***
Продолжит коллекционировать заклинания, значит… Что ж, что-то наподобие этого Гиммель ожидал. Фрирен было неудобно путешествовать с большим и тяжёлым рогом дракона тьмы, который команда героя нашла на обратном пути, поэтому она вручила его Гиммелю на хранение. Гайтер сказал, что Фрирен просто воспользовалась Гиммелем, узнав о его намерении остаться жить в городе. Но для него этот артефакт, источающий странную зловещую ауру, был дороже всего. Фрирен доверилась ему, а значит, подвести её никак нельзя. Когда эльфийка уходила, просто уходила, даже не обернувшись, Гиммель стоял и улыбался ей вслед. Да он вообще всегда так улыбался, оставался оптимистом, какая бы безвыходная ситуация не случилась. Он шагал по улице, по такой же светлой улице, которая жила своей невыносимо мирной и счастливой жизнью точно так же, как и минуту назад. А потом он пришёл домой, лёг на кровать и рыдал весь вечер как последняя девчонка. Гиммель слушал эту пугающую, давящую тишину равнодушных стен его дома и ему становилось просто невыносимо. Он сразу понял, ещё в тот момент, когда Фрирен объявила о своём решении, что она ушла навсегда. Ну, не в буквальном смысле навсегда. Она говорила, что вернётся через пятьдесят лет, чтобы посмотреть метеоритный поток вместе с отрядом героя за чертой города, где он будет лучше виден. Но что такое пятьдесят лет для Гиммеля по сравнению с этим же сроком для Фрирен? Да почти вся его жизнь. И вопреки здравому смыслу это осознание приносило душевную боль.***
Прошло два года. Гиммеля любили все жители Святого Града. Он знал, что по крайней мере половина женского населения находит его симпатичным, а несколько девушек были уже влюблены в него. Гиммель видел восхищённые взгляды, слышал томные вздохи, пару раз даже получал письма от поклонниц. Неудивительно, ведь он был великим героем, сразившим Владыку Демонов, молодым, красивым и холостым. Гиммель мог бы выбрать любую девушку, которая ему понравится, жениться на ней, поселиться в маленьком домике на окраине города, завести много детей, убрать меч в пыльный шкаф и жить мирно и счастливо. Но зачем-то он хранил верность эльфийке, которая скорее всего уже о нём забыла. Поначалу после того, как Фрирен покинула Святой Град, Гиммель часами бесцельно бродил около городских стен и вглядывался в пыльную дорогу за поворотом. Он с наивной, глупой и совершенно нерациональной надеждой ожидал, что вдалеке покажется светлая макушка, что эльфийка пошутила и сейчас вернётся. Но Гиммель слишком хорошо знал Фрирен, чтобы понять невозможность этого события. Она никогда не принимала спонтанных и необдуманных решений и не действовала на горячую голову. Да и тем более, может ли безразличная ко всему Фрирен ценить людей, которых она знала меньше, чем одну сотую её невообразимо долгой жизни? Несмотря на то, что рог дракона тьмы прямо таки и внушал неуютные мысли одним своим видом, Гиммель поместил его на лучшую полку в комоде и регулярно протирал влажной тряпочкой. Этот зловещий рог, который остался его единственным физическим напоминанием о Фрирен. О том, что она обязательно вернётся. Гайтер предлагал забыть про Фрирен, всё равно у них разные дороги, так он говорил. На одной из их совместных встреч, где Айзен, Гиммель и Гайтер собирались вспомнить былое за парой бокальчиков спиртного, он дружески похлопал Гиммеля по плечу и произнёс: «Оставь эту юношескую любовь, это не нужно ни тебе, ни тем более ей». Гиммель только улыбнулся, как и всегда, и промолчал в ответ. Слов у него не нашлось. Разве мог Гайтер, каким бы близким другом он не был для Гиммеля, понять, что Фрирен значила для него? Гайтер был прав, безусловно прав, когда советовал оставить эту любовь, разумом Гиммель понимал это. Но Фрирен забыть он не мог, да и не хотел. И пусть он был для эльфийки всего лишь промелькнувшим эпизодом, она была для него всем. Не было ни одного дня, когда бы он не вспоминал её. Гиммель пробовал рисовать Фрирен чернилами на желтоватом пергаменте, когда долгими зимними вечерами на него накатывали воспоминания об их приключениях. Несмотря на множество попыток, Гиммель так и не остался доволен результатом. Ему казалось, что он никак не мог передать её образ таким, каким он сохранился в его памяти. Развевающиеся на ветру пряди белых волос, собранных в неизменные два хвостика, толстые походные сапоги, белая накидка с золотыми узорами, магический посох с круглым красным камнем, похожие на капельки серёжки, спокойный, мудрый взгляд глубоких бирюзовых глаз. А ещё её сонное и помятое лицо, когда отряд героя пытался поднять Фрирен с постели раньше, чем в одиннадцать часов утра. То, как она с энтузиазмом бежала открывать сундуки в подземельях, хотя её детектор маны кричал о том, что это мимик. Как она, эльфийка, убившая больше всего демонов среди всех магов беспомощно барахталась, застряв в мимике и взывала о помощи. А как Фрирен умела делать воздушные поцелуи! Гиммелю казалось, что против этой страшной силы не способен устоять никто. Иногда Гиммелю хотелось написать Фрирен длинное-длинное слезливое письмо, потому что объясниться в своих чувствах словами с глазу на глаз, находясь под её пристальным взором, как под прицелом, он бы не смог никак. Но Гиммель не знал адреса и даже примерно куда его отправлять, а если бы даже письмо смогло дойти до Фрирен, то она, даже не распечатав, забросила бы его в кучу разносортных безделушек, пылящихся в её в чемодане. А потом благополучно забыла бы или вовсе потеряла. Но Гиммель попытался. Он, кажется, израсходовал все свои скудные познания в красивой речи и поэтических оборотах, подслушанные им у бардов. Перечитав эти десять страниц сопливых признаний наутро, Гиммель ужаснулся и сжёг письмо в камине.***
Спустя восемь лет после её ухода Гиммель как-то привык к осёдлой жизни и… смирился? Впрочем, он иногда усмехался над этой мыслью. Что-что, а он никогда не умел смиряться. Никогда не сдавался, не отступал перед трудностями и шёл напролом. “Старею, что ли?” - сказал он как-то с несвойственной ему иронией Гайтеру на очередной дружеской посиделке, на которой вместо пары бокальчиков были уже несколько бутылок спиртного. Гайтер, прямо как и в тот раз похлопал Гиммеля по плечу и ничего не сказал. Гиммель теперь работал в небольшой лавке-мастерской, где чинил разные бытовые вещи, приносимые горожанами. Иногда Гиммель вставал за прилавок, когда у продавца был выходной или он брал отпуск. Пусть король и пожаловал всему отряду героя ежемесячные пенсии за столь великий подвиг, как уничтожение Владыки Демонов, на которые можно было безбедно жить и ни в чём не нуждаться (Фрирен, кстати, от денег отказалась), Гиммель не мог прожить без дела. Он привык к постоянным приключениям и делам, поэтому в первые годы мирной жизни чувствовал себя не в своей тарелке. Внезапно появилось очень много времени, которое некуда было тратить, поэтому Гиммель пробовал путешествовать самостоятельно, но это оказалось совсем не так, как он ожидал. Было непривычно тихо и одиноко, поэтому Гиммель решил всё-таки остаться в городе. Многие из жителей Святого Града, заходя в эту лавку-мастерскую, удивлялись тому, что в ней работает легендарный герой Гиммель. Да и сам он, если бы ему лет эдак в двадцать сказали, что в будущем он будет сидеть в какой-то маленькой мастерской и чинить безделушки, то он бы только рассмеялся и не поверил бы в такую чушь. Однако сейчас эта скромная работа стала для Гиммеля привычной. В лавочке было спокойно и тихо, пока звонкий колокольчик, висевший на дверях, не оповещал о приходе нового посетителя. Сквозь толстые стёкла двух маленьких окон, которые никто не мыл, кажется с самого их установления в прочные деревянные рамы, с улицы проникали солнечные лучи и подсвечивали летающую по помещению пыль. На полках стояли глиняные горшки и висели мешочки с ароматными травами, с годами потерявшими свой запах. Хозяин, державший эту скромную лавку, был добрый пожилой мужчина, который считал за честь иметь дело с таким прославленным героем, как Гиммель. Он сокрушался, что не мог предложить ему достойную оплату, но Гиммель уверил его, что в деньгах не нуждается, а нанялся на работу только чтобы чем-то занять своё время. Шли годы, а жуткая аура рога тёмного дракона и не думала выветриваться. Воистину ужасная вещица. Гиммель иногда задумывался, что, небось, и не такие ингредиенты Фрирен использует для своих зелий и ритуалов. Мда, неудивительно, что её стряпню было физически опасно есть…***
Прошло уже двадцать лет с тех пор, как Гиммель последний раз видел эльфийку. Он так и не обзавёлся семьёй и даже не пытался ни с кем построить романтические отношения. В городе по этому поводу ходили самые разнообразные слухи. Например, любимая история Гиммеля: он ради победы над Владыкой Демонов постригся в монахи и дал обет безбрачия. Якобы за это яркое проявление преданности Богине она пожаловала его сверхсилой, многократно превосходящей силу Владыки. Гиммель только диву давался, что только не придумают люди, живущие всю жизнь в городских стенах и знавших о подвиге отряда героя лишь понаслышке. Гиммель всегда любил помогать людям, и продолжал делать это сейчас, после окончания путешествия. Доставлял письма, помогал погрузить товар на повозку, находил потерянные вещи и так далее. Жители часто говорили, что не нуждаются в его помощи, что он и так оказал им большую услугу, убив Короля Демонов. Но Гиммель считал, что даже самое маленькое доброе дело способно если не изменить весь мир, то сделать чью-то жизнь лучше. Хозяин лавки-мастерской, в которой работал Гиммель, умер прошлой зимой. У Гиммеля снова появилось много свободного времени, и он решил отправиться в небольшое путешествие вместе с Айзеном по близлежащим территориям. Дворф предложил разобраться с монстрами, которых в последнее время много развелось на соседних территориях. “Вспомнишь хоть, как меч держать. Небось, и сражаться-то разучился за столько лет мирной жизни” - говорил улыбающийся Айзен за чашкой крепкого чая, сидя на уютной кухне. Гиммель был удивлён визиту не столь общительного друга, но был очень рад его видеть. Гайтер во всю был занят работой в церкви, ведь его недавно назначили на должность епископа, поэтому отказался. Сражаться было действительно сложнее при отсутствии постоянных тренировок, чем Гиммель себе представлял. Гиммель, конечно, иногда помогал жителям Святого Града уничтожать мелких монстров, которые подбирались слишком близко к городу, но здесь они с Айзеном встретили действительно сильных противников. Обычная походная рутина, правда с одним товарищем вместо трёх, навевала тёплые воспоминания. Гиммель представлял иногда, пока сидел около потрескивающего костра, что путешествие отряда героя всё ещё продолжается. Точит свой топор ещё молодой Айзен, где-то там Гайтер читает вечернюю молитву или же валяется пьяный в стельку, а вот Фрирен листает недавно приобретённый в какой-то магической лавке гримуар, используя пламя костра в качестве освещения. Фрирен… Иногда Гиммель задумывался, как она сейчас живёт, по каким странам и городам ходит, какие приключения переживает. Может быть, она сейчас на Юге континента среди выжженных солнцем пустынь без единой растительности, где отряд героя так и не побывал. Или в бескрайних хвойных лесах на окраине сурового Северного Плато. Даже воспоминания о нём заставляют поёжиться… А может быть, отправилась в дальнее плавание по глубоким и бескрайним морям, скажем, в качестве корабельного мага. Или живёт во влажных тропических лесах на каком-нибудь затерянном острове. Построила себе хижину из листьев, веток и лиан, каждое утро на завтрак пьёт кокосовое молоко. Но скорее всего, учитывая её характер и нелюбовь к переменам, осела в каком-то магическом городе, живёт в гостинице и целыми днями читает свои гримуары. Мысли о Фрирен сами навевали улыбку. Во время обратной дороги, пока они спускались по каменистой дороге в горах, Айзен спросил Гиммеля, почему тот даже не пытается найти Фрирен и предпринять попытки для их встречи. Гиммель отвечал ему, что всё это бесполезно. Допустим, он увидит Фрирен, поговорит, возможно, даже проведёт с ней какое-то время, но что это изменит? Пусть лучше Гиммель сохранит в памяти ту Фрирен, какой она была в их последнюю встречу.***
Гиммель, кажется, уже перестал считать время, прошедшее с её ухода. Кажется, уже тридцать пять лет? Годы тянулись медленно, и иногда ему казалось, что обещанные пятьдесят лет не пройдут никогда. Местные дети часто приходили к нему и слушали истории, которые он рассказывал о храбрых воинах, могущественных демонах и невероятных подвигах. Мало кто из детей бывал дальше, чем в ближайших к Святому Граду деревушках, поэтому истории Гиммеля все слушали с большой охотой. Иногда, когда он видел яркий блеск в глазах, он думал, что и сам в молодости точно так же с упоением слушал каждый рассказ проезжавшего мимо искателя приключений, остановившегося в их городке. Пожалуй, большинство из этих историй, рассказанных за кружкой спиртного в таверне, были выдумкой, но они стали одной из причин, почему Гиммель так хотел стать героем, когда был ребёнком. Теперь он считал, что подарить кольцо Фрирен - это была очень хорошая идея. Эльфийка, конечно, не поняла смысла этого подарка, как и не понимала чувств Гиммеля к ней. Но ему нравилось думать, что она, пусть и не специально, выбрала в качестве подарка кольцо с цветком, означающем вечную любовь. Это было так романтично и символично. Гиммель был уверен, что Фрирен не потеряла кольцо, потому что она всегда дорожила подарками своих друзей, и теперь оно напоминает ей о Гиммеле и днях, проведённых с ним и его отрядом. Гиммель давно не виделся с Гайтером, а когда наконец-то им выпал шанс встретиться, первым, что он услышал, было: “Тебе совершенно не идут усы”. Гайтер скорее всего был прав, и усы действительно были Гиммелю не к лицу, но с ними он выглядел как-то солиднее, что ли? Да и сбривать появлявшуюся каждый день щетину теперь казалось пустой тратой времени. На этот довод Гайтер сказал: “Что-то на тебя совсем не похоже. Ты же всегда считал себя красивым и тщательно следил за своей внешностью”. «Да я просто сменил стиль. - отвечал Гиммель. - Айзен вот всю жизнь с длинной бородой ходит, и ничего». Иногда, совершенно по-старчески сидя на ступеньках и греясь на солнышке, Гиммель размышлял, а оставил ли он хоть какой-то след в памяти Фрирен? Хотя бы иногда чуть-чуть она его вспоминает? Ему было невыносимо думать, что после прошествия тысячи, полторы тысячи, двух тысяч лет про него совершенно забудут и от его жизни не останется и следа. Все люди, которые знали его, в скором времени умрут, их дети и внуки тоже. А возможно, как ему хотелось верить, подвиг героя Гиммеля останется сказкой, одной из тех, которые рассказывают, сидя в кресле-качалке, старые няньки или бабушки маленьким детям, столпившимся около уютного камина в зимний вечер. Интересно, какой тогда люди будут жить жизнью, о чём будут мечтать и сожалеть? Скажем, через тысячу лет. С помощью какой магии будут сражаться с демонами, если демоны тогда ещё останутся? Впрочем, если всех демонов истребят, то и маги, и воины будут уже не нужны. Тогда человечество будет без страха жить в мире и благополучии, а великие подвиги уйдут на страницы истории. Впрочем, Гиммелю не суждено это узнать. А вот Фрирен, скорее всего застанет эти счастливые времена. А тогда, будет ли она тогда помнить всё их десятилетнее приключение и его самого, Гиммеля, таким, каким он был на самом деле, без сказочных приукрас? Очень хотелось, чтобы помнила. Гиммель пробовал начать писать мемуары. Иногда находило вдохновение, и он зажигал свечу, хватался за перо и садился за письменный стол, но не мог выдавить из себя ни строчки. О чём писать? Об приключениях во время похода на Владыку Демонов? Он уже пытался вести дневник по горячим следам, правда тот где-то потерялся. Может быть, Фрирен когда-нибудь его отыщет. О его теперешней жизни? Да разве в ней есть что-то примечательное и героическое, достойное сохраниться для потомков? Или стоит поделиться своей философией и размышлениями, посещавшими Гиммеля на старости лет? Наверняка его мысли не такие уж и оригинальные. А больше писать было и не о чём.***
Вот и прошли обещанные пятьдесят лет. Долгие слезливые прощания и трогательные встречи с объятиями были не про Фрирен, да и не про Гиммеля тоже. Каждый раз, когда она появлялась в его жизни, происходил внезапно, но если Фрирен появлялась, то переворачивала вверх дном всю дальнейшую жизнь Гиммеля. В первый раз она помогла заблудившемуся мальчишке выйти из леса и показала ему заклинание, которое создаёт поляну цветов. Увиденное им чудо вселило в Гиммеля желание познать этот невероятный мир, а в будущем это повлияло на его желание стать героем. Потом он собрал отряд, состоящий, помимо него самого, из воина и священника, не хватало только мага. И кто-то из местных подсказал Гиммелю, что в лесу неподалёку живёт отшельница-эльфийка, умеющая неплохо колдовать. И так совершенно случайно Гиммель встретил ту самую волшебницу, которую встретил в детстве, любовь всей его жизни. Это был второй раз, следствием которого стало самое настоящее спасение мира. А третий… Это должен был обыкновенный, самый обыкновенный на свете солнечный день. Гиммель собирался немного прогуляться, размять свои старческие кости и зайти в булочную. Но, увидя знакомый до боли силуэт, Гиммель застыл как вкопанный. Первой мыслью было: “совсем не изменилась”. Такого же небольшого роста, с точно таким же прямоугольным чемоданом, растопыренными острыми ушами и двумя белыми хвостиками. Его самая невыносимая печаль, самая большая радость и самая несбыточная мечта. Фрирен. Гиммель порой задавался вопросом, а что случилось бы, не повстречай он эльфийку тогда в лесу. Или если бы в его отряд присоединился какой-нибудь другой маг, пусть даже более сговорчивый и дружелюбный. Пожалуй, Гиммель тогда и не был бы Гиммелем. Фрирен стала слишком многим в его жизни, чтобы её так легко можно было убрать или без неё обойтись. По дороге к тому самому месту, в которое Фрирен пятьдесят лет тому назад обещала привести своих друзей смотреть метеоритный поток, Гиммель невольно вспомнил прошлое. Если замечтаться, то можно представить, что на одну короткую неделю Гиммель перенёсся во времени на пятьдесят лет назад. Он, как и Гайтер был тогда таким молодым, амбициозным и полным сил, а теперь совсем седой старик с больными коленями. Айзен вот почти не изменился, но во всём его виде чувствовались прожитые годы. Хотя сейчас, когда отряд героя собрался в полном составе, Гиммелю казалось, что храбрые и весёлые приключенцы, герои, спасшие весь мир, не утратили своего боевого духа несмотря на разлуку. Гиммель уже почти разучился предпринимать длительные пешие переходы. В последние лет десять он только изредка, в летнюю тёплую погоду бродил по соседним лесам, совершая частые остановки и неспешно любуясь окружающими красотами. Зимой ноги застревали в глубоких сугробах, в жару болела голова, в сырость ломило колени. Что уж там и говорить про сражения с демонами и зачистку подземелий. Меч пылился в шкафу, а Гиммель целыми днями сидел в кресле-качалке и читал. Гайтер не поверил, когда узнал, что его друг, который со школьной скамьи ненавидел книги и сбегал с уроков литературы играть на улицу, вдруг в старости полюбит такой досуг. Когда они возвращались, Гиммель подумал, что это было самое красивое небесное зрелище в его жизни. А ещё что он ни о чём не жалеет. И ни один день не жалел ни об одном происшествии, случившемся за его долгую насыщенную жизнь. И о чувствах к Фрирен тоже. Пусть она была порой чёрствой, бесчувственной, равнодушной к чужим проблемам, пусть раздражала Гиммеля своим поведением, пусть бросила его, оставив на хранение только странный артефакт, он уже давно в глубине души простил её. И принял такой, какая она есть, со всеми достоинствами и недостатками. Всё-таки он рад, что успел совершить перед смертью это небольшое приключение, которое ждал больше всего все эти пятьдесят лет. И увиделся с Фрирен. А теперь Гиммель наконец-то вернулся к себе домой, так как он очень устал. Пожалуй, вернуться в старый добрый дом после утомительного путешествия, полного опасностей, трудностей и неудач - и есть настоящее счастье. Все, даже самые длинные приключения когда-нибудь заканчиваются. Гиммель снял обувь, затушил свечу, лёг на кровать и закрыл глаза.