Тревожность

Утро с самого начала не предвещало ничего хорошего. Сначала какой-то донельзя глупый сон больше похожий на болезненный бред, а потом долгое тяжёлое пробуждение, наградившее уставший организм чувством тревоги. Руки чуть подрагивали, от нервозности чесались запястья, а от вида еды подкатывала тошнота. Совсем не то состояние в котором принято встречать первые лучи солнца. Совсем не то состояние в котором хотелось бы явиться на работу. Через силу залив в себя кофе, я начал собираться на работу, благо время было ещё раннее. Из отражения на меня смотрели уставшие чуть замутнённые зелёные глаза. Побледневшая кожа резко контрастировала с тёмными вьющимися волосами. Под покрасневшими глазами залегли тени. Да, выгляжу я прискорбно, надо бы исправить это недоразумение. С холодной водой приходит недолгое, но желанное облегчение. Тревога отступает… Дорога к рабочему месту обычно занимает каких-то пятнадцать минут, но только не сегодня. Голова была забита неприятными мыслями и воспоминаниями, которые разворошил сон. «Наверное, я никогда не был хорошим человеком — если не вся, то большая часть моей жизни погрязла во лжи, лицемерии, предательствах. Хотел ли я таким становится? Нет, точно нет. Но и сказать, что жизнь вынудила к этому придти тоже нельзя сказать. Я слишком много лгал, даже неосознанно. И уже слишком сильно запутался для того, чтобы отличить правду от обмана. Даже идентифицировать себя я могу не иначе, как Михаэль Штокхаузен. Может это звоночек к расстройству личности? Жизнь разделилась на «до» и «после», но жизнь «до» вспоминать не хотелось. Я слишком много ошибок совершил. На моих руках кровь…» — тяжелые размышления снова возвращают тревогу. Она хватает своими холодными пальцами за плечи, тянется к сжимающемуся сердцу. Каждый громкий звук заставляет вздрагивать, а нижнее веко правого глаза всё чаще нервно дёргаться. Под кожей проползает змейка паники, но пока у меня получается её сдержать. Леночке на регистратуре я улыбаюсь автоматически, приветствую коллег так же, совершенно не разбирая лиц. Кабинет встречает блаженной тишиной и чуть терпким запахом вишни. Пожалуй, это единственное место, где можно спрятаться, ощутить иллюзорное подобие защищённости. Обложившись папками с документами, на время я позволил себе не думать ни о чем, просто заниматься своими обязанностями заместителя главы Предприятия «3826». По мере того, как стол освобождался, всё сложнее было абстрагироваться. Снова зазвенел рой неприятных дум. Правда, неожиданный звонок Дмитрия Сергеевича остановил поток мыслей, а тревога снова убрала от сердца свои ледяные пальцы. Стоило поспешить, шеф не любил ждать. — Товарищ Сеченов, вы вызывали? — акцент сам собой появляется в речи, немного коверкая слова. Не успеваю и моргнуть, как вид на просторный кабинет закрывают две высокие стройные фигурки. Близняшки, телохранители Дмитрия Сергеевича Сеченова, смотрят на меня пустыми лицами. Смотрят ли? — Левая, Правая, пропустите герра Штокхаузена. И они отступают. Теперь я вижу, что в кабинете помимо моего непосредственного начальника находится ещё одна персона. Майор Сергей Нечаев, агент Дмитрия Сергеевича с позывным П-3, сидит на диване слева от стола, закинув ногу на ногу. Вид у него крайне недовольный, как и всегда при моём появлении. Но я его не осуждаю, нет. Обидно немного, но за столько лет привыкаешь к подобному отношению. — Михаэль, проходите. У меня есть к вам важное поручение. Добрые глаза смотрят словно в душу, но и к этому я уже привык. Поэтому просто киваю на приглашение и подхожу ближе, останавливаясь перед Сеченовым. — Да, конечно. Я готов вас внимательно слушать, Дмитрий Сергеевич, — блокнот тут же выскальзывает из кармана, привычно ложась на ладонь. Ручка тоже уже зажата между пальцев. Вперёд выдвигается папка с документами, а затем следуют пояснения и подробности, которые ни в коем случае нельзя упустить. Едкие комментарии П-3 я стараюсь игнорировать, хотя внутри и разливается огонь негодования. И с этим человеком мне и нужно отправляться в комплекс «Вавилов»? Снова терпеть эти высказывания в свой адрес? Запихнув свои чувства поглубже, улыбаюсь уголком губ и дописываю последние детали. — Будет сделано, товарищ Сеченов! Товарищ майор, надеюсь, что поездка не станет для вас проблемой? — обращаюсь уже к П-3, выразительно подняв бровь. — Да на что ты… — слова Нечаева обрывает резкий жест Сеченова и на удивление спокойный голос. — Серёж, успокойся, — тембр мягкий, даже нежный, словно говорящий обращается к маленькому ребёнку, — Надеюсь, что ты не станешь принимать поспешные решения. Я ведь могу на тебя положиться? Нечаев молчит. Тяжело, напряженно, обдумывая слова «Волшебника». Потом тихо, чтобы услышал лишь я, выдаёт: «Запомни мои слова: таких выскочек и крыс ненавидят все». Вдох. Выдох. Нужно сосредоточиться на дыхании. Слова больно бьют по ушам. Сердце отбивает неровный ритм, постепенно ускоряясь. В голове всплывает образ отца. Высокая фигура перекидывает из руки в руку металлическую тяжёлую линейку. «Запомни мои слова, Михаэль: выскочек и крыс ненавидят все». Запястья охватывает фантомная боль, пламенными искорками расползается под кожей. Сжав зубы, резко хватаю со стола папку документов, чтобы хоть чем-то занять руки. В сторону Дмитрия Сергеевича не смотрю, кажется словно за один взгляд он увидит постыдно воспоминание. «Так, Михаэль, отставить панику! Перед тобой чужой человек. Не он. Это не угроза, пустые слова, он хоть и ненавидит тебя, но не должен поднять на тебя руку…» — мысленно уговариваю себя, натягивая на лицо непринуждённую улыбку. Пальцы чуть подрагивают, но стоит в руках покрепче сжать папку, дрожь становится не так заметна. Похожие приступы тревоги стали случаться всё чаще за последние пару месяцев. Да, пожалуй, самые напряжённые пару месяцев. Каждое такое напоминание о прошлом сбивает дыхание и только лишь время помогает придти в себя. Вот к примеру, начальник крикнул на подчинённого, в коридоре послышались слишком громкие быстрые шаги или кто-то просто сделал резкое движение — всё это заставляет невольно вспоминать то, чего не хотелось бы. То, что лучше бы стереть из своей жизни. Нервно сглатываю ком в горле и делаю глубокий вдох. Да, нужно следить за дыханием. — Товарищ Сеченов, с вашего позволения мы с агентом П-3 приступим к вашему поручению. Не дожидаясь кивка или ответа, разворачиваюсь к двери и делаю пару шагов и, не заметив, плечом в плечо сталкиваюсь с уже отошедшем к двери майором. — Лучше бы граната тебя подорвала… — шипит сквозь зубы Сергей и, больно сжав моё плечо, буквально тащит за собой. — До свидания, Дмитрий Сергеевич. Постараемся справится побыстрее, — сейчас голос не похож на шипение змеи или рыдание собаки, нет. Он звучит с теплотой, капелькой света, обращённой только к одному человеку. За дверью кабинета в ушах появляется шум, смешанный со стуком сердца. Становится как-то нехорошо, а потом словно что-то лопается и появляется вакуум. Тревога вернулась и тисками сжала сердце, вонзила в него свои острые коготки. Я перестаю чувствовать тело, словно теряю контроль. Кажется, колени подгибаются и я сломанной куклой падаю на пол. Наверное, больно? Не чувствую ничего, зато теперь появляются звуки. Начинаю среди них различать голоса Дмитрия Сергеевича и П-3. — …хаэль? Михаэль! Кажется, обморок. Пульс… — отдалённо чувствую прикосновение к шее, — Слишком зашкаливает. Но сейчас не было большой физической нагрузки. Паническая атака?.. Размышления такие тихие, что едва ли могу разобрать. Пытаюсь пошевелиться. И тут приходит не только осознание, но и безумный страх. Я не могу. Ни пальцем пошевелить, ни даже вдохнуть глубже. Я словно… парализован. Сердце и так нещадно бьющее по рёбрам уходит за пределы ста двадцати ударов. — Серёжа, сынок, побудь недолго с ним. Если придёт в себя, сообщи. Речь Дмитрия Сергеевича быстрая, чёткая, чуть напряжённая, а шаги затихают с хлопком двери. Ещё пару секунд тишина продолжается, а потом уже слышу ворчание майора. — Чёртов Фриц. Крыса подколодная, хватит притворяться! Давай, открывай глаза! Если Дмитрия Сергеевича ты может и пытаешься обдурить, но я тебя насквозь вижу! Хватит притворяться! Отдалённо чувствую, как меня хватают за плечи и трясут. Резкие движения отдаются звоном в голове и лёгкой тошнотой. Тело всё ещё словно ватное, словно мне не принадлежит. Это странно и одновременно страшно. — Да что ж ты за человек! — боль в щеке такая далёкая, словно даже вовсе и не боль, а лёгкая щекотка где-то на краю сознания. А потом меня отпускают, слышу как тело, словно кукла падает на пол. Слышу, но не чувствую. Через минуту улавливаю торопливые шаги, в которых угадываю товарища Сеченова. Майор Нечаев поднимается с пола, это я понимаю по шуршанию одежды и отдаляющемуся бурчанию. Резкий запах нашатыря вызывает фантомную дрожь, но, к удивлению, чувствительность начинает возвращаться: начинает гореть щека, лопатки болезненно ноют, мышцы словно судорогой сводит. — Ну же, Миша, давай, приходи в себя, горе-помощник. Ты мне ещё живым нужен… — голос Дмитрия Сергеевича не строгий, он мягкий и тёплый, но немного расстроенный. Делаю попытку пошевелиться и она, к счастью, оказывается весьма успешна. Тело ещё не до конца слушается, но глаза открыть выходит. Облачко ваты убирают от лица и в ещё немного размытом силуэте различаю Дмитрия Сергеевича. Он хмуро рассматривает моё лицо, чуть поджимает губы. На мою попытку подняться, он кладёт руку на плечо, придерживая и чуть качает головой. — Михаэль, как вы? Сами врач, знаете же, что нельзя резко подниматься. Делаю глубокий вдох и киваю. Взгляд сам скользит по длинному коридору и находит крупную фигуру П-3 у стены. Лицо разглядеть не получается, но недовольство чувствуется и на расстоянии. — Всё в порядке, Дмитрий Сергеевич. Наверное, это из-за напряжение. В последнее время привходило слишком много шокирующих событий, — стараюсь выглядеть уверенно, словно этот обморок никак не выходит за рамки. Ещё каких-то пару секунд я всё ещё чувствую напряжённый взгляд, но Сеченов быстро отводит глаза и слегка кивает сам себе. На ногах пока стоять немного шатко, но упасть почти равно потери собственного достоинства. Не хватало ещё сильнее испортить своё и так не завидное в данной ситуации положение. — Точно всё в порядке? Поручение, конечно, важное, но можно назначить и другой день для проверки… — академик складывает руки на груди и переводит взгляд с меня на майора — Благодарю за беспокойство, но не стоит. Со мной уже всё в порядке и, думаю, стоит приступить к выполнению. На полу замечаю папку, попавшую из рук во время падения и спешу поднять. Руки всё ещё подрагивают, но под тёплым взглядом Сеченова тревога с шипением уходит. Только этот человек не относится ко мне как к шпиону-фашисту вражеской страны. Только этот человек, даже зная моё прошлое, может обратится ко мне не обидными прозвищами «Шток» или «Фриц», а просто «Михаэль» или даже «Миша». Наверное, только это вполне дружеское, товарищеское отношение и удерживает меня от очередного падения вниз.