Ниоткуда с любовью

      Корабль выравнивал курс и возвращался к своему функционированию. Забавно было играть роль простого механика, после того, как пять минут назад спас мир. Хотя вообще-то ТАРДИС была права, приземлившись здесь: аппаратура заклинила настолько, что чуть не устроила коллапс. Тайми вайми штучки с параллельными вселенными. Теперь он большой мальчик и может справиться с такими вопросами. Его помощь была уже не нужна, ТАРДИС стояла в соседней комнате, но Доктор вдруг ясно ощутил, как соскучился по толпе, по этому хаотичному бытию, по обрывкам чужих судеб, чужого счастья. Облокотясь на дверной проем он впитывал в себя суматоху чужой жизни и улыбался. Приятно думать, что эта суматоха продолжается благодаря тебе. Вдруг в толпе мелькнула слишком хорошо знакомая фигура. Он усмехнулся. Видимо настала пора примириться с прошлым (то, что он пытается сделать буквально всегда). Сейчас он на сто процентов знал, что сможет сделать это совершенно спокойно.       Так странно было видеть Роуз такой: повзрослевшей, серьезной, взрослой. По-настоящему взрослой. С морщинками на лице. С теми самыми, которые прочертили на ее лице эмоции. Он никогда не думал, что она будет такой. Роуз стояла в толпе ища того, кто требует ее помощи, была одета необычайно строго для себя самой: в серое клетчатое бесформенное пальто и темные джинсы… в белые кеды… в восхитительные очки в темной оправе. Серый, почти подметающий пол шарф обвивал ее шею, оставляя открытым кусочек шеи и ключицы. Длинные, уже русые волосы были растрепаны, соответственно укладке. — Роуз… — тихонько позвал он. Сейчас ему было можно. Он тоже повзрослел, бабочки и феска вместо галстуков и пальто.       Взрослая прекрасная женщина сорока лет обернулась, взглянула на него странно, нечитаемо и ничего не ответила. — Роуз, — еще раз позвал он так, чтобы она узнала его.       Женщина улыбнулась и снова стала девушкой, почти девочкой, которую он впервые встретил. Он вздрогнул, когда она прикусила кончик языка. Нет, не вздрогнул, а содрогнулся всем своим существом. — Этого не может быть, — просто констатируя факт сказала она пока подходила, ничего в общем-то не утверждая, а будто спрашивая его: осведомлен ли он об этом. — Да, — не стал отрицать Доктор. Он поменял развалившуюся позу на более собранную, все еще облакачиваясь на дверной проем.       Девушка держала руки в карманах и улыбалась ему. — Ты так теперь одеваешься? — Эй! А ты так теперь выглядишь? — она шутливо ткнула его в бок. — Тебе очень идет… Ну все это… — он неопределенно помахал руками в воздухе, — Весь этот… — Возраст, — закончила она за него, кивая головой. — Да, именно он. — Спасибо.       Она покачалась на носочках, очевидно не зная, что сказать. Хотела бы она сейчас уйти? Он не знал. «Ну конечно она носит кеды и похожие очки,» — здравая мысль развеяла его тщеславные мысли, — «потому что ее муж носит все это. Носил по крайней мере». — Да, я выросла, Доктор, — может она сказала это только чтобы разрушить паузу, но каким-то чудом она говорила о том, что вертелось у него на языке. — Мне сорок три сейчас. — Ого, — вежливо удивился он, — но я все равно старше. Она усмехнулась. — У нас трое детей. Мальчик и две девочки. Сьюзен, Донна и Джон младший. Имена, как ты понял, придумывал Доктор.       Он снова вздрогнул: кого еще она может называть Доктором? — Дааа, очевидно что тщеславие мне не свойственно, — уж он-то точно не назвал бы своего сына Джоном. — Ты бы назвал своего сына Доктором? — иронично уточнила она. — Доктором младшим, — поправил он.       Оба они одновременно фыркнули от смеха, вновь ощущая безвозвратно потерянную беспечность. Потом снова настала пауза. — Куда ты направлялась перед тем, как заглянуть в свою прежнюю вселенную?       Роуз глубоко вдохнула воздух и замерла. — Прости, — Доктор осознал свою ошибку. — Ну, у меня хотя бы было место у окна, — снова пошутила она, скрывая свою тоску. — Сильно скучаешь? — Нет. Просто иногда хочется увидеть хотя бы еще один разок… хоть одним глазком… Но теперь у меня свой дом, — она не смотрела ему в глаза, и он уже не был уверен, что они говорят о ее родной вселенной. — Я могу тебе показать, — предложил он.       Она снова усмехнулась: — Ты не можешь. — Не могу, — легко подтвердил он ее правоту. — Ты ничуть не изменился, — сказала она скорее себе, — сначала мне показалось, что изменился, но нет. — Я изменился, — предупредил он. — Нет, это не правда.       Он промолчал, чтобы не спорить. — Ехала с международного, межпланетного симпозиума, устроенного Торчвудом. Становление Земли, как самостоятельного участника вселенских космических отношений и бла-бла-бла… — Ого, класс. Ты теперь что-то вроде дипломата? — Что-то вроде…       Снова повисла тишина, условная, ведь вокруг все еще сновали живые существа. Доктор глянул на отвертку, как глянул бы на часы. — Через минуту коллапс окончательно разрешится, так что мне пожалуй пора, если я не хочу здесь застрять… Возможно это был вопрос, возможно. — Да, конечно.       Он наконец-то отодвинулся от своей опоры.       Она хотела было его обнять, но передумала. Он хотел пожать ей руку, но в последний момент убрал потянувшуюся ладонь. — Что ж, я пойду. — Да, конечно. И я тоже.       И все-таки Роуз первая повернулась к нему спиной, чтобы пойти по коридору.       Доктор развернулся тоже. Уже перед входом в нужный отсек он снова отыскал ее глазами. Роуз почти потерялась в толпе. — Роуз! — крикнул он поверх всеобщего беспорядочного гула. Она обернулась. — Роуз, ты права! Нет! Совсем нет! …Но и ты тоже нет!       Она как-то сдавленно кивнула.       Он жадно вглядывался в нее последние секунды, прежде чем повернуться. — Доктор! — и он снова взглянул на нее. — Сильно. Очень сильно, — она быстро повернулась и скрылась за автоматической дверью.       Доктор еще немного смотрел ей вслед.       Когда он входил в ТАРДИС, то пылал. Он чувствовал себя глупцом, ребенком, обманувшим самого себя, снова сломанным. Не снова, а по-прежнему. И эти раны вновь нужно будет вычеркнуть из памяти. Как и это колоколом звенящие «если бы» (если бы она одевалась так для него? если бы это были его дети (как бы он их назвал?)? если бы… Стоп! Все. В топку!). Он почему-то смеялся, и почему-то плакал. ТАРДИС гудела. Его смешило его собственное «совершенно спокойно».