Оковы безвременья

Темница Кощея Бессмертного была полна магии и мрака, но его настоящая тюрьма — в его собственных чувствах к Марье Моревне. Закованный в цепи и оставленный на острове, он провел сотни лет, мучимый вихрем противоречивых эмоций. Ненависть, которую он чувствовал к Марье за свое поражение, боролась с неудержимым желанием видеть её снова, даже если это означало его конец. Каждый шелест листьев, каждый шорох ветра Кощей воспринимал как шаги морской царевны, возвращающейся, чтобы окончательно его добить или, возможно, освободить. Но она не приходила. Вместо этого приходили воспоминания — о моментах, когда они были вместе, робких первых признаниях, радостных встречах и о моменте, когда они встретились лицом к лицу в последний раз, когда каждый удар её меча вызывал боль, но не только физическую. Любовь к Марье жгла его душу не меньше, чем ненависть. Он любил её за чистоту души, за силу, с которой она встретила его в бою, за несгибаемую волю и честь. Но он также ненавидел её за то же самое — за силу, которая обесценила его могущество, за волю, которая сломила его гордыню, за то, что их с Чародеем чувства она никогда не ставила выше дочернего долга и благополучия других людей. Время, казалось, остановилось для Кощея. Его дни были наполнены внутренней борьбой между желанием отомстить и стремлением понять её. В глубине души он знал, что его чувство к Марье превышало обычную страсть, это была глубокая эмоциональная привязанность, исходившая не только из его неживого сердца, из души, но и из всей его сути. Эта мысль была для него и тяжелым бременем, и единственным источником света в его мрачном заточении. Однажды, когда морские ветры носили эхо бурь и волны перемен, дверь его темницы скрипнула, разнося эхо по коридорам заброшенного замка. Шаги, твердые и решительные, приближались, и его сердце, закованное в холоде столетий, забилось в предчувствии. Это были шаги Марьи Моревны. Она вошла, обрамленная светом, который казался слишком ярким для этого мрачного места. Её взгляд был полон решимости. — Кощей! — её голос разрезал воздух, как клинок. — Не ты ли стоишь за исчезновением моего отца, владыки подводного царства? Только тебе под силу такое коварство! Кощей вздрогнул от неожиданности. Встреча с Марьей была его мечтой и ночным кошмаром. Он медленно поднялся, цепи зазвенели в унисон с его холодным голосом. — Неужели мои оковы здесь, в этом заточении, кажутся тебе недостаточно прочными? — Кощей стоял теперь в полный рост, и его голос звучал насмешливо, но в глазах мелькала тень боли. — Я не знаю, где твой отец, и я не имею к его исчезновению никакого отношения. — Не лги мне, Кощей, – резко произнесла Марья – Ты всегда стремился к власти, к бесконечному господству. Мой отец — ключ к контролю над морями. Только ты мог придумать такой коварный план. Кощей, скрыв свое внутреннее волнение за маской цинизма, усмехнулся. — Марья, ты думаешь, если бы я мог украсть твоего отца, я бы остался здесь в этих оковах? Не стоит ли тебе искать врага где-то в другом месте? Почему ты решила, что именно я стою за этим? — Ты оставил следы на морском берегу, и они ведут сюда, к твоему острову. Кощей медленно подошёл к ней, каждый его шаг вызывал звон цепей. — Марья, ты думаешь, что во мне ещё осталась сила на такие деяния? Ты сама свидетель моего поражения. Мои силы ушли, я лишь тень того, кем был. Мои дни могущества давно миновали. Моя магия ослабла, как и моё влияние в мире живых, и мои цепи — тому доказательство. Правая рука Марьи угрожающе легла на меч в ножнах. — Не уклоняйся, Кощей. Твоё имя на слуху у каждого в моём царстве, и каждый шёпот, каждый знак тянет меня сюда, к твоим мрачным вратам. Ты жаждешь мести, я это чувствую. Ты хочешь разрушить наш мир, как однажды уже пытался. Глаза Кощея сверкнули болезненным светом. Ненависть и горечь смешались в его ответе: — Я надеялся, что ты помнишь обо мне не только как о враге, но и как о том, кто, несмотря на все свои ошибки, искренне любил тебя. Он остановился в шаге от неё. Внезапно выражение его лица изменилось, и он протянул руки, словно пытаясь коснуться Марьи, но остановился, не дотронувшись. — Я не покидал этот замок с тех пор, как ты заточила меня и оставила здесь, в забвении и мраке. Какой мне смысл лгать? Убить меня ты не можешь. И я всегда был честен с тобой, при жизни и после нее. Хотя, по правде говоря, ты не сильно часто задавала мне вопросы. Марья на мгновение замерла, словно взвешивая его слова. В её сердце боролись сомнения и страх быть обманутой, но она была вынуждена признать правоту его слов: Кощей не лгал, и теперь царевна начала чувствовать и другое — неожиданное сочувствие к этому измученному существу. Она опустила меч и кивнула, признавая его слова. — Пожалуй, ты прав, Кощей. Может быть, я ошибалась насчет тебя. Тебе нет смысла лгать, ты уже наказан здесь на веки вечные. Мне очень жаль, что обвинила тебя, не подумав. Ее ясные глаза теперь смотрели на него не с ненавистью и неодобрением, но с жалостью. Кощей вздрогнул от этого взгляда, от неожиданной мягкости в её глазах, которую он не мог принять. Это было хуже любой ненависти. Как могла она, воинственная и сильная, не презирать его, но жалеть? Кощей почувствовал, как в его груди вспыхнуло что-то, похожее на ярость. Он не мог допустить, чтобы её жалость стала последним словом в их диалоге. Не мог позволить ей уйти, сочувствуя ему, как покинутому и обессиленному творению. Его гордость, когда-то такая могучая, еще не была полностью сломлена, даже этими долгими веками заточения. — Жалость, Марья? — его голос зазвучал громче, и каждое слово было как удар молота по кованым железным цепям, которые его сковывали. — Ты думаешь, что я нуждаюсь в твоей жалости? Что она для меня значит? Его голос набирал силу, и его фигура в цепях вдруг казалась чем-то грандиозным и устрашающим, даже в этих сковывающих оковах. Марья отступила, удивлённая его реакцией. В её глазах мелькнула искра— не страха, но печали по тому, кем он когда-то был и кем стал сейчас. — Я не пришла сюда жалеть тебя, Кощей. Я искала правду, — отрезала она, стараясь сохранить достоинство перед его вспышкой гнева. Кощей смотрел на нее, и в его глазах вспыхнуло что-то, что можно было принять за боль. Он медленно приблизился к ней, каждый шаг эхом отдавался в мрачных уголках его темницы. — Правду? — прошептал он, останавливаясь всего в нескольких дюймах от нее. Марья заметила, как его руки слегка дрожат — от гнева или от чего-то более глубокого, она не могла сказать. — Есть и другая правда, Марья. Кощей навис над царевной, прижав ее к стенам темницы. — Если ты видишь во мне лишь тень, Марья, позволь мне напомнить тебе о том огне, который когда-то горел между нами, — с яростью прошептал он и, прежде чем девушка успела отреагировать, резко притянул её к себе. Его поцелуй был жестким и властным, почти болезненным, полным желания вызвать не столько страсть, сколько гнев. Марья сначала замерла от неожиданности, её тело напряглось, не в силах сопротивляться, но лишь на мгновение. Затем она оттолкнула его с такой силой, что цепи зазвенели, отзываясь эхом по каменным стенам. — Ты не имеешь права, Кощей! — воскликнула Марья, ее голос дрожал от гнева и возмущения – Ты не должен был этого делать! Марья стояла, ошеломлённая и разгневанная, её дыхание было резким и тяжёлым. Не сказав больше ни слова, Марья быстро повернулась и вышла из темницы, оставив Кощея одного со своими мыслями и растущим осознанием того, что он действительно потерял её навсегда. Он снова был оставлен в вечном заточении, не только в этой темнице, но и в своём собственном сердце, полном любви, которую он так и не смог выразить, и ненависти, которую он так и не смог преодолеть. — Я должен был, — твердо произнес Кощей и усмехнулся.