Нигель, Саки, и школьные забавы.

Нигель бежал по лестнице как угорелый, перепрыгивая через ступеньки, задевая людей и совсем не обращая внимания на всë происходящее вокруг. На косые взгляды учеников и учителей, и на то, что урок уже законно начался. У него что-то взорвалось в груди, да и сам он взорвался и будто дымился снаружи; был весь красный, взмокший и взъерошенный; это были все те накопленные ощущения, фантазии, желанные действия... Блондин, пребывая в потрясëнном состоянии от своего же поступка, сейчас был ещë более красным чем всегда, когда происходили такие волнительные моменты. В голове вертелся лишь этот момент: ...поцелуй, холодная щека, его чëрный крепко сжатый жилет, одеревенелый Саки и сердце, бьющееся в горле так сильно, словно сейчас разорвëтся на мелкие кусочки от волнения. В коленках стояла какая-то болезненно приятная дрожь... Руки вспотели до трясучки, ноги вообще не слушались и неслись сами, куда глаза глядят. В животе приятно ныло, а по телу пробежалась волна чего-то нового, неизведанного... Было жарко, очень жарко, словно он не только что сорвался на бег, а уже несколько часов бежал пятикилометровый марафон под всеобщие крики и телекамеры. Дыхание перехватывало, и он рвано глотал воздух. В голове не укладывалось ничего, всë перемешалось в единую кучу; пульс отбивал ритм в висках и ушах, словно шëл какой-то таймер. Мысли по поводу: правильно он всë сделал, или, может, нет; в настроении-ли был Саки; а может, ему вообще не стоило терять вид самоуверенного нахала, они же всë таки были в ссоре; а может, а может... И так до бесконечности. Коротыш поспешно влетел в первый попавшийся на верхних этажах туалет, прислонился к холодной стене и все никак не мог отдышаться. Он схватился за грудь; сердце уже ощущалось везде: в голове, в животе, в висках, в шее, в ногах; всë дрожало так сильно, будто его током ударило. Он сжал галстук. Стало ещë жарче. Взгляд его бегал и пытался ухватиться за что-то, о чëм можно было поразмышлять и отвлечься... Мелькали всякие надписи нарисованные маркерами на зеленоватой плитке... И тут, взгляд зацепился за выбитое окно. О! Именно тут, они с Саки не так давно забрызгали Теркеля водяными пистолетами. О нет. Снова Саки... Так, так... А... А Теркель сидел, дурик, в этой своей жëлтой луже, и плакал, руками закрывался!... Вот умора! Надо бы ещë что-то эдакое придумать, чтоб он там особо не расслаблялся. О, а вот в этой кабинке они когда-то закрыли самого Джейсона — сначала думали, что там Оспри сидит. Было страшно конечно — против ломика особо не повозникаешь, но Джейсон, видимо, был не в особом настроении сегодня качать права: поругался на них, обозвал как-то там, по-крутому, и удалился. Его Теркель успокоил. Какая милая парочка! Ну прям как мамка его обхаживает! Нигель зло рассмеялся, сжимая кулаки и пытаясь начать чувствовать предметы, осязать их. Голос его глухим, грубым эхом разнëсся по туалету. Хорошо бы сейчас подраться с кем-нибудь, или, закидать помоями под девчачьи визги; или, может, привязать к чьей-то ноге верëвку с консервными банками, и гонять, как пса какого-нибудь из подворотни! Ха-ха! Да, именно так и будет, когда всë немного устаканится. Он всë ещë отгонял от себя наваждение от поцелуя... И чего его только дëрнуло, ну! Саки там наверно с ног на голову перевернулся. Здрасьте пожалуйста! Сам от него ушëл, и сам теперь лезет целоваться. Нигель всë же смог немного остыть, и в его груди затрепетало что-то похожее на... Счастье? Радость? Успокоение?! Да нет, это бред. Успокоение можно получить только от вкусного пива, или, протянутой во время сигареты. Ну, или когда сидишь бывало у Саки дома, и рассказываешь ему очередную весëлую историю, обзывая всех подряд, а заодно слушаешь его остроумные шутки и издëвки. Как хорошо!... Вот это и есть счастье. А тут... Блондин почему-то потрогал свои губы и на секунду замер, закрыв глаза. Что-то вспыхнуло внутри и горячим потоком разбежалось повсюду, и тело снова насквозь пробило приятной дрожью. Кажется, вот и причина его радости. Вот этими губами, он сейчас так яростно целовал его щëку. А он, кажется, был и не против даже?... Нет, нет, какой не против! Он просто испугался, да? Да. Нужно всë забыть, оправдать, объяснить, и всë будет как раньше... Он снова будет бегать в кабинет музыки в тайне от него, случайно касаться и... Мечтать о том, чего никогда не будет? Но он же хотел его поцеловать! И поцеловал. Выходит, мечты не напрасны? Хотя, ещë неизвестно, что будет дальше... Да и пофигу. Наверно. Нет. Нет, нет, нет, нет... Снова это чувство... Хочется к нему. Да будь ты проклята, влюблëнность! Ему что, уже и на шаг нельзя отойти от него? Он вполне себе взрослый мужчина (13 лет), уже в полном рассвете сил! Самодостаточен на все сто! Нигель гордо задрал голову кверху. Он сильный, красивый, и вообще самый лучший. Все девчонки от него падают, вот так-то!... И что, что только после подножек? Всë равно падают же! Хотя, какой вообще толк в девчонках, если... Вот чëрт... Ну почему даже сейчас хочется, чтобы он был рядом? Ходил здесь, шутил и легонько трогал его сверху. Блондин сердито поджал губы, и вдруг задумался. Его осенило: а какой сейчас урок вообще? И как долго он тут сидит? А может прогулять? Надо бы, конечно, выходить, но... Вдруг, из-за двери он услышал знакомое ворчание, и хриплый голос. — Да где его только носит, а? — гулко доносились возмущения; кто-то поспешно шагал в сторону туалета. Нигель прямо опешил и дëрнулся от испуга, раскрыв рот; сердце готово было предательски выпрыгнуть. Он молниеносно, не успевая даже подумать залетел в кабинку, дрожащими пальцами захлопывая дверь и закрывая еë на хиленький замок. Он запрыгнул на крышку туалета, чтоб его не было видно; хотя не факт, что его ноги бы вообще достали до пола. В туалет привычными широкими шагами зашëл Саки. — Нигель, ты здесь? — довольно громко и с ноткой раздражения спросил он, гулко брякая своими ногами по холодному полу. А у Нигеля словно язык отнялся. Он ошалело смотрел на дверь перед собой, на эти длинные ноги, которые ходили туда-сюда, не зная, что ему делать. Было почему-то страшно разговаривать с Саки после такого. Звучало так, будто он ругаться на него пришëл. Тоже мне, начальник! Кто тут ещë на кого злиться должен?! Хотя... Вдруг это из-за него? А вдруг, ему вообще было противно? Блондин сжал кулаки и стал кусать губы. Но он же не может быть виноват! Он хотел как лучше! Нет, зря он это сделал. Тысячу раз зря...! Саки подошëл к кабинкам и стал в каждую заглядывать. Коротыш прямо побелел. — Ниге-е-е-ель? — устало протягивал он, стукая кулаком по дверям. Видно, уже устал бегать за ним. Нигель хихикнул. А потом подумал, в сущности, что Саки ему может сделать? Ничего плохого уж точно. Если ему не понравилось, он спокойно это объяснит, хоть и подстëбывая, хоть и с ехидной рожей, но всë расскажет, как это он умеет. Может, всë же выйти? Да, надо выходить! "Ай... Була не була!", — в момент решил он. — Я тута! — громко и звонко сообщил Нигель на весь туалет. Прозвучало это... Очень смешно. Гулким эхом разнеслось это по кабинкам, и коротыш прямо увидел, как Саки дëргается и испуганно охает от неожиданности. — Ой, — отчего-то смутился долговязый и замолчал на некоторое время. Слова подбирал. Нигель тихо захлюпал от смеха, прикрыл рот рукой— как смешно он оказывается смущается! Он, наверно, даже не рассчитывал, что найдëт Нигеля здесь... — Не ссы, Маруся, — в привычной манере обратился он к нему, стараясь казаться непринуждëнно, — тут всі своі! Надо же, а когда ты за стеной — говорить куда спокойнее. И в глаза не надо смотреть... — Да не гони... Ты мне лучше вот что скажи, — смущëнно откликнулся Саки, не в силах сдержать улыбку, как вдруг в туалет впопыхах залетел кто-то ещë. Дверь звонко хлопнула. Нигель удивлëнно замычал, а Саки тихо шикнул на него и уставился на неожиданного гостя. Но Нигель хотел выйти! Сейчас же. Он легонько, но чувственно ткнул Саки пальцем по голове, в самую макушку, аж встав на цыпочки. Его волосы были такие стальные, прямые и короткие... Тëплые. Брюнет ничего не ответил, а лишь смешно нахмурился и поджал губы. — С... Саки, — подавленно пролепетал кто-то, не решаясь зайти внутрь. Нигель изо всех сил напряг слух, но этот идиот говорил слишком тихо. Коротыш прямо почувствовал по звукам, как Саки встаëт и горбится; прячет руки в карманы и встречает того враждебным взглядом. — Теркель, — специально громко и грубо сказал он, чтобы Нигель понял, кто именно сюда зашëл, — я уже тринадцать лет как Саки. А ты чего сюда сунулся? Тоже закурить охота? — он рассмеялся. Блондин тоже тихо загоготал, и Саки это услышал. — Нет, нет, у.. У м-меня и сигарет-то нету.. — нервно ответил Теркель и развëл руками. Всë ещë старается найти общий язык... — Мне поделится? — притворно заботливо предложил Саки. Теркель смущëнно помотал головой. В его голосе прямо чувствовалось это ехидство и унижение, и это вдохновляло Нигеля на новые пакости. С ним можно было ничего не бояться. Коротыш победоносно оскалился и хмыкнул. Теркель всегда был слабаком в его глазах. Он уже хотел было выглянуть и заорать что-то вроде: "Я теж можу поділитися!" Но не успел. — А... — замешкался вдруг он и неловко поднял палец, словно решая, говорить ему или нет... — Ой, как жаль. Слушай, может, ты лучше хочешь понюхать мою новенькую пушечку? Тебе понравится... — продолжал Саки, совсем не замечая, что Теркель хочет что-то сообщить. Брюнет потянулся в карман за несуществующей "пушечкой", но Теркель видимо поверил сразу же, и боязливо замахал руками. Долговязый тихо рассмеялся. Теркель каждый раз ëжился, крутился и вертелся, будто ожидая удара; это выглядело очень смешно, и Саки прямо доставляло крутить им. Настоящая жертва. — Н-нет, нет, я только хотел сказать, что Нигеля.. В.. Вызывают.. — испуганно шагнул назад Теркель. Если бы знал, что Нигель здесь, зло отсиживается в кабинке — вообще бы умер от разрыва сердца. — Куда? — он вдруг резко прервал свой монолог и с небольшим грохотом облокотился на дверь кабинки, давая понять, что сейчас Нигелю выходить — не вариант. Коротыш аж дëрнулся от треска. А потом возмутился, и снова ткнул Саки по голове, уже настойчивее, отчего тот ещë больше нахмурился. Непонятно из-за чего больше: соблазна потрогать волосы Саки, или пулей выпрыгнуть к Теркелю давая леща. Но пришлось и на этот раз послушно оставаться на месте. Теркель видимо даже не заметил, как у Саки то и дело шевелится макушка. Блондин молниеносно начал размышлять: куда и зачем его могли вызывать? Да кто ж их знает! Сто лет спокойно жили, всех били и шугали — претензий не было. К ним же обычно все боялись подходить, тем более ябедничать — это вообще пилотаж дерзости. Ничего, он это ещë припомнит. И ничего они не посмеют сделать, придурки. И Саки тоже не посмеют впутать в это. — Н-ну, там... Ты же знаешь, Нигель подрался... — Блондин прямо обалдел; аж уши покраснели. Теркель там не перегрелся? Сколько раз он дрался — да и не только он — никогда никого не вызывали к директору! Он вообще забыл уже про его существование, если помнил... Так, ну, если родители узнают — конечно ругаться не будут. Да нет, ещë лучше: он сам им всë расскажет в красках, так им всем там достанется! «Мам, пап, нас з Саки труять в школі, і взагалі я просто оборонявся!...», — и всë! Минус половина класса. Минус половина преподавателей; директора в первую очередь. — Ну, и что дальше? — он угрожающе сощурился. Теркель понял, что нести справедливое наказание, видимо, не входило в их планы. — Н... Ну... из-за этого вызывают... Саки коротко посмеялся, как кнутом щëлкнул. — Ты чего плетëшь? Или это чья-то шутка? Может, ты мне ещë скажешь, что он должен извиниться? Теркель побледнел, ведь именно на это он и рассчитывал. — А Теркель — ябеда-а-а... — ехидно прищурился он и начал словно красться к Теркелю, загоняя его к двери. От кабинки он отошëл, и Нигель почувствовал относительную свободу; он тихонько наблюдал из-за двери за всей ситуацией, и ухмылялся. Достанется же Теркелю!... С Саки шутки плохи. — Н-нет, нет, вовсе нет! Это мне сказали передать... Я, я сам никому ещë не говорил, ни директору, н-никому... — Да фто ты, — паясничал Саки. Класс, директор, видимо и сам не в курсе, что к нему вызывают. — Вот и не будешь никому говорить. Понял? — П-понял, — смирился Теркель. — Ни-ко-му, Теркель. А то вдруг, я решу рассказать всë Нигелю... — Саки хохотнул со своей же угрозы, вспоминая, что тот сейчас всë слышит. Он краем глаза заметил, как Нигель резво качает головой и грозит Теркелю пальцем из-за двери. Он чуть не прыснул. Теркель же, видимо, вспомнил эти злые глаза и сильные кулаки, страшный чëрный галстук хлестающий по лицу и твëрдые шаги... У него вся жизнь перед глазами пролетела; он сделал настолько испуганное лицо, будто его уже били и обещали зарезать его семью. Долговязый это заметил, и не стал особо медлить. — Пшëл! — легко скомандовал Саки, и тот как пришибленный выбежал из туалета. И началось... — Ні ну ти чув?! Мене — до директора! — тут же возмущëнно выпрыгнул из кабинки красный Нигель. — Да они совсем там уже попутали... Нас никогда не вызывали, — с досадой поддержал Саки. — Ось саме! — надулся Нигель. — Ну і пофігу, моім батькам нехай спочатку розповість! — Интересно, кто донëс?.. — он сощурился и, видимо, стал размышлять. — Вилупити його треба і всë тут! — не задумываясь отрезал Нигель. — Мгм... — Саки вдруг о чëм-то задумался, то и дело поглядывая на Нигеля. Коротыш всë заметил, и щëки его предательски вспыхнули. Уверенный вид потихоньку сходил на нет. Они оба знали, о чëм сейчас пойдëт речь. Блондин невинно сложил руки; брови его были высоко подняты кверху, а веки как-то задумчиво припущены. Он застенчиво болтал ногой в разные стороны, не глядя Саки в глаза. — Ти... — смущëнно начал было он, но тут же зло нахмурился и мотнул головой. Ему не понравилось собственное начало. Он не мог видеть, как Саки ничуть не менее смущëнно смотрит в бок, пряча розовый румянец и держа руки за спиной, шмыгая носом. Хотя смотреть на смущëнного Нигеля — то ещë удовольствие... — Це... — снова начал он и нескладно продолжил: — Прости за... Ну.. За щоку коротше! — отмахнулся Нигель и потопал к двери. Снова сбегает, да? Саки вдруг задумался. Прости? Прости?! Да это было лучшее ощущение в его пока что прожитой жизни! Это, чëрт, было восхитительно! Да Саки бы всë отдал, лишь бы вернуть тот момент, когда эти тëплые губы прижались к его щеке. А теперь, — прости?... — А, — очнулся Саки, трогая свою щëку. — Это ничего серьëзного. Мне не привыкать. Что. — Ой, т-то есть, вернее, я не это... Не..— ЧТО. ТЫ. ПЛЕТËШЬ. Он испугался своих слов. Саки ударил себя лбу. Сначала повисла неловкая тишина, но после... Нигель привычно разгоготался снизу, хлопая себя по коленке. Саки же сверлил его не очень дружелюбным взглядом и ждал, сложа руки крестом, когда же он успокоится. — Так, звичайно!... Не звикати йому!.. — Да хватит ржать, ты вообще похуже меня формулируешь!.. — наконец не выдержал он; дал ему подзатыльник и выбежал в коридор. — Э-э! — тут же перестал смеяться Нигель и быстро посеменил вслед за ним, награждая лëгкими тычками и ударами. Слава богу, всë прошло более менее удачно. Ребята ещë долго шли по коридору, пинаясь и ругаясь на всю; у них из головы и вовсе вылетело, что сейчас вообще-то идут уроки. Нигель всë же разумно решил, что поговорят они об этой дебильной коробке чуть позже. Ну прямо совсем капельку посмеются, сделают вид что ничего не было, а потом... Слишком уж хорошо было с Саки наедине. *** — Пф-ф... А Нигель разучился игра-а-ать!... — сообщил Саки непонятно кому, нагло тыкая в него пальцем. Ребята снова сидели за одной партой: Саки победно возвышался над листочком, пока Нигель усердно что-то там чиркал внизу. — ... Відстати... — обиженно пробормотал блондин, думая, как же именно сжульничать. И вдруг он заорал: — Бінго! На, пожуй! — И показал Саки листок. Саки сначала ничего не понял, всмотрелся, а потом возмущëнно вылупился, словно Нигель на этом листочке не изменил его ходы, а нарисовал кучу всяких оскорблений в его сторону. Он же ходил совсем по-другому!... — Ах ты ж... Крысятничаем потихоньку, дэ? — он поставил руки в боки и скривил ехидную гримасу. — Що-о-о-о? Я? Ніколи! — Нигель лукаво улыбнулся, смотря куда-то себе в ноги. — Ври больше!.. — съехидничал брюнет, стукая по столу и восторженно наблюдая, как Нигель взрывается у него на глазах. Вот же дурик! — Сам-то хороший! Щелбани не хочеш отримувати!... — Нигель показательно щëлкнул в воздухе. — Я тебе сейчас сам щелбанов прибавлю за жульничество!.. — в шутку погрозил Саки кулаком. — Бе-бе-бе, бе-бе-бе, "я не хочу програвати!"... В классе тем временем было подозрительно тихо. Слишком тихо. Одни Нигель и Саки соблюдали относительную рутину. Впрочем, их за это никто не благодарил. Джейсона и Теркеля на местах не было, Джоанна и так всегда была тихой и сейчас спокойно расчëсывалась, Макси тоже вроде остался на своëм месте, но место Оспри странным образом пустовало. Заядлого отличника, который вообще раз в сто лет отклеивался от своей парты сейчас не было на месте. Странно же, ну правда? Саки подозрительно оглядывал класс. Ну и ладно. Меньше народа — больше кислорода! — Эй, Саки! Ну чого ми всі за цими папірцями сидимо? Пішли шуганëм кого-небудь? — привычно весело и звонко предложил Нигель, долго и незаметно рассматривая Саки, пока тот зациклился на классе. Чëрт, он был слишком красивым. Нет, нет, конечно, сейчас всë таки не время; сейчас время зло ухмыляться и показывать кулаки направо и налево. Но всë же... Нигель уставился на руку Саки, которая сейчас так бездельно болталась внизу. А может... — Да ты просто зассал, что я тебя уделаю в сотый раз. Ладно-о, погнали! — вывел его из транса брюнет, живо вставая с места. Нигель аж дëрнулся, но быстро пришëл в себя. Так, главное — не сдавать позиций!... — І нічого я не зассал!.. — зло пыхтел и доказывал коротышка, смущëнно топая за ним следом. Ребята в предвкушении оглядели класс. — Слушай, а давай на парте Теркеля чë-нить нарисуем?... — всмотрелся Саки в подозрительно пустующую парту. Было странно, непонятно. — Якраз його немає!.. — потëр руки Нигель и полез в свой рюкзак гремя бутылками за маркером. Видимо, его даже не смущала такая пропажа. Он вообще мало на что обращал внимание, кроме как своих идей и их воплощения. Пока он там рисовал что-то отвратительное, ежеминутно посмеиваясь и трогая долговязого за плечо, чтоб тот оценил работу, Саки почему-то заострил внимание на торчащей бумажке из рюкзака Джейсона. На ней было что-то ярко выведено. Он ухмыльнулся: пока его нет, можно и посмотреть. Он развернул листик, и... Оторопел. Обалдел, в общем и целом нету слов, чтоб описать, что именно он почувствовал в тот момент. Дрожь накрыла его, и он плюхнулся на стул, стоящий рядом, огорошено оглядываясь. Ну, прямо инфаркт словил. Он держал эту бумажку в руках, словно это и не бумажка была, а какой-то хрустальный редкий фарфор, и если его уронишь — он с дребезгом разлетится на мелкие осколки, и исчезнет навсегда без возможности возвращения. Нигель, занятый работой, совсем не заметил странное поведение товарища, напевая себе под нос какую-то украинскую песенку про берëзы и какие-то там луга. На бумажке же, крупно, подробно и в красках был расписан план, состоящий из пунктов. Саки, прибывая в шоке, едва смог разобрать знакомые, ровные и безукоризненные буквы Оспри, которые он по полчаса выводил на доске, скребя мелом; они плавно переходили в длинные и извилистые, Джоанны. Но испугался Саки вовсе не их почерков (хотя это тоже считается). Под самым первым пунктом, был нарисован тот самый кирпич с угрозами. И подпись: "Подложить Нигелю". Чëрт. Это они. Дальше шли ещë пункты, но Саки уже не стал их читать. Да разве на пике эмоций ты станешь вспоминать про предусмотрительность? Дух у него захватило, при виде всей этой писанины. Они!!! Подставили его, шаболды, твари!!! А Саки знал, всегда знал, даже не сомневался!!! Он прямо вскочил со стула, и на своих длинных ватных ногах подпрыгнул к Нигелю. — Ни́гель!... Ты у меня сейчас хип-хоп на потолке будешь отплясывать!... — снова коверкая его имя, заговорщически повертел он в руках бумажкой, смотря на этот безумный план. — Що таке? — живо развернулся он, прекратив петь про берëзы и луга, и задрав голову, стал поворачивать ей вслед за двигающейся рукой, смешно хлопая глазами. Обычно, когда Саки вот так вот хитро ухмылялся и в предвкушении шептал: "Ты не подумай, что я сейчас гоню...", — новость и в правду была подобно разорвавшейся бомбе. Его шëпот вообще всегда был сладким раем для ушей. Но Саки не успел сказать то, отчего Нигель бы стал отплясывать хип-хоп на потолке. А всë потому, что в класс довольно резкими шагами стремглав забежал Джейсон, а вслед за ним неуклюже просеменил и Теркель конечно. Да ещë Гуннара прихватить не забыли, вот как!... Саки быстро спрятал бумажку в карман жилета, благоразумно решив, что ещë сто раз успеет рассказать об этом Нигелю. Мда. Учитель... Размеренная походочка, с крысой стоит перешëптывается. Ненормальный... Нигель тут же смелым стал — Саки под локоть схватил и за их парту потащил, скрываясь с места преступления. Не смотря в глаза конечно! На такое, Нигель ещë не был готов... Брюнет одеревенело, витая где-то в своих мыслях, влюблëнно поплыл следом. Ему настолько радостно стало, что Нигель правду узнает — у него аж щëки покраснели и глаза засветились чëрным отблеском. Ну они им и покажут!... И как сейчас коротыш извиняться долго будет!... "Саки!.. Заради бога прости!...", — приползëт он к нему на коленях. А Саки гордо так, непринуждëнно и с пафосом скажет: "Ну я же говорил... А ты мне не верил, дурачок эдакий!" И блондин смутится и поправит блестящую укладку, стараясь казаться гордым; и он обидчиво подожмëт губы; смешно сморщит свой круглый нос, словно у него аллергия началась; и ему станет стыдно, как никогда! А потом, когда коротыш всë же разжалобит Саки ( достаточно одного смущëнного взгляда исподлобья, который вроде и злой, а вроде и понимаешь, что это он с любовью; или на худой конец — холодной бутылки пива), они наконец отпинают их всех и зашугают; а когда будут одни дома, они обнимутся на радостях, и Нигель прижмëт его к твëрдому валику дивана, пока Саки будет в изнеможении тянуть его за галстук... Нет, нет, нет! А ну стоп! Всë, всë, всë, всë, хватит! Ну почему это каждый раз перетекает в... Это?! А Нигель тем временем, видимо заметил заводной настрой товарища, и то, как у него глаза засветились, и сейчас тоже с живым интересом радушно глазел на него. Он когда вдохновлëнный был, ещë красивее становился. И ухмылка с лица не сходит, и руками он так смешно двигает... Он сидел как на иголках, улыбаясь во все тридцать два. Саки уже плюхнулся на своë место, хитро так поглядывая то на Нигеля, то на Джейсона, который даже не подозревал, что их планы раскрыты. Он вальяжно сидел на своëм месте, перекидываясь парами пафосных фразочек с Теркелем или кем-то там ещë. Сиди-сиди, Джейсон... Ты ещë в этом кабинете отсидишься... И вдруг! — Саки, я должен попросить тебя кое-о чëм... — перебирая какие-то разноцветные бумаги неожиданно обратился к нему Гуннар. Ребята одновременно повернули на него головы, и ему представились их обалдевшие лица. Лицо Нигеля: обалдевшее, а потом злое и насупившееся, и лицо Саки: недовольное. Оно у него вообще всегда было недовольное. — Меня? — недоверчиво поднял он брови и покосился на него, откидывая чëлку. — Тебя, тебя... — подтвердил Гуннар, как-то странно улыбаясь. По классу прокатилось восторженное: "Да, да, да..." Мальчишки оторопели и как-то инстинктивно придвинулись друг к другу поближе. — Понимаешь-ли, — с напускным спокойствием продолжил он, пытаясь видимо заглянуть к Саки в душу, иначе как объяснить, что он начал тихоньку подбираться к их парте... Нигель недоумëнно нахмурился и вжался Саки в плечо. Тот не шелохнулся, но с таким же напряжением вжался в ответ. — Мне на твоего друга поступили... Жалобы. Да-да, Нигель, можешь бровями не дëргать и губы не облизывать... В классе раздались непонятные смешки. Нигель прямо рот приоткрыл, и поправил галстук для уверенности. По виду он был глубоко оскорблëн. Саки бросило в жар, а потом в холод. Он забыл про все бумажки, про все планы; он вообще вылетел с этой планеты. Ребята ошеломлëнно покосились друг на друга. "Чего он гонит?", — указал на улыбающегося учителя глазами Саки. Нигель растерянно развëл руками и покачал головой: "Звідки я знаю..." — Поэтому, в качестве наказания.. — медленно тянул свою шарманку Гуннар, — я должен вас рассадить. Словно выстрел прозвучал его мягкий голос в наступившей в первые секунды гробовой тишине. О-о-о-о... Это было нечто. Саки даже уши на секунду закрыл, точно инстинктивно представляя, что сейчас будет. Последнее, что он увидел: это как у Нигеля вспыхнули глаза, щëки, и как он сам вскочил со стула. Класс взорвался, заорал, завизжал, заулюлюкал и запрыгал. Словно снова драка началась, ну, только в присутствии Гуннара. А это и ещë хуже. Бушевали все. Без исключения. Странно, как там ещë потолки не слетели; казалось, ещë секунда — и стëкла треснут от такого убивающего ультразвука, а лампы разом полопаются и кусочками разлетятся по полу. Больше всех взорвались конечно сами ребята, и с первой парты долетали какие-то непонятные обрывки фраз, сливающиеся со всеобщим ором: "... Нет!... Да что вы нам приказываете!... Так я вас всіх разом поколочу!" Нигель аж с места вскочил, и оказался ближе всех к Гуннару. По Саки было не видно, но он бы предпочëл лучшим вариантом, если бы Нигель держался от него как можно дальше. Всë таки непонятно, что у этого психа в голове... Хотя, о чëм это он? Он ведь крутой пацан, и не умеет беспокоится о других, вот так-то. Саки тронул Нигеля за плечо, и тот видимо уже машинально подошëл поближе к нему, не переставая звонко кричать что-то. Непонятно даже кому: классу, или учителю. Гуннар оставался в таком же тошнотворном спокойствии. "Да перед кем он только выделывается?!", — сложил руки на груди долговязый. — Класс, тихо, тихо-о! — внушающе выставил он руки вперëд, — вот так... Саки, пересаживайся, — Гуннар настойчиво указал рукой на третий ряд. Саки уставился на его руку, как на автомат какой-то, ну, или дробовик, огнестрельное оружие — такие очумелые глаза у него сделались в тот момент. А у Нигеля что-то умерло и снова забушевало внутри; он сначала болезненно побелел, словно при смерти, а потом снова заалел: на этом ряду были почти все девчонки. С этими косичками, стрелками и юбками!!! Он рассвирепел, застучал кулаками, и напульсники гулко бились о парту; блондин стиснул зубы: — Сто років билися, билися, нікого не хвилювало!! А зараз нате, будь ласка, разібратися вирішили! — он весь налился кровью и кипел как чайник; его осипший, но очень громкий голос было слышно везде. — Никуда я не пересяду, — опешил и тут же заупрямился Саки. Ну уж нет! Раз они решили устроить тут цирк — пожалуйста. Да пусть хоть пистолет подставят к виску — ни за что в жизни он не пересядет к этой чëрноволосой дряни, которая сейчас улюлюкала и обменивалась многозначительными взглядами с подружками. Да Саки же умрëт там прямо на месте!! Он уже представлял себе трагичную картину, где он со страдальческим лицом показывает Нигелю знак "сос", пока тот укатывается со смеху, стуча по парте кулаками, ну, или же в недоумении хлопает глазами и смущëнно жмëт плечами, не понимая, что эти знаки означают. Гуннар действительно решил с благоразумной улыбочкой отправить его на пытку? Его хотели посадить, чëрт его дери, в самый центр этих визгов и рюшечек с кудрями и помадами. Саки поморщился. Знать бы ещë, кто это всë устроил... — Так, тихо-тихо, угомонились все! — уже приказал Гуннар. Удивительно было: как его мягкий голос в секунды менялся на какой-то железный и прямой. В классе стало значительно тише. Нигель надулся, но на место не сел. Чëрта с два он сядет, ага! Чего они тут устроили?! Он нервно затопал ногой. — Саки, я тебе не ясно сказал? Пересаживайся. — Гуннар нахмурился. — Нет, — начал злиться Саки. Он вообще довольно любил спорить, ехидничать там при каждом удобном случае, и всегда был в ответе за свои слова; даже самым обидным оскорблениям он мог найти разумное и вполне оправданное объяснение. Ну, разве что иногда, когда уже видел всю абсурдность ситуации, или неподходящий настрой товарища, мог сказать Нигелю, что-то вроде: "Да захлопнись ты, я в курсе...", — поднимая руки в успокаивающем жесте, когда коротыш уже был на грани взрыва. Чаще всего он конечно любил спорить с Нигелем до посинения, ну, или когда-то давно, он любил спорить с мамой. Было конечно просто нереально управится с таким ребëнком: "Иди спать — нет. Иди чисть зубы — нет. Иди ешь — нет. Иди домой — мам, ты шутишь? Мы тут с Нигелем в войнушку играем!.." Но, такие споры прекратились у них уже давно. У них вообще прекратился какой-либо контакт. Хотя по правде говоря, тот, кто мог вынести такие споры на пустом месте, и продолжать эту не имеющую смысла перестрелку из колкостей, Саки безмерно уважал. Ему даже симпатизировали такие люди. На первом месте по симпатии конечно у него стоял Нигель, и никто больше. А никого такого другого больше и не было. Он один такой: единственный и неповторимый спорщик. Гуннар устало выдохнул. Нигель почему-то, сам не зная почему, уже представил, как они с Саки защищаются вдвоëм против всех. У него даже мыслей других не было: будто уже навсегда привилось это чувство преданности. Он будет за Саки в любом случае. Прав он, или не прав он. Вообще плевать. — Что ж, хорошо. Тогда мы поступим по-другому. Могу я видеть твою маму сегодня в школе? РОДИТЕЛЕЙ ВЫЗЫВАЮТ?! У Саки подкосились ноги. Нигель прямо не сдержался и ошарашенно охнул на весь кабинет: — А що, тепер батьків до школи викликають?! — Да, — с подходящим упрëком в голосе ответил Гуннар, — теперь вызывают, Нигель. Ещë немного, и мы до твоих родителей доберëмся. Класс страдальчески застонал. — Так, будь ласка! — фыркнул он. Они ещë дождутся!.. Да, да, все поголовно будут жалеть, что когда-то решились вызвать их в школу. — Она не придëт, — безразлично заверил Саки, даже не задумываясь о других вариантах, а потом почему-то тихо добавил: — на работе задерживается. — Кто ещë раз не придëт? — оторвался от своего монолога Гуннар. — Ну... Ну, мама. — Саки сказал это с ноткой злости, слова почему-то давались ему с трудом. Было непривычно называть еë "мамой" перед кем-то... Они ведь даже не разговаривают теперь! Ну какой же она может быть мамой, если последний раз обнимала его где-то в очень далëком детстве? Нигеля что-то кольнуло: он удивлëнно покосился на друга. На нëм не было лица, и он привычно сгорбился. — Какая жалость... Ну что ж, в таком случае!.. — придумывал ещë наказания Гуннар, но пронзительный вопль коротышки нагло прервал все его домыслы: — А Джейсон в телефоні сидить! Джейсон остервенело посмотрел в сторону Нигеля, но тут же встретился уже с двумя злыми, прожигающими взглядами. Гуннар тут же отвлëкся на него, и немного поразмыслив, сказал свой страшный приговор: — Класс, а ну-ка, все берëм свои телефоны и несëм их ко мне, вот в эту коробку. — Он злорадно потряс ей в воздухе. Класс стал возмущëнно ругаться, но спорить никто не стал. Все поголовно сдали телефоны, и ребятам пришлось сдать тоже. Правда Саки ворчал больше всех. — Отдам их вам в конце дня! — улыбнулся он. Ребята поморщились. — Эй, — тронул сильным кулаком его Нигель, — будь ласка, не мовчи, а?... — Ну чего тебе, — не своим голосом отозвался Саки, стараясь сохранять привычный вид. Получалось... Плохо. — Це из-за мами, чи що? — со всей искренностью поинтересовался он. — Да нет, с чего ты взял, — уже вошëл в образ Саки. Те его обиды уже снова были далеко и глубоко внутри, сидели и гнили там потихоньку. Да и кому они нужны? Правильно, никому. И самому Саки они были не нужны. Проще всë забыть, и жить себе спокойно. Не хотелось тревожить прошлое. Ничего, скоро он всë забудет. — М-м-м, — попытался согласиться Нигель, но его недоверие всë же вылилось в саркастический тон. Даже какая-то жëсткая усмешка проскользнула. — Ой, да ты же знаешь еë. Она вечно пропадает там где-то... Я уже даже не помню, когда эту тëтку дома видел в последний раз, — хохотнул Саки, специально толкая товарища плечом, ожидая, что Нигель тоже посмеëтся. Но Нигель не посмеялся. Нигель вообще вдруг перестал быть похожим на себя. Он смотрел на Саки, долго так, с сочувствием смотрел, двигая глазами; у долговязого аж дрожь пошла по всему телу. — Ой, ну хватит, а? Очнись, гном, — потормошил он его. На Нигеля это оказало весьма действенный эффект: он прямо подскочил на месте, и щëки его уже вспыхнули; Саки улыбнулся и приготовился к взрыву, но вдруг чей-то телефон яростно задребезжал. Спорщики примолкли, и все зашептались. — Это чей звонит? — спокойно спросил Гуннар. — Це напевно мій! — Догадался Нигель и резво выхватил его из коробки. Саки с любопытством смотрел на то, как коротыш резво запрыгал в коридор с возмущëнными высказываниями и украинскими воплями. — Так, — обратился ко всем Гуннар, — продолжим наконец наш уро... — Я тута! — снова не дал продолжить ему Нигель. Все засмеялись, и Саки тоже не смог скрыть дружелюбную ухмылку на лице. И как Нигель только умудрялся быть таким забавным? — Что такое, Нигель? — раздражëнно вздохнул Гуннар, но всë же смог натянуть на лицо улыбку. — Гуннар, мені треба додому, — впопыхах объяснил коротыш. Саки задумался: наверно праздник какой-то. — А.. — требовательно поднял руку Гуннар, но Нигель и тут успел его перебить: — Моя мама вам писала, подивіться потім, — и быстро стал собирать вещи. Пока Гуннар проверял записку от мамы, Саки легонько наклонился к нему и спросил: — Ты куда бежишь-то? — Так сьогодні ювілей у тітки Марти, пам'ятаєш її? — объяснил Нигель. — А-а-а, — Саки нахмурился и стал вспоминать. Да, тëтю Марту он помнил. Он вообще хорошо помнил родственников Нигеля, потому что часто оказывался у них на праздниках. — Ну і ось, мама відправляє додому... — он поджал губы, — прибиратися, чорт його дери!... — О-о-о... Ну ты и попал конечно. Держись, гном, — похлопал его по плечу Саки, а Нигель как-то там смешно на него выругался. — Слышь, Ни́гель, А во сколько у вас там всë это начинается? — как бы невзначай спросил Саки. — М-м.. — задумался Нигель, —приходь о годині чотири. — Он сразу догадался, что Саки зайдëт к нему. Стало видно, что он обрадовался и весь засветился. Даже румянец появился. — В четыре часа... Окей, я тогда прямо у тебя там и поем. — Нигель беззаботно кивнул. Они часто так делали: после школы сразу шли друг к другу домой и там уже ели. — Давай уже, вали, — он ухмыльнулся. — Отримаєш у мене... — шепнул ему Нигель в самое ухо, и у Саки почему-то мурашки так и заплясали по телу. Он покраснел как рак, а Нигель гоготнул под грозным взглядом учителя, мол, чего это он не уходит, и всë же пошëл к двери. Большинство завистливо охали ему вслед. И ребята даже не догадывались, что их разговор сейчас как нельзя тщательнее подслушивали. Но обо всëм по порядку.... *** Нигель со спокойной душой утопал домой, пока мучения Саки ещë не были окончены. Гуннар, макака белобрысая, заставил его таскать учебники в библиотеку. Типо тоже, "в наказание". Телефон в коробке он так и не нашëл, решил, что ещë завтра поищет. Не дай бог это Гуннар забрал... Всë равно сегодня у Нигеля в гостях, пообщаются там! И всë расскажет! Долговязый за это время уже жуть как изголодался, и все мысли у него сейчас занимал дом Нигеля. У них там всегда было шумно и празднично, всегда очень вкусно. Брюнет всегда считал, что друг живëт в раю, не иначе, пока тот что-то отрицательно ворчал в ответ. Саки таскал последнюю партию этих пыльных залежей, без конца чихая и спотыкаясь на ходу. Библиотека была стара как мир, иначе как объяснить то, что от каждого шага, Саки боялся, что провалится сквозь землю? Доски просто сходили с ума и скрипели только так, а дверь вообще была готова слететь с петель. Долговязый чувствовал себя изгнанным каким-то, как на каторге. Туда-сюда... Туда-сюда... Книги, учебники, второй класс, третий класс... Всë! Он ненавистно кинул последнюю кучку этого барахла, не дойдя до нужного места. Пусть идут они, куда подальше, со своими учебниками!... — ... Да неужели, я выберусь отсюда сегодня... — простонал он, облокачиваясь на входную дверь. Но она не поддалась. Саки прекратил раскисать и уже нормально еë дëрнул. Не поддалась. — Да что за фигня... Заело что-ли.. — начал нервничать он. Он дëргал сильно, и даже ногой опëрся, но нет!!! Нет, дверь вовсе не заела. Она была упруго заперта снаружи. — ... Вы... Прикалываетесь?! — испугался Саки, дëргая эту несчастную ручку как только мог. Его заперли. Его, чëрт, заперли здесь. И чувствует Саки, ничто не происходит просто так... — Нет, это нереально... Кто мог меня запереть, это... Это вообще..! — не переставал он еë дëргать. Боже, в этой библиотеке было хлипко и ненадëжно всë, но именно эта проклятая дверь была как сталь, как древний дуб, чëрт еë!... Саки устало и со вздохом опустился на пол. Что делать? Школа уже скоро опустеет, а орать нет смысла. Не услышат... Кто это мог сделать? Вот кто?!! Паника закрадывалась всë глубже. Нет, нет, нельзя нервничать... Сейчас совсем не время! — ... Боже, меня ведь Нигель ждëт! — с ужасом вспомнил он и захотел посмотреть на время, но подстава оказалась везде. Телефона ведь не было. Саки ударил кулаком по какому-то книжному шкафу, совсем забывая, что тут всë на добром слове держится. Он неловко покачнулся, и долговязый тихонько вскрикнул от неожиданности, когда тот с небольшим грохотом упал. Повезло ещë, что шкаф был небольшой. С Саки ростом, может, чуть меньше. Живот ныл от голода, хотелось уже реально провалится сквозь землю, сквозь все эти скрипящие, ноющие от старости пыльные доски. Саки решил походить немного, и наткнулся в старом углу на какие-то часы. Неизвестно было, работали-ли они правильно, но сейчас чëтко показывали пять часов. — ... Я пропал.