Тополь | Poplar

Тогда я впервые заплакала на рабочем месте. Неприятно было до чертиков, я ведь привыкла быть сильной и спокойной. На отчёты и неправильно заполненные формы я никогда не обращала внимания, а вот нападение сумасшедшей больно цапнувшей меня за руку своими гнилыми ногтями подбило доверие к завтрашнему дню. Она вопила про суицид, ужасную жизнь и постоянные измены, называя меня чьей-то любовницей. Я же видела её первый раз и сначала улыбалась, понимая, насколько далеко уехала её крыша. Когда она оказалась вплотную - стало не до смеха. Вот же срань, она чуть не порвала мою новую весеннюю куртку. Помню, что все бегали вокруг меня как мухи. Носились с бесполезным сожалением и соболезнованием, будто моя рука сгнила следом за её ногтями и отвалилась у всех на виду. Я плакала и плакала, пока рука всё краснела и краснела, разъедая кожу глубокой царапиной, отвратительное зрелище, честно говоря. Помню, что когда беготня осела и я осталась одна на кухне, зашла Тополь. Пришлось с силой выдавить из себя краткое описание произошедшего, отчего глаза снова стали предательски мокрыми. Она обнимала меня, шептала что-то успокаивающее, прижимала к себе так крепко, что заныли два ребра, вытирала с моих щек слезы и потекшую тушь, а ростки внутри всё глубже пробивали корнями желудок. Я не хотела лишней суеты, но она внезапно подняла свои связи и отправила меня в полицию, где её знакомые по старой дружбе взялись за это дело. Я чувствовала теплоту её ладоней на своём лице. Её беспокойное дыхание. Её задумчивый тихий взгляд. Я чувствовала себя такой особенной для неё. Она не чувствовала себя таковой для меня, я знаю. Искренняя доброта всегда превращает в неподвижную статую, онемевшую от чувства нужности кому-либо. Я не смогла пошевелиться, обращенная в холодный мрамор с плачущими зрачками. Я не смогла сказать даже «спасибо». Через пару дней заплакала другая девушка с ресепшена и получила от Тополя лишь холодное: - Всем нам тут тяжело. Мы ведь не плачем. Я тихо дышала, прислонившись головой к стене. Холодный и безжизненный бетон успокаивает живые разгоряченные нервы. Плачь у меня на плече, я согрею. Плачь, пожалуйста. Плачь вместе со мной так, словно мы самые обреченные люди на планете. Она даже не догадывалась, как мне понятна и ощутима её боль. Отчасти приятна, какая мерзость. Больше я не видела ту сумасшедшую. Больше её руки не рвали кожу моих запястий. Больше руки Тополя не касались моих щек.