раздавленные плоды брусники, кривые сколы на фарфоре или короткий справочник о том, как быть счастливым

дело не в том, что есть вещи куда важнее, чем то, что происходит вне. вне поля зрения, вне домов, вне мнений, вне сознаний. каждый интерпретирует, как хочет. каждый пытается понять, как может. а тут понимать нечего: есть только один нелепый тэхён и один глупый бомгю. один плюс один равно два. у тэхёна был высший балл по математике в начальной школе. и это одно из немногих его достижений, которым он может гордиться. неиронично, поэтому и нелепо. тэхён весь из себя какой-то не такой. хотя ему никто об этом не говорит, но он всё понимает сам. и порой люди любят, ну, вы знаете, пострадать. и люди любят всё усложнять для себя. потому что простые вещи — скучные. а тэхён не хочет быть скучным. (а он, вообще, быть-то хочет?) субин говорит, что это не должно быть мэйн причиной красить волосы в красный. ёнджун говорит, что ему идет. кай говорит, что он похож на помидор или клубничку. бомгю ничего не говорит. и тэхён бы посчитал, что бомгю всё равно считает его неинтересным, потому что волосами делу не поможешь; вообще, красный слишком яркий и выделяющийся. и не то, чтобы тэхён хотел заявить о себе вот так: предупреждающе красным (это знак либо не переходить дорогу, либо бежать от опасности). но бомгю его таковым не считает. бомгю, вообще-то, считает тэхёна самым интересным во всем мире. потому что тэхён — такой один. и бомгю тоже один. что им мешает не быть вместе? бомгю держит в руках свои изношенные конверсы, пытаясь оттереть красные следы на подошве влажной детской салфеткой. и тэхён непонимающе смотрит на него, стоя на пороге, ведь старший делает это сидя перед входной дверью. — что ты делаешь? — не видишь? сметаю следы убийства. — чьего? — своего. — нет, в смысле, кого ты убил. — бруснику. и не одну. горстку брусники. бомгю сдувает челку со лба и не поднимает головы, чтобы встретиться глазами с тэхёном. — я боюсь спрашивать. — дело незамысловатое, я тебе скажу. — чхве убирает в сторону грязную салфетку и достает из пачки ещё, — кай принес пакет брусники. этот пакет он поставил на стол. в пакете, оказывается, была дырка, и несколько несчастной брусники вывалилось на пол. а я на них наступил. в конверсах. — он хмурится, — наверное, стоит сказать отцу кая спасибо за то, что разрешает нам ходить в их доме в обуви. иначе я бы погубил свои любимые носки. его любимые носки, кстати, с принтом радужных щенков (не спрашивайте, это субин где-то такие откопал в качестве подарка на день рождение). — и чего ты мучаешься? кинул бы в стиралку и дело с концом. — ты не понимаешь! если чертова стиральная машинка прокрутит в себе мои конверсы, то от них потом ничего не останется! тэхён вздыхает и проходит мимо, невесомо проводя пальцами по чужим пушистым волосам. он ставит чайник и по-хозяйски открывает дверцы шкафчиков, чтобы достать кружки. на самой высокой полке он замечает две крошечные кружки, и его любопытный нос вынуждает поставить табуретку, чтобы добраться до них (потому что не помнит, чтобы у них такие были). на них какой-то незамысловатый орнамент, имитирующий цветы. а ещё какие-то сколы. множество. и преимущественно кривых. но это не делает их менее красивыми. что очень странно, потому что по идее — должно. у тэхёна мелькает мысль, что это похоже на него и бомгю. одна кружка плюс одна кружка равно две сколотые фарфоровые кружки, из которых небезопасно пить, но они хотя бы не единственные такие. их же две. и от этого слегка что-то сжимается в области сердца, и бомгю выглядывает из дверного проема, и чайник вскипает, и тэхён улыбается так сильно, что на щеке проявляется одна ямочка. и. и. и. и бомгю такой красивый. в смысле. понимаете, красота — это не только о внешнем обличии. и это не всегда важно. не тэхёну, для которого бомгю просто красивый сам по себе, со своей заботой, нежностью и мыслями о всяких глупых вещах. это же бомгю. один глупый бомгю. для одного нелепого тэхёна. бомгю красивый, когда что-то бормочет во сне, когда терпеть не может мятный вкус пасты, когда жалуется на преподавателей, когда смеется от души, когда отдает свои перчатки замерзающему тэхёну, когда успокаивает паникующего субина, когда корчит рожи ёнджуну, когда отдает каю все вытащенные плюшевые игрушки из автомата. бомгю красивый, когда он, ну, просто он. и тэхён, признаться, часто чувствует эмоциональное истощение и нежелание существовать, потому что порой всё идет по пизде, и ему просто бывает тяжело справиться с нахлынувшим. и всегда есть бомгю. глупый, красивый бомгю. его бомгю. — зачем ты достал эти кружки? — старший удивленно вскидывает брови, — хочешь чтобы мы вместе померли от проглоченных микроскопических кусков фарфора? — я люблю тебя, бомгю. — я тебя тоже, но это не повод убивать нас. — тэхён несдержанно хихикает, — нет, правда, у тебя кинк на двойное самоубийство или что-то? — бомгю подходит к нему ближе, и хотя все его слова являются преувеличенной шуткой, он отыгрывает до конца, — хотя не знаю, можно ли считать это самоубийством для меня, когда, фактически, это ты будешь тем, кто меня убьет. — бомгю, прекрати. — тэхён ставит кружки на столешницу и отмахивается от него, замечая чужую широкую улыбку. — так, зачем тебе эти кружки? — подумал, может нам стоит их разукрасить? конечно, они больше не пригодны для чая, но могут стать неплохим общим воспоминанием. плюс с вещественным итогом. бомгю подпрыгивает и налетает на тэхёна, прижимаясь влажным ртом к щеке. младший шуточно морщится и стирает след тыльной стороной ладони. бомгю в отместку окольцовывает его руками и, специально облизав губы, покрывает поцелуями всё его лицо. громкие визги разносятся по всей кухне. — хватит! — тэхён практически хрипит от смеха, освобождая руку, чтобы отпихнуть его в сторону. чхве перехватывает его ладонь, мягко целуя в запястье. — ты такой нежный. — бомгю смешливо улыбается. — ты делаешь меня таким счастливым. и это признание такое естественное. искреннее. у бомгю слегка расширяются глаза. они блестят чем-то родным — понимающим. они есть друг у друга. и это кажется настоящим. в итоге, они раскрашивают несчастные кружки акриловыми красками бомгю. бомгю умеет рисовать. у тэхёна не особо аккуратно получается. но это их кружки: в этом все они. — знаешь, всё-таки с этим цветом волос, ты не похож ни на помидор, ни на клубнику. — бомгю отрывает кисть от поверхности фарфора, смотрит на тэхёна, по привычке высунувшего язык от усердия. — а на что тогда? — немного на грейпфрут. немного на радичио. — тэхён поднимает непроницаемый взгляд, встречаясь с любящим, — но больше всего — на себя. бомгю улыбается так ярко, так по-своему, так глупо и так красиво. как умеет только бомгю. и он не считает тэхёна скучным. и ничем другим тоже. тэхён — это просто тэхён. его тэхён. тэхён, который тоже делает его счастливым. — спасибо, бомгю. — кан улыбается ему в ответ. — за что? — за всё. за то, что у меня есть ты. и это ему кое-что о них напоминает. (— ты знаешь, у нас с тобой нет ничего. своего, в смысле. — тэхён шмыгает на лестничной площадке, пока его щеки обдувает февральский воздух. — это неправда. у меня есть ты. — впервые признается ему бомгю, беря чужие холодные руки (у тэхёна они часто замерзают) в свои. — ты глупый. — сопливо фыркает тэхён, но не может сдержать улыбку. — а ты нелепый. — показывает ему язык чхве. — и ты хочешь со мной встречаться? — было бы странно, если бы я не хотел, знаешь. я бы тогда не выбежал за тобой на мороз. — он показательно закатывает глаза. — нас уже заждались. — почему-то шепчет тэхён. — они подождут. — и бомгю целует его.) исколотый фарфор, грейпфруты, брусники, грязная подошва, акрил на пальцах, перчатки бомгю, волосы тэхёна. да и какая, к черту, разница? это всё равно важнее, чем то, что вне. это же простая математика начальной школы! тэхён плюс бомгю равно счастье.