Она в моей памяти

      Горы, горы, горы, бесконечная вереница вершина. Он вдруг опять просыпается. Точнее, это был всего лишь урывок сна, даже не сна, дремы. Это так мучительно, так бесконечно это с ним навсегда. Он понимает это, но ему не страшно. Ему все равно. Он боится лишь потерять из памяти ее выражение лица, и ту последнюю улыбку, которую он уловил нечаянно, внезапно, в тот самый день. Один день, два, три, неделя, две недели, месяц и вот отсчет уже пошел на месяцы. Три месяца, как каждый день похож на предыдущий, он один, как будто в целом мире один, или как будто целый мир вдруг остановился. Время перестало течь. Это невыносимо, так ведь можно сойти с ума, а вдруг он уже сошел с ума, вдруг все, что сейчас происходит, это плод его дикого воображения? К черту такое воображение, он хотел мечтать. Он хотел любить, а не воображать то, что сейчас с ним происходит, или это все по-настоящему? Непонятно… Хотя нет, понятно, Как только он поворачивает голову, видит фото, там — Она. Фотография красивая, Она улыбается, единственное, что выбивается — это дурацкая, безжизненная черная лента, хотя сейчас безжизненно. Абсолютно все вся его жизнь безжизненна, каламбур. Все так по-дурацки, бежит слеза, но он же солдат. Он не должен плакать, или это сейчас ему позволено. Он сам не знает. Ничего не понимает. Он запутался, как же жить теперь дальше верить или не верить, а если не верить то, что делать тогда. Сердцебиение после дикого пробуждения нормализовалось, он лежит в темной комнате и смотрит в потолок, прокручивая в голове, тот самый день, снова и снова пытается понять, что же он мог сделать для того, чтобы она осталась жива, он никак не может поверить в то, что она больше никогда не вернется, никогда не обнимет его, не назовет дурацким прозвищем и не будет смеяться своей потрясающей, завораживающей улыбкой, не будет улыбаться ему, она не будет рядом с ним никогда. Три месяца назад они идут вдоль по хребту, понимая, что боевики могут их обнаружить в любой момент. Кот как обычно в военной форме во все оружии, а она тогда была в ауле, поэтому была в гражданском, но с автоматом наперевес. Он смотрел на нее, и сейчас она так ярко выбивалась из общей картины, но он снова тряхнул головой, выкинул эти мысли и сосредоточился, отвлекаться нельзя, ведь это может стоить им жизни, и вдруг автоматная очередь… — Мура ложись. — он помнил свои слова. Они бежали вдоль обрыва. Все было хорошо, но какое-то непонятное, дикое, липкое ощущение внутри все-таки оставалось, он не предавал этому значение, но подсознание как будто кричало, что в этот раз все пройдет не так гладко, и он не обойдется шальной пулей или легким ранением все будет страшнее, так оно и вышло. Вновь автоматная очередь, они дали ответную и тут она привстала и осколок камня отскочил, так что она отвлеклась на секунду, отвлеклась и не удержала равновесие. Она полетела вниз, вниз с огромной высоты в горную реку. Он помнил каждое мгновение, каждое мгновение своей тогда еще жизни. Они отбились, к ним подоспели Ума, Бизон и Физик, но они не успели спасти ее, от Муры и след простыл. Он кричал, кричал как зверь, пытался прыгнуть за ней, но ребята удержали. Он бы прыгнул, и наверное, разбился, а может это и к лучшему. Может быть и надо было, но они удержали. Из него как будто улетучились все силы одним разом, одним мгновением он лежал и кричал, пока его держал Бизон. Пришлось подключиться Физику, ведь у Бизона казалось бы такого мощного бойца не хватило сил, чтобы держать Кота, они держали вдвоем, а он кричал в пустоту. Ее не было. Потом отправка в КТЦ, все как в тумане под седативными. Ребята помогли ему зайти в вертолет. Он не хотел уезжать, но делать было нечего на поиски Муры уже отправили людей и был приказ быть в КТЦ, они искали, долго искали, но не нашли и вот через три месяца ему сообщили, что нашли ее жетон рядом кровь, много крови на камнях в двух километрах от того места, откуда она упала высота большая, но он верил, что она смогла выжить. Он верил. Казалось, что он уже один верит в это, потому что Мурашова Евгения Валерьевна, отныне числилась ни как пропавшая без вести, а как погибшая. Дело засекретили. Он не спал, завтра день которого он боялся больше всего на свете. Завтра почетный караул и забвение, они не думают об этом во время заданий, казалось бы, не думаешь, значит не зазываешь беду? Он боялся даже мысли о том, что она может погибнуть, он всегда был рядом, всегда был готов прикрыть, а здесь не смог. Он винил себя. Конечно, конечно, винил себя, а еще весь мир и судьбу, что так получилось, ведь у них все было хорошо, и все могло бы быть дальше прекрасно, но не будет, уже никогда не будет… Время на часах три пятьдесят, завтра рано вставать, снова видеть заплаканные лица, снова принимать дурацкие соболезнования, зачем? Погибла ли она? Верит ли он в это? Для него это важно, важно ли для других он не знал, да и знать особо не хотел. Он боялся признаться себе в том, что она погибла. Он не знал, как быть, как жить, как существовать, он не знал как себя вести. Он не знал, кто он теперь без нее, что он будет делать, как работать. Хотел написать рапорт — ребята отговорили, что он будет делать, если он будет не здесь, не с ними. Он не знал. Никто не знал. Он прокручивал в голове тот день раз за разом и пытался понять, что он мог сделать, но так и не сумел.