Служение

***

      Олег всегда был немногословен.       Особенно когда речь заходила о его предпочтениях в постели. И хоть их совместная с Сережей жизнь после выхода из детдома насчитывала уже, как минимум, один десяток лет, интимная сторона их отношений долгое время оставалась… однообразной. Они никогда не обсуждали предпочитаемые роли в сексе — всё получалось как-то само собой, будто две шестеренки идеально подошли друг к другу. Сережа кайфовал, в основном, снизу, в то время как Волков не мог даже представить себя в этой роли. Любая инициатива или новая покупка всегда стояла за Сережей. Любое предложение заканчивалось согласием Олега, но мотивировала это согласие всегда одна и та же мысль: «угодить Сереже». Ни для кого из них это не было проблемой, никто не был обделен во внимании и удовольствии. Но уже скоро Сережа смог вывернуть в свою пользу чужое желание всегда угождать ему; и смог убедить Олега если и не встать на путь к становлению универсалом, то хотя бы попробовать.       Вскоре после армии, когда не смог найти себя в обычной жизни, Волкова понесло по контрактам. Были попытки расстаться, были долгие промежутки времени взаимного игнора и невзаимной ненависти: Сережа натирал мозоли на пальцах, сидя ночами за конспектами, Олег — не выпуская АК из рук.       Разумовский заводил полезные знакомства на факультете — Волков бросил эконом на первом курсе и пошел учиться маршировать.       Разумовский штамповал проекты одногруппникам за деньги — Волков играл в карты на сигареты и чистил картошку на целую роту.       Когда Сережа подписывал кипы бумаг на главный офис «Вместе» в башне, Олег подписывал очередной контракт.       Военная выправка ни чуть его не портила, скорее дополняла. С каждым своим отпуском внешне он мог казаться всё более закрытым, даже отстраненным и грубым, но только не в обращении с Серым. В то же время Олег не менялся кардинально, наоборот, раскрывал в себе лучшие качества: обостренное чувство справедливости, волю и преданность. В какой-то момент это стало даже пугать.       Сережа больше ни в чем не нуждался: он мог купить что угодно и кого угодно. За спиной было образование в лучшем вузе страны, полезные связи, работа 24/7 и нечеловеческие амбиции; его путь молодого миллиардера и филантропа проходил через срывы контрактов, взятки в особо крупном, аморальные предложения и угрозы от серьезных людей. Он был тихим забитым мальчиком из детдома 90-х, но стал самодостаточным и известным мужчиной с крупнейшей медийкой. Аккаунты в соцсетях вели его менеджеры, сам же Разумовский находил время зайти в свой фейк без авы и какой-либо информации только глубокой ночью перед сном. Он всегда открывал диалог с Олегом и читал одно и то же сообщение, после которого давным-давно заблокировал Волкова. Оно было отправлено осенью 2015 года, когда Олегу загорелось поехать в Сирию.       «Мне жаль, что наш разговор получился… таким. Я не собирался от тебя скрывать или уходить тихо ночью — я хотел сказать об этом в день перед отъездом, чтобы не портить нам время до. Ты сколотил компанию, я — карьеру, которая требует вот такой жизни. Ты знаешь, что я всегда был годов жертвовать чем-угодно ради тебя. Но пожалуйста, оставь мне хотя бы это. Я ни на что больше не способен, ты прав. Точно также, как и большинство будет не способно прожить на моем месте и недели. Мы давным-давно повзрослели. Ты сказал, что больше так не можешь, и мы расстаемся. Я приму любой твой выбор. Ты волен быть с кем-угодно и жить счастливую жизнь без меня. Прости».       Их наивное детское «навсегда вместе» было обречено на диаметрально противоположное — «навсегда врозь». Сережа держался полгода, после чего отправил сдержанное «С тобой всё в порядке?». Не получив ответа, он решил, что оно к лучшему: Олег точно знал, что Сережа не выдержит и пойдет на попятную, поэтому специально игнорит, чтобы их расставание все-таки состоялось. Когда в аккаунте Волков больше не было отметки о последнем «был онлайн тогда-то», Сережа понял, что это конец. Основной контингент выводился из Сирии в конце 2018-го — страница Олега продолжала быть мёртвой даже после вывода войск. Неделю. Месяц. Год. Сережа чаще использовал подушку для слёз, чем для сна. Он будто оплакивал несостоявшееся «жили они долго и счастливо», отказываясь верить в ту реальность, которую они создали собственными руками. Он сам увеличил дозу транквилизаторов. Он сам полоснул лезвием вдоль по запястью в ванной. Сам же и перевязывал.       Олег всегда был немногословен — даже когда подкараулил Сережу на подземной парковке башни, хер пойми, каким образом туда пробравшись.       Сережа не выглядел молодо. В тридцать один год его лицо уже было осунувшимся, скулы — неестественно острыми, а нездоровая синева под глазами еще больше обращала внимание на уставший равнодушный взгляд. Хотя в свои двадцать девять Волков выглядел еще старше Разумовского — война никогда не молодит.       Олег подошел тихо, со спины, позволив Сереже увидеть свое отражение в двери машины. Тот обернулся не сразу, будучи уверенным, что это его очередная галлюцинация. — Я думал, ты умер. — Я много раз умирал.       Сережины глаза нездорово блестели, ключи от машины стискивались в кулаке. — Зачем ты здесь? Чтобы что? — Хотел увидеть тебя. — Увидел? Свободен.       Сережа открывает дверь черного порша, старательно делая вид, что ему до пизды, но Олег решительно встает перед входом в салон. От него веет запахом натуральной кожи и сигаретами. — Если ты нашел кого-то, скажи, и я уйду. Если нет — давай попробуем еще раз.       Сережины глаза безумно искрят растущей в геометрической прогрессии злостью, он в исступлении хлопает ресницами и вскидывает руки. Крик отдается эхом по каждому закоулку парковки. — Ты, блядь, серьёзно?! Нет, ты… серьезно?! Вот так объявляешься спустя… сколько вообще прошло лет?! Три, четыре? — Ты писал мне. — Да, я писал хуеву тучу времени назад! Спасибо, что проигнорировал, потому что это было минутное помутнение. Если ты думаешь… что за эти годы ничего не произошло, что ты можешь просто взять и…       Олег использовал эту стратегию часто в бесчисленном количестве их ссор — брал в руки Сережино лицо и впивался в губы настойчивым поцелуем, крепко держал, даже когда тот вырывался и протестующе мычал. Волков понимал, что это не решение проблемы, но это точно было сродни подорожника на ссадину. Сережа всякий раз в конце концов затихал и потом мог говорить уже не истеря. Был более сговорчив. Либо же разговор дальше и вовсе не продолжался из-за их обоюдного желания вытрахать всю дурь из бошки друг у друга.       Колкая щетина царапала выбритые щеки, пальцы впивались в коричневую кожанку.       Зимой 2019-го начался новый этап их совместной жизни. Сережа понимал, что это на время, никто не давал никаких обещаний. Очередной шанс спасти их. Каждый открывал друг в друге новое: Олег в Сереже — апатичность и сниженную чувствительность, Сережа в Олеге — отчужденность и острую нужду в прикосновениях и словах. Секс вернулся в их жизни не сразу, этот момент осознанно оттягивался. Невозможно было полностью отделаться от ощущения того, что они давно друг другу чужие; будто бы между ними никогда ничего не происходило. Олег не лез, Сережа не предлагал. Разумовский будто бы позволял ему находиться рядом. Первое время Волков спал в гостевой спальне на личном Сережином этаже в башне. В адрес Олега не поступало вопросов о его или их ближайшем будущем, о работе и планах. Разумовский знал — через неделю или немногим больше его и след простынет, что вобьет наконец последний гвоздь в крышку гроба, куда они схоронили собственные отношения.       Спустя неделю Олег все же решил постучаться в чужую спальню поздним вечером. Ответа не последовало, и он понял, что это и был ответ: Сережа хотел предоставить ему выбор, потому что сам отказать не решился. — Ты работаешь днями на пролет, пожалей глаза.       Сережа поднял нахмуренные брови, под ними — серые глаза, которые когда-то были голубыми. Он сидел в растянутой футболке и трениках у изголовья кинг-сайз кровати, застеленной постельным кофейного оттенка. В эти простыни Сережа когда-то стонал имя человека, которого любил. — Ты спишь в собственной спальне и ешь спаржу на ужин именно потому, что я работаю днями на пролет, так что, пожалуйста, не мешай и закрой дверь с той стороны. — Я не буду подписывать новый контракт.       Сережа взял секунд на обдумывание услышанного, пока Волков пытался удобнее облокотиться о дверной косяк. — Ты правда хочешь, чтобы я в это поверил? — Я хочу быть твоим телохранителем. — Ты… что?       Олег прошел в комнату и сел на кровать, совсем рядом. Сережа подтянул ноги с ноутбуком ближе к себе. — Я хочу поговорить с тобой. — Я тебя слушаю.       Он нещадно щелкал пальцами и кусал губы. Ноздри раздувались. Совсем не решался поднять взгляд, поэтому смотрел в пол. — Я всячески пытался оторвать нас друг от друга. Делал это так, чтобы было больно. И тебе, и мне. Добился того, чтобы и ты сам мне подыгрывал. Я хотел, чтобы каждый из нас перерос… это… и стал нормальным. Женился, завел семью и всё в таком духе. Мне было тяжело даже предположить, что это… будет невозможно. И еще тяжелее принять, что я испортил наши лучшие годы… взрастил такое… отвращение внутри тебя.       Сережа слушал, медленно и бесшумно закрывая ноутбук у себя на коленях. Глаза не переставали все больше округляться, сердце отзывалось на эти слова так сильно, что к горлу подступил ком. Олег прячет лицо в ладонях, опираясь локтями о колени. — Я был уверен, что из меня сделают… настоящего мужика в армии, что таким, как я, нет места на войне и… это было моим самым большим заблуждением. Сереж, у меня был секс с другими. И мне отвратительно в этом признаваться, потому что я знаю, что здесь у тебя никого и ничего не было. — Олег, хватит. Пожалуйста… — Если ты выгонишь меня прямо сейчас, я уйду. Но я больше не хочу возвращаться к прежней жизни. Мне хватило по горло, чтобы вернуться к началу. К тебе. Пожалуйста, если… если ты не хочешь убить меня после всего этого, просто позволь мне остаться.       Олег был уверен, что ему больше не нужно собственное Я. Хотелось от него отказаться. Забыть. Растоптать. Его научили беспрекословно выполнять чужую волю — это оставалось его лучшим умением. Как в монастыре служат Богу, Волков хотел служить своему богу — Сергею Разумовскому. Не из страха — из самоотверженной любви и желания искупить вину.       Тишина. Волков прерывает ее первым, повернувшись к Сереже. По бледным щекам текли слезы. — Я хочу сделать тебе также больно, как сделал мне ты.       «Я буду жить только для тебя».       «Буду дышать с твоего разрешения».       «Делать все, что ты скажешь. Буду рядом, пока не прогонишь».       Глаза напротив сверкают желтым.       «Твой преданный пёс».