Красавец из деревни.

— Федя, сынок, — зовëт мать ласковым, так и предлагающим поспать ещë немного голосом, — просыпайся, кушать пора. Иди пока личико умой, а я уж подам к столу. Не успел мальчишка открыть глаз, как женщина на босых ногах ушла на кухню, говоря своим уходом, что отказ не принимается. Фëдор выдохнул и потихоньку сел на край кровати, после чего, натянув тапки и сонно перебирая ногами, пошëл на улицу. Вот-вот сейчас споткнëтся об свои же ноги и придëтся умывать не только лицо, но и руки с одеждой. Но только чудо, иль Бог поддерживал его за руки, тянущиеся к лицу, дабы протереть глаза и наконец проснуться. Юноша быстро оказался на улице. Там он по уже давно изученному пути завернул за открытую дверь, — чуть что, да упасть она готова, если кто неправильно пройдëт мимо, или рукой заденет на ней какой гвоздик — а затем пошëл глубоко во двор по тропе, по обеим сторонам которой везде возвышались густые кусты, выше самого Фëдора, и после оказался перед бочкой с водой. А воды в ней столько было, что, кажется, там и на лето оставшееся хватит, и на зиму, и в следующий год чуток останется на донышке. Там даже и купаться можно в жаркую погоду. Ах, не чудно ли! Набрав в худые ладошки воды, чистой, как из родника, он умыл ею бледное лицо, а оставшееся выпил, выдохнув с облегчением, ведь в такую жару только воды и хочется. А ведь всего только утро.. Чтобы освежиться чуток на улице, Федя остался возле бочки с водой на пару минут. Ведь мать после завтрака лекарствами и лечебными травами всякими кормить будет — и начнëтся еë родительское беспокойство, и не сможет Фëдор ещë долго выйти на улицу, повинуясь материнским указаньям. Подойдя к ветхому забору, он вгляделся в поле. А там, вдалеке, была и речка. Отсюда до неë далеко, но по такому лугу не грех прогуляться по пути, да цветов нарвать, может, матери. И даже жалко как-то, что Фëдор плавать-то не плавал ни разу. Да и не умеет.. Внезапно в поле кто-то завиднелся. Прыгает, бегает. А, может, вовсе танцует? Белый, да светлый, словно солнышко, которое через пару часов будет освещать землю. Юноша прищурился. И видит такое, что хочется забежать на тот луг, подбежать к "солнышку" и рассмотреть его: юноша — власы белоснежны от роду, а глаза так прекрасны и ясны, что видны издалека: один изумруд, что ни в одной сказке не найдëшь, а другой — сапфир, что ни в одном дворце дочь царская у себя в ожерелье не отыщет. И одежда у него такая красочная: вроде простая, народная, а украшениями да цветами со всех лугов увита. И особенно смотрелись красиво ленточки цветные в волосах. Одна в косу вплетена, а остальные резиночкой служат. Скачет, с ноги на ногу перепрыгивает, а коса с ветром играется, всë убегает от его порывов. Федя засмотрелся надолго — интересно ему стало, что глаз не оторвать. А мальчишка тот все резвится в траве и пританцовывает, рассматривает каждый полевой цветочек, всë будто манит Фëдора к себе. Но недолго смотреть пришлось тому в даль — белокурый на него обернулся, остановился и посмотрел в недоумении прямо в душу. Вроде улыбка всë та же сияет на этом прекрасном личике, но вдруг разгорается в нëм яркое, жгучее любопытство. Федя испугался: тут же на корточки упал и спрятался за заборчиком. «Боже, не чудится даже!». Знает он, что не чудится! Он и в мыслях такого красавца не удумает! Фëдор вскочил, побежал в дом и сел за стол смирно. Мать удивлëнно посмотрела на него и придвинула ему миску с кашей. — От кого так бежишь? Дразнится кто-то опять, что ли? Так ещë только утро ведь. — Ах.. Нет, мам.. Тëть Люду увидел.. Злая такая.. — соврал мальчишка. — Ой, опять не с той ноги встала? Ой-ой, лишь бы не орала на мужа своего, ну как всегда! Бедный Борик.. Тëтушка Люда вообще была соседкой нормальной, молодых любила угощать коровьим молоком от своей бурëнки, но вот если она с утра не по-доброму выглядит, так жди беды. А больше всех от того страдает еë муж, Боря, коего кликали все просто — Борик. — Ну, ешь и лечиться будем, — махнула рукой женщина, а потом запричитала: — Ну где ж ты эту заразу подцепил.. А Федю это совсем не волновало. Все его мысли занял тот парниша. Красоты у него не отнимать. А ведь таких в деревне редко когда сыскать можно: обычно всë крепкие мужики с мозолистыми руками, запечатлевшими годы работ в поле да на огородах, или мальчишки, тоненькие, чумазые, сами себе предоставленные. И подойти ведь к этому белокуренькому страшно — что-то отпугивает тихого Федю. Не позволяет туда вернуться, да перелезть через забор, побежать по полю навстречу красавцу. А хочется, хочется ведь побежать туда, к нему, познакомиться..