Слишком поздно

— Кэтрин, закон есть закон, — Присцилла Эшвейн говорит убежденно, а взгляд ее между тем переходит с Кэтрин Праудмур на ее дочь Джайну. — Наказание за измену — смерть, — последнее слово Эшвейн едва ли не шипит, фигурально сжигая Джайну взглядом ненависти. — Ты принимаешь приговор своей родины? — холодным, официальным тоном вопрошает Кэтрин, не отрывая взгляда от дочери. Та понимает, что обречена. Что вот-вот понесет кару, заслуженную кару за то, что давным-давно совершила. И понимает, что должна принять это как должное. Если смерть искупит вину Джайны перед всем Кул-Тирасом — так тому и быть. В эту минуту она уже не думает о войне, о том, что без нее Альянс может проиграть Орде… Она просто смирилась. Смирилась и ждет вердикта, который, учитывая ее вину, навряд ли будет мягким. — Я приму… твой приговор, мама, — выдыхает вполголоса и склоняет голову вниз. Кэтрин же в безмолвии подходит к дочери и хладнокровно срывает с нее амулет-якорь — талисман отца Джайны, Дэлина Праудмура. Лорд-адмирала, который погиб по ее вине. — Моя дочь давно мертва, — словно злой рок, изрекает Праудмур-старшая и, повернувшись к поникшей Джайне спиной, уходит, бросая вслед Присцилле: — Делай что хочешь. Мне все равно. …Видение рассеивается. Кэтрин Праудмур, сама не своя, даже не идет — бежит к тому месту, где только что было очередное видение, и где, как подсказывает ей шестое чувство, должна быть Джайна. За Кэтрин бежит Финданна Весенняя Песнь — менестрелька из Дарнаса, сгоревшего в пламени войны. Она тоже надеется, что они успеют вовремя и спасут леди Джайну Праудмур, с которой Финданна сдружилась еще до того, как Орда вероломно уничтожила Терамор. А теперь, когда судьбу этого мирного городка разделил и Тельдрассил, ночная эльфийка и вовсе всецело разделяет желание Джайны мстить Орде. Кроме того, леди Праудмур — одна из сильнейших магов Альянса. А во время битвы за Лордерон Джайна и вовсе показала, что способна мастерски управлять кораблем, да еще летучим, и ей даже команда не была нужна для этого. Но сейчас Джайна в Бесплотном мире, в плену своих кошмаров. Она страдает и, скорее всего, если вовремя ей не помочь, умрет. Финданна и Кэтрин бегут, едва переводя дыхание. Им не помеха даже смеющиеся отвратительным злым смехом слуги Горака Тула — Кэтрин их обезвреживает своим пистолем, а Финданна — убийственными рифмами и не менее убийственным аккомпанементом на лютне. Они спешат изо всех сил. И все же не успевают. Джайна предстает их взору — лежащая на холодной земле, не подающая ни единого признака жизни. Ее лицо, прежде живого, телесного цвета, теперь бледно как сама смерть и сливается с белыми волосами, изрядно истрепанными. Мундир, который дочь морей носит с самого начала войны, порван в нескольких местах. Глаза сомкнуты… навсегда. — Джайна… — Кэтрин шепчет в ужасе, не веря своим глазам. Ей хочется верить, что это просто страшный сон, навеянный Гораком Тулом. Но, опустившись на колени и дотронувшись до лица Джайны, она понимает, что это реальность. Жестокая, но не замутненная никаким кристаллом лжи реальность. — Я не чувствую в ней жизни… — Финданна подходит следом, медленными шагами приближаясь к Джайне. Эльфийке тоже не хотелось бы верить, что дочь морей и вправду умерла, но, увы, правду никак не скроешь и не исказишь. Не помогает в этот раз даже воскрешающая мелодия, которую Финданна начинает было играть на своей лютне. Все напрасно. — Неужели… мы пришли слишком поздно… — голос леди-адмирала, хорошо поставленный, уверенный, теперь дрожит. Кэтрин склоняется над безжизненным телом Джайны и осторожно подхватывает на руки. Прислушивается — сердцебиения не слышно. — Джайна… — по щеке Кэтрин скатывается слеза, но женщина не смахивает ее, только крепче прижимает к себе свою дочь, которая уснула мертвым сном и никогда уже не проснется. — Это моя вина… Прости меня, дочь моя… — Праудмур-старшая уже не может сдерживаться — она плачет, пряча слезы на груди Джайны. — Она тебя уже никогда не простит, — шепчет вдруг внутренний голос, который до того почему-то особо не вмешивался. — Ты сама убила ее роковыми словами. Помнишь, что ты ей сказала? «Моя дочь давно мертва». Теперь что? Теперь Джайна действительно мертва. Ты ведь сама этого хотела, не так ли? Так где улыбка, Кэтрин Праудмур? — Я не могла поступить иначе, — Кэтрин пытается оправдаться перед самой собой. — Джайна нас предала, а я не могла противиться закону… — Закону? Или Присцилле Эшвейн, которая тебя подстрекала, будто змея-искусительница? — осведомляется внутренний голос. — Ты видела глаза своей дочери. Видела в них искреннее сожаление, желание искупить вину… И тем не менее не дала ей даже призрачного шанса. — Присцилла обманула меня! — рвано выдыхает Кэтрин, хватаясь за голову. — Ты это кому сейчас говоришь, Кэтрин? — издевается неугомонный голосишко. — Скажи мне, если бы Генн Седогрив не убедил тебя, ты бы отправилась за Джайной? А если бы Телия и героиня Альянса не раскрыли истинные намерения леди Эшвейн, ты бы поняла, что твоя подружка тебя обманывала? Или продолжила бы и дальше целовать ее сапоги? Кэтрин не находится, что ответить на это. Она только обреченно прикрывает глаза и тихо всхлипывает. Они с Финданной опоздали, и Джайны больше нет. Сильнейшего мага во всем Альянсе больше нет. Новой надежды больше нет. Обе женщины в настоящий момент потеряли близкого человека: Кэтрин — дочь, а Финданна — подругу, можно сказать, соратницу. — Дочь моя… — шепчет Праудмур, утирая слезы ладонью, облаченной в перчатку. — Прости меня… Прости отца… И прости… саму себя… — она закрывает глаза и тихо плачет над мертвым телом дочери. Финданна чувствует, как по ее щекам тоже текут обжигающие слезы. Но не утирает их. Вместо этого она опускается рядом с Кэтрин и осторожно кладет руку ей на плечо, чтобы хоть как-то поддержать, утешить. Но у самой на душе не менее паршиво. — Оставь меня, — безуспешно подавляя всхлипы, молвит Кэтрин. — Скажи Генну… мы обречены… Вы должны покинуть Кул-Тирас, — она сглатывает непрошеный ком и медленно оборачивается к Финданне. — Теперь на все воля Присциллы. Она не потерпит никого, кто ходит под знаменем Альянса… — Но как же вы, леди Праудмур? — ночная эльфийка спрашивает сквозь слезы. — Я не смогла спасти свою дочь. Я очень виновата перед ней, и мою вину уже ничем не искупить, кроме смерти, — новые слезы текут из глаз Кэтрин, и она отворачивает голову. — Тогда и я никуда не пойду, — рвано выдыхает Финданна, придвигаясь ближе к бывшей леди-адмиралу и приобнимая ее за плечи. — Поверьте мне, леди Праудмур, я тоже чувствую вину за то, что не смогла если не спасти свою семью из огня, то хотя бы погибнуть вместе с родными. И теперь я могла бы это исправить… — Нет, Финданна, — отрицательно качает головой Кэтрин, понемногу переставая всхлипывать. — Ты не должна разделять со мной этот груз вины. Эту ношу должна понести я и только я. Эльфийка медленно встает на ноги. В последний раз глядит на Кэтрин Праудмур и, поняв, что та приняла твердое решение умереть здесь, в Бесплотном мире, с тяжелым вздохом достает камень возвращения, чтобы переместиться в таверну Боралуса. Без Джайны Альянсу не суждено выиграть эту войну. А Орда уже наверняка приняла зандаларов под свои знамена и с их флотом стала гораздо мощнее. Теперь все, что остается Финданне, — это доложить Генну Седогриву о том, что Альянс потерял потенциального союзника… …А скоро потеряет и одного из своих настоящих союзников. По крайней мере, так сказала эльфийка-вестница, как нельзя вовремя прибывшая в порт Боралуса, как только Финданна вернулась в этот город. Вестовая представилась от Тиранды Шелест Ветра и передала слова верховной жрицы Элуны, брошенные королю Андуину Ринну после аудиенции, а именно: «Если Альянс не поможет нам отвоевать у Орды Темные берега и отомстить за Тельдрассил — мы справимся и без него» И только после встречи с вестницей Финданна немного воспряла духом. Теперь она знает, что будет делать. После отчета Генну и отбытия Альянса из Кул-Тираса ночная эльфийка немедленно отправится на Темные берега. С Альянсом или без, но Тельдрассил должен быть отомщен. И даже смерть Джайны не должна сломить бардессу, решительно настроенную на месть.