикинь? – сплошные болевые точки. Игорь помнил гадёныша искренним, но знал, как ловко плетётся поверх паутина лжи. Жалеть его – гиблое дело, вот только что поделаешь, когда сам ты не бездушная скотина, как некоторые. – Мне нужен стимул, чтобы снова не начать долбить. Айс и ганджа, барби, антрациты и витаминки. Короче, плотно подсел. Уже не думал, что слезу. Игорь раздражённо повернулся, глядя на него сверху вниз. – Причём тут мы с Юлей? Закусив губу, Петя огляделся вокруг и махнул кому-то, ещё понизил тон. – Ты хочешь её, правда? – Иди нахуй, Хазин. Игорь бросил сигарету и рванул подальше, но Петя дёрнул его обратно, заталкивая глубже в проулок. Жадная мразь, не способная остановиться, пока не поставит перед собой на колени того, кого возжелала. – У тебя два варианта, Гром, – пальцы сомкнулись намертво на ткани Игоревой футболки. Взгляд потяжелел, обещая тысячу и одну проблему. – Или её заберу я, или мы её поделим. – Ты конченый. – Скажи что-нибудь новое. Гром даже не стал сжимать кулаки, зная, что Пётр Юрьевич никогда не боялся физической боли. Превосходящий в габаритах соперник его не пугал, а изученный до оскомины Гром и подавно. – Это какая-то новая игра? Я не хочу быть её частью. Петя пожал плечами и отступил спиной вперёд, вопросительно поднял брови, безмолвно уточняя, не собирается ли он передумать. У Игоря заиграли желваки, но он ничего не предпринял. Хазин улыбнулся, хмыкнул и ушёл. В тот же день Гром поднял все связи, чтобы разузнать о Петре Юрьевиче. Информаторы задерживали данные, и ситуация становилась опасной: старина-друг не собирался ждать. Знакомые знакомых Бустера доложили, что Петя крышевал барыг и несколько лет к ряду гасил лучший зарубежный товар, как не в себя. Дядя Федя рассказал, что после нападения в тёмной подворотне во внеслужебное время Хазин сутки провёл в коме, после чего на два месяца отправился то ли на реабилитацию, то ли в отпуск. По возвращении Пётр Юрьевич ликвидировал сеть поставок героина и досрочно получил звание подпола. Инициатива перевестись в СПб оказалась внезапной для его коллег и принадлежала ему лично. Диму пришлось колоть долго: Хазин пугал его до усрачки, но, может, чуть меньше, чем потенциальный Юлин гнев. Она поделилась с Дубиным, что Петя начал ей писать, как раз когда они поймали Чумного Доктора. В школе у Пчёлкиной с Петей сложилась большая любовь. Так же описывал и Хазин. Вполне вероятно, что он не преуменьшал и по сей день испытывал к Пчёлкиной нежные чувства. Однако Игорь знал, что обиды Петя не забывает. Нельзя было и представить, будто он простил Юле, что она выбрала карьеру, а не распрекрасного его. Гром знал, что годы не затягивают чёрные провалы в Петином сердце. Дубин признавался, что Юля кажется ему разочарованной и очарованной одновременно. И причиной первого чувства стал вовсе не Пётр Юрьевич. Тот прокладывал себе дорогу через статус, шарм и лёгкое чувство жалости: бывшая – жестока (он никогда не оскорблял их перед новыми пассиями), родители – бесчувственные тираны, а он – бедненький, пострадал от собственной работы. Наркотики? Ах, он всегда принимал всё близко к сердцу и нуждался в чём-то, что заглушит боль. Полуправда-полуложь. Вот только сам Игорь знал, как тяжело сопротивляться Хазину. Особенно когда знаешь всю истину. В былые времена Петя ссорился с отцом не реже раза в неделю: в звонках, смс и очно Хазин-старший матом крыл сына, не оправдывающего надежд. Мать держалась в стороне, не занимая ничью сторону. Бабам своим Петя изменял регулярно. Извечный недостаток любви: мало-мало-мало. Ещё в универе он глушил эту жажду алкоголем, и только Игорь держал его в узде, а когда Гром ушёл из его жизни... Всё так ожидаемо закончилось. С детской непосредственностью Петя некогда открывался Грому, и тот настолько изучил его от и до, что не мог по-настоящему долго злиться на мелкого говнюка. «Они уже ходили на свидание», – между прочим заметил Дима, и Гром с ужасом представил, к чему всё придёт. Петя вскружит голову Юле, они переспят раз-второй-третий, и когда она начнёт мечтать о подвенечном платье, Хазин сделает предложение, организует свадьбу и бросит её у алтаря. Потому что когда-то Пчёлкина отказалась ехать за ним или продолжать отношения онлайн. Вызвонив Юлю, Игорь договорился о встрече. Со стаканчиками кофе и шавермой они устроились на любимой крыше. Пчёлкина скептически хмыкнула на угощение, но откусила сразу половину. Первый промах: следовало позвать если не в пафосный рестик, то хотя бы в уютное кафе, а Гром, как всегда, действовал по старинке со своей дворовой романтикой. – Юль, ты мне нравишься. Очень. Реабилитировался. Строгое лицо потеплело. В конце концов, между ними успело случиться много чего хорошего. Они классно проводили время, флиртуя на грани фола. С каждым днём Игорь влюблялся всё больше, но не мог выразить. Всё казалось, что Пчёлкина заслуживает большего и лучшего. Никак не выходило найти баланс между работой и личной жизнью. Юля словно понимала и не торопила. Казалось, всё как надо, и судьба сама выведет их в нужную точку. Но. Пётр Юрьевич был выше и значимей судьбы. – Ты мне тоже очень, Игорь. – Пожалуйста, пошли Хазина, Юль, – вся её красота вмиг ожесточилась, лицо превратилось в заиндевевшую маску разочарования. – Он использует тебя, чтобы сделать себе легче, а потом причинит боль. Смяв пустой стаканчик, Пчёлкина встала, полоснула по Игорю взглядом. – А ты? Не используешь меня, чтобы стало легче? А я? А все люди на земле не стремятся к этому? Что с того, если мне с ним тоже лучше, чем без него? Она вновь ушла, потому что Игорь так и не смог объяснить, почему она ошибалась. Он хотел всё сделать для неё. В первую очередь, подарить счастье ей, и вот это порадовало бы его самого. Совершенно иная концепция бытия, которую Гром не умел облачить в слова, и Петя предвидел и воспользовался этим. И всё же оставался план «Б». Игорь пошёл к Хазину и согласился на его план, полагая, что Пётр Юрьевич ни за что не возьмёт заданную им самим высоту. Пчёлкина ни за что не согласится на пакость, которую Петя удумал. Отношения на троих? Что за поганое извращение? Каким образом они уживутся? К чему Юле сразу две проблемы на голову разом? Неправильно. Нелогично. Абсурдно. Поэтому Игорь никак не мог объяснить, почему спустя неделю белокожее тонкое тело оказалось между ним и Петей. Пока Гром целовал отзывчивые губы, Хазин расцвечивал Юлину шею засосами, позабыв о приличиях и необходимости спросить разрешение. Он полностью контролировал процесс. Любое движение Игоря направлялось Петей: он перемещал руки и губы короткими приказами и касаниями. Почти не открывая глаза, Юля покорялась, и Гром вместе с ней следовал жестоким инструкциям. Пётр Юрьевич не тянул одеяло на себя. Он сталкивал Игоря с Юлей, а сам почти не вмешивался, наблюдая и подогревая желание вскользь. Пчёлкина тянулась к нему, но Петя удерживал её за волосы, не позволяя вовлечь себя, но не лишая прикосновений. Они изучали Юлино тело в четыре руки, обнажали, раскрывали, крутили его. Хазин то и дело отстранялся, чтобы оставить её с Игорем наедине, а затем снова оказывался рядом, повелительно надавливал Грому на шею, опуская его меж раскинутых бёдер. Не обнажаясь, Петя рулил процессом, как кукловод. Он оставлял отметины на их беззащитной коже, толкая друг к другу, повелевая быть быстрее, грубее, ближе. Он тяжело дышал и говорил хрипло, что неимоверно отвлекало их обоих. Соединяясь, они оставались в Петиной власти, подчинённые его голосу и желаниям. Глядя Юле в глаза, Игорь чувствовал себя принадлежащим Хазину, и она – тоже, он видел это в глубине её зрачка. Каждый её стон посвящался Пете, она льнула к его равнодушной, псевдоласковой ладони, которая гладила по щеке и спускалась ниже, дразнила кончиками пальцев в самых нежных местечках, где было одновременно щекотно и сладко. Гром хотел умолять Хазина остановиться, но не мог. Жар скапливался в позвоночнике и толкал двигаться. Как одержимый, Игорь погружался в Юлю, не притормаживая ни на мгновение. Словно безумие заполоняло каждый квадратный сантиметр Петиной квартиры, оно висело в воздухе и покрывало поверхности – не избежать. Одно «давай» – и Игорь рычит, вбиваясь в нежное и беззащитное. Одно «откройся ему» – и Юля стонет громче, притягивает ближе, не переставая запрокидывать голову, чтобы посмотреть в чёрный владеющий ими омут. После животного совокупления Игорь с Юлей лежали разбитыми. Петя ушёл на балкон – и всё сломалось. Не осталось ни слов, ни прикосновений, ни понимания. Не сумев встать, чтобы привести себя в порядок, Пчёлкина забылась беспокойным сном. Последний бастион пал, и больше ничто не удерживало от тяги заглянуть своему ужасу в глаза. Последние часы после Петиного смс «приезжай» прошли как в бреду. После решительного согласия они больше ничего не обсуждали, потому что оба не сомневались в результате: Игорь в провале предприятия, а Петя – в успехе. Юля уже была на месте, когда подоспел Гром. Она выглядела взвинченной и набросилась на него с порога. Кажется, Хазин поработал и отбил у Пчёлкиной всякое желание продолжать разговоры. А теперь он стоял на балконе и спокойно курил, будто только что не заставил своих бывших друга и девушку переспать. – Что с тобой не так, Петь? Он с улыбкой обернулся и подал Игорю пачку сигарет, скользя взглядом по его полуобнажённой фигуре. Гром уже некоторое время назад заметил, что Петя смотрит на них с Юлей, как на собственность. «В отличие от тебя он знает, чего хочет», – бросила в последний раз Пчёлкина на прощание, и она не ошибалась. – Разве тебе что-то не понравилось? Я не заметил. Кажется, от него плеснуло беспокойством. Он сделал шаг ближе, и Гром не стал отстраняться, позволил вклиниться в своё энергетическое поле – и пить себя жадными глотками. Дал Пете «я никуда не ухожу», в котором он так нуждался. – Мне нужен ты. Чтобы поглощать мою темноту. И она – чтобы озарять мою жизнь светом. А вам нужен я, чтобы вы не разосрались на ближайшем повороте. Я буду додавать Юле чувства, на которые ты не способен, и забирать твою агрессию, с которой у тебя проблемы. Все счастливы. Не так ли? В голосе расцветала злоба: он сам не очень-то верил и боялся, что Игорь засомневается тоже. Петя устал, и это чувствовалось во всём: в позе, в тембре, во взгляде. Гром притянул к себе и накрыл ладонью загривок, перебрал взъерошенные пряди, успокаивая. – Ты не вклинился между нами. Ты, который жить не может без прикосновений, без того, чтобы тебя превозносили. Почему? – Сломался, – хохотнул Хазин, до синяков впиваясь пальцами под лопатками. – Вылечим, – шёпотом пообещал Игорь. Он снова попался в ловушку. Пётр Юрьевич опять посадил его на цепь.