,,
Will I be known and loved? Is there one that I trust? Starting to sober up Has it been long enough?
Рики всегда приходит тихо и без приглашения. Приходит тогда, когда ушедшее за горизонт солнце уже не может разглядеть на лице все дневные переживания, которые никогда не озвучиваются. Он скуп на повседневную нежность и незамысловатые ласки, за которыми ничего не последует. Все его слова, действия и немые взгляды исходят лишь из желания получить то, что ему нужно. Кюбин знает, что получить то, что ему нужно, Рики может только от него. Кюбин и сам долгое время думал, что хочет того же. Думал, что понимал, в чем именно нуждается. Простая эфемерная связь, которая не несет за собой ничего, кроме пленительного расслабления и отвлечения. Но когда в руках оказалась хрупкая возможность, он сжал ее слишком сильно. И продолжает сжимать, с горечью любуясь трещинами, которые уже не заделать, как бы отчаянно он не пытался. А он и не пытается. Давно осознал, что бесполезно. Прозрачные шторы пропускают темноту в комнату, не препятствуют ее распространению как внутри, так и снаружи. Одиночные полоски света ложатся на молочную кожу, посыпая ее мелкими блестками. Он снова пришел без предупреждения, но Кюбин соврет, если скажет, что не ждал. Предупреждения в любом случае бесполезны, потому что даже с ними избежать неминуемого не получится. Настольная лампа сзади подсвечивает безупречно уложенные волосы, пропускает слабые лучи через ненатуральный блонд, рисуя тусклый нимб вокруг головы. Будь Кюбин в такой ситуации впервые, обязательно бы подумал, что перед ним ангел. Но тут, скорее, подойдет другое слово. Привычная тяжесть, осевшая на бедра, и взгляд, проникающий под кожу, выбивает весь воздух из легких. Распластавшись на кровати под чужим весом, он даже не пытается заглушить тревожный звон в черепе, поселившийся там, как он сейчас понимает, с самого начала. Нельзя. Нельзя чувствовать ничего, кроме примитивного желания. Нельзя. Когда над ухом слышится хриплый шепот, а на талию по-хозяйски ложатся чужие руки, царапая кожу холодным металлом, Кюбин отчетливо ощущает, как его бездыханное тело погружается все глубже и глубже в пучину оглушительного забвения. На самом деле, он давно утонул. И не имеет возможности всплыть. Поэтому все, что остается - хвататься за чужие запястья и шею, притягивая ближе, отчаяннее впитывая в себя непозволительное чувство чего-то высокого. – Если бы ты знал, насколько ты сейчас красив. Слова. Слова, в которых ничего нет. Зато есть за ними. Рики никогда не говорит то, что думает, лишь то, что надо. Только непонятно, кому именно надо. Кюбин очень хочет их слышать, но не так. Не таким голосом, не с таким выражением лица, не в таком положении. Потому что сейчас это просто красиво преподнесенное предложение. И ничего более. Но отказаться он не может. Рики, больше не испытывая ни своего, ни чужого терпения, спешит избавиться от мешающей толстовки и собственной черной рубашки. По оголенным ребрам проходит прохлада от несдержанных прикосновений, заставляя Кюбина выпустить рваных выдох, который резко прерывают. Чужие губы даже в сотый раз не теряют своей приторности, беспорядочно мажут по всей поверхности тела, не задерживаясь на одном месте больше, чем на пару секунд. Он теряется в невыносимом контрасте - ледяные касания обжигают, распространяют хаос извне и внутри. Неаккуратные следы россыпью покрывают шею и ключицы, но быстро исчезают с кожи. Потому что метки не должны быть даже отдаленно перманентными, не должны оставлять надежды на будущее. Еще чуть-чуть и Кюбин точно расплавится под всепоглощающим пламенем. Этого он себе позволить не может, поэтому неуверенно хватает инициативу и чужие бедра, переворачивая Рики на спину. Тот лишь ухмыляется. Окольцовывая шею, затягивает в новую порцию бессмысленного контакта, с каждым разом углубляя пропасть, в которую Кюбин падает. Он давно знает, что Рики откровенно все равно на позицию, главное - ощущения. Их и даже больше он готов предоставить ему с удовольствием. Но Рики больше этого и не надо.,,
Will I be known and loved? Little closer, close enough I'm a loser, loosen up Setting free, must be tough
Беспорядочное дыхание отскакивает от стен, заглушает внутренние биты. Они никогда не делят один ритм на двоих, однако сердцебиение Кюбина все равно то ускоряется, то замедляется в попытках слиться с чужим. Рики, наверняка, на такие глупости внимания не обращает. Он из тех, кто довольствуется тем, что снаружи. Тем, что можно ощутить, увидеть, потрогать, попробовать на вкус. Поэтому нескрываемо пытается напиться каждой любезно предоставляемой ему частью, не упуская ни одного движения, взгляда, прикосновения, звука. А Кюбин видит насквозь, понимает все неоглашенные желания и безотказно исполняет их. В комнате душно, несмотря на открытое окно. Он сам отказывается от освобождения, раз за разом выбивая подтверждение собственной пустой значимости из чужих уст. Хоронит себя в этой вечно душной комнате. Единственный момент, в который позволительно дать слабину - после разрядки. Только тогда, когда Кюбин обессилено падает сбоку, Рики, почти ласкаясь, прижимается к груди и дарит невесомые поцелуи, которые не несут за собой никаких ожиданий. Скорее всего, служат наградой. Подачкой от другой стороны. А Кюбин не выдерживает. От любого проявления ложной нежности и даже отдаленной сентиментальности ломается. – Я люблю тебя, – произносит на выдохе, не слыша самого себя. Вместе с этими словами наступает и единственный момент, когда он не может прочитать чужое лицо. Рики никогда не отвечает, не дарит ни улыбки, ни взгляда отвращения. И этим ломает Кюбина еще больше. – Мне пора идти. Сбегает из непринужденных объятий, оставляя после себя на коже невыносимый холод. Надевает черную рубашку, безмолвно поправляет укладку и, провожаемый лучами восходящего солнца, покидает квартиру. Рики всегда уходит тихо и невозмутимо, не желая принимать от Кюбина то, что ему не нужно. А Кюбин, оставаясь наедине с разбитой возможностью, знает, что несмотря на боль, все равно и завтра смиренно предоставит Рики все, что тот захочет.,,
Will I be so in love? Any closer? Close enough Shout out to what is done R.I.P., here comes the sun