Быть твоим альфой

      Юнги не смог уснуть ночью. Из-за бессонницы слонялся по дому, не понимая куда себя деть. Смотрел было в сторону графина с виски, но тут же отбросил эту идею. После пережитого, не хотелось умереть так глупо из-за несоблюдения предписаний. Сигареты он выбросил еще в больнице. Он сел в кресло и попытался отвлечься на телефон. Но когда он открывал мессенджер, видел так и не прочитанные сообщения Чимина. Вчера вечером там висело то самое, что согрело душу и одновременно доставило лишней боли. Сообщение, из-за которого он более остро ощутил свою вину перед ним. Он глубоко вдохнул и открыл чат.

18:23

Чимини: Куда подевался альфа, который обещал обо мне заботиться?

19:14

Чимини: Я что-то не так сделал?

21:32

Чимини: Юнги, где ты?

22:45

Чимини: Я переживаю, ответь как прочтешь

23:14

Чимини: Эй, ты обещал, что не будешь уходить

00:03

Чимини: Я не усну, пока ты не ответишь

00:32

Чимини удалил сообщение. 2:15

Юнги: прости что заставил волноваться, со мной все в порядке, как ты?

2:15

Юнги: Я тоже скучаю

      Он погасил экран смартфона и поднялся. В кладовке нашел свою старую гитару и принялся настраивать ее. Пальцы быстро вспомнили когда-то привычные движения. Пальцы ловко подкручивали колки, а ухом он остро слышал малейшее отклонение от чистого звука. После того, как он настроил гитару, Юнги нежно погладил ее по грифу, зажал заученные много лет назад аккорды и правой рукой размашисто прошелся по струнам. Улыбнувшись полученному звуку, он сыграл несколько тактов и перешел на следующий аккорд. Руки без ведома разума совершали казалось давно забытые действия, через несколько минут он уже играл какую-то знаменитую во времена его юношества песню и робко подвывал под громкий гитарный бой. Он и не заметил, как пронеслось несколько часов. В какой-то момент он достал простой медиатор и даже каподастр, к утру он уже пел свою собственную песню, написанную данным давно в университетские годы. Музыка помогла разгрузить переполненный мыслями мозг. В шестом часу утра он направился в душ, а в половину восьмого уже выходил на парковку. Сидя в машине по дороге на работу он увидел новое сообщение.

8:15

Чимини: доброе утро

8:15

Чимини: где ты пропадал? Дождавшись, пока он остановится на светофоре, Юнги вновь взял в руки телефон. 8:19

Юнги: Я лежал в больнице. Не хотел волновать тебя, прости что не получилось

8:19

Чимини: У тебя совсем не получилось, что произошло? 8:20

Юнги: Главное не паникуй

8:20

Юнги: У меня случился микроинфаркт, но сейчас все в порядке.

8:23

Чимини: Это имеет отношения к твоему отцу? 8:35

Юнги: Прямое.

8:40

Чимини: Я сожру твоего старика и костями не подавлюсь 8:42

Юнги: Позволь мне самому разобраться с ним, он реально перешел все границы

8:43

Юнги: Как ты себя чувствуешь?

8:44

Чимини: 1 изображение       Юнги стоял у входа в кабинет и чатился с Чимином, не обращая внимания на проходящих мимо коллег. Он открыл изображение и удивленно вдохнул. Это было фото чиминовой постели. На ней большое гнездо из его одежды, а внутри — Чонгук, обнимающий рубашку Юнги. Ткань прикрывала лицо, альфа буквально уткнулся в нее носом. — Привет, — услышал Юнги знакомый и до ужаса довольный голос за своей спиной. Юнги резко обернулся, едва не сталкиваясь носами с Чонгуком. Тот выглядел чрезмерно счастливым. Он глянул старшему в телефон и улыбнулся еще шире. — Он сфоткал меня, когда я спал? Какая прелесть, перешли мне фото, пожалуйста! Юнги испуганно отвернулся, так и не сказав ни слова.

8:45

Чимини: Ты пропустил мое гнездование, но благодаря твоей рубашке я восполнил недостаток твоего феромона.       Юнги не удержался от довольной улыбки и уже было собирался войти в офис, как перед его лицом вновь возник Чонгук. — Ты заходить будешь или моим фото любоваться? Мин в одно мгновение вспыхнул. Что не так с этим парнем? Ведет себя так, словно Юнги омега, за которым он приударяет. Однако справедливости ради, его еще никогда так откровенно не клеили. Раньше омеги могли повздыхать в его сторону, но всегда ждали, что он будет предпринимать какие-то шаги к сближению. Теперь же даже в сообщениях Чимина присутствовал ощутимый флирт. Что на них нашло? Юнги чувствовал себя сбитым с толку, но не мог не заметить это приятное чувство быть нужным кому-то. Впрочем, весь рабочий день, Чонгук усердно работал, болтал с другими коллегами и не особо то обращал внимания на Юнги, который то и дело залезал в телефон, продолжая переписку с Чимином. Порой он так увлекался, что не замечал, что окружающие делают ему замечания. Чонгук тогда посмеивался в свой кулак, отводя взгляд. В целом, после недельного отпуска на больничной кровати, ему было очень даже приятно наблюдать за Чонгуком, которого он теперь как-то намного иначе стал воспринимать. Когда альфы выходили курить, Чон с какой-то грустью посмотрел на Юнги, и тот поднялся со своего места, говоря: — Рядом постою, думаю, не страшно. Чонгук кивнул и придержал дверь опенспейса. В самой же курилке Юнги буквально не мог отвести от Чонгука взгляд. Тот размашистым движением расслабил галстук — он залипал на тату и жилистые руки. Они у Юнги вообще-то тоже были очень даже ничего, но отчего-то Чонгуковы захотелось ощутить… кхм… Юнги слишком много думал. Когда Чон сделал затяжку, Мин просто не мог оторвать взгляд от колечка в его губе. Вчера он отчетливо ощутил его холод, контрастирующий с высокой температурой альфы. Воспоминания о вчерашнем поцелуе возникали сами собой и он не улавливал суть беседы. — Слушай, вы же знаете Пак Чимина, да? — внезапно спросил не слишком знакомый им новенький коллега. Услышав знакомое имя, Юнги встрепенулся, Чон кивнул. — Ну, в какой-то степени, — озвучил он. — А я то думаю, где я вас видел. — А ты, прости, откуда его знаешь? Мужчина нахмурился. — Да, был случай… Я вас у него в инсте видел, наверное. — Наверняка, мы неплохо дружим. — Ну я так и понял. Чон отвлекся на другую пустую беседу, а Юнги краем глаза посматривал в сторону новенького, раздумывая, где все таки он его мог видеть ранее. Когда все выходили, альфа окликнул их. — Парни, вы извините, я просто все никак не пойму, вы его сразу вдвоем трахаете или по очереди? Юнги резко развернулся, аж поперхнулся от неожиданности. Удивление быстро сменилось гневом, но Чонгук буквально выставил перед ним руку в каком-то ужасно заботливом жесте. — Какой изящный способ подкатить к нам, — надменно произносит он. — Если ты хочешь, чтобы мы тебя выебали, то извини, твоя гнилая мордашка совсем не в нашем вкусе, м? — он перевел взгляд на Мина. Юнги обалдело посмотрел на него. Он ощутил охрененно сильную волну феромонов, исходящую от Чонгука, а в чужих глазах увидел неподдельный испуг. — Меня пугливые сучки не интересуют, — незаинтересованно процедил он и, развернувшись, ушел.       Юнги быстрым шагом влетел в уборную и заперся в кабинке туалета. Захлопнув крышку унитаза он сел, расслабляя удавку в виде галстука и тыльной стороной ладони стер пот с висков. Думать о старом знакомом Чимина вообще расхотелось, когда он внезапно ощутил ужасное возбуждение сразу, после того как почувствовал чонгукову мелиссу. И это была не физиологическая реакция. Юнги очень четко осознал момент, когда в его голове вспыхнула яркая вспышка желания. Он чувствовал себя смущенным и беспомощным одновременно. После единственного признания, единственного поцелуя, он, его хен, альфа в конце концов, скулит от желания ощутить большую татуированную ладонь на своем горле. Юнги быстро вжикнул ширинкой и обхватил широкой ладонью вставший член. Закусив губу и зажмурив глаза он быстро, не пытаясь смаковать, а просто для разрядки, стал двигать рукой по нему. И не мог он не представлять Чонгука, сколько бы не пытался, в голову не приходило ничего иного, только его руки, губы, дергающийся кадык. Альфа судорожно вдохнул сквозь зубы и подставив салфетки левой рукой, излился в них. Когда Юнги вернулся в офис, лицо было влажным, а сам он выглядел слегка потрепано. Чонгук, что сидел напротив, сперва с волнением глянул на него. Однако, увидев послеоргазменный блеск в чужих глазах, поджал губы в неловкой улыбке, стараясь - очень стараясь - не растягивать ее сильнее. — Юнгия, выпьем? — предложил Чон в конце рабочего дня, на выходе из офиса. Мин отшатнулся и густо покраснел, отводя взгляд. — Н-нет, мне нельзя, — пробормотал он, и быстрым шагом удалился. Что за нахрен с ним творится? Он старший. Он хен. Он альфа. Тогда почему он так сильно хочет выпить с ним? Почему он так сильно хочет, чтобы тот попробовал сделать больше, чем уже между ними было? Почему у него аж губы колет от желания вновь ощутить на них его горячий язык и холодящее колечко пирсинга? Придя домой, сразу встал под холодный душ. Он обещал зайти к Чимину. Он не должен прийти к нему такой заведенный. Он не должен быть настолько сбит с толку. А чувствует он себя именно так. Потому что он сегодня утром пообещал привезти еще своей одежды, потому что тот ему заявил, что одной рубашки недостаточно для гнезда. И что это вообще за новости? * — Ты знаешь Ли Бэкхена? — спросил Мин, когда Чимин доделал свое гнездо и пригласил туда Юнги. Мин был вежливее Чонгука, поэтому держал дистанцию, не нарушая личное пространство. Пак нахмурился. — Мой бывший… А что? — Полагаю, расстались вы не на хорошей ноте. Чимин лежал на спине, в своей светлой шелковой пижаме состоящей из рубашки и брюк. Волосы его были уложены. Он хоть и провел весь день, лениво лежа в гнезде, но все же привел себя в порядок, перед приходом друга. — Ну да, я его уволил нахуй, и всю его компашку долбоебов, — спокойным тоном произнес он. Мин хмыкнул. — Чем они провинились? — Знаешь, все было нормально, но он с чего-то решил, что это нормально разослать мои фото своим дружкам-коллегам, моим, блять, подчиненным, и обсуждать их на обеденном перерыве. Юнги перевернулся на бок и оперся на локоть. — А как ты об этом узнал? — Они скинули это фото моему ассистенту, говорю же, долбоебы. — Вот знаешь, что меня больше удивляет в этой истории? — М? — Не то, что он оказался мудаком и даже не то, что этот мудак устроился к нам и узнал нас с Чонгуком, а то, что ты вообще согласился сделать интимное фото и отправить его! — Юнги широко улыбался. Чимин не смутился на это заявление. А наоборот, как-то хитро улыбается. — Что в этом удивительного? — Даже и не знаю, как-то я думал, ты такой… гм… скромный и приличный что ли… Чимин хохотнул. — Юнни, будь я приличным, я мог бы оказаться в такой ситуации? — он указал на свой живот. — Да, я может трудоголик и карьерист, и очень поздно лишился девственности, и в целом особо и не занимался сексом, получается, но… это же не значит, что я весь из себя цветочек. Кстати к чему ты вообще заговорил о Бэкхене? — Ну он сперва просто уточнил, знакомы ли мы с тобой… — А потом? Юнги молча отвел взгляд. — Юнни, мне безразлично кто и что говорит обо мне, во-первых я знаю себе цену, а во-вторых, я знаю, что мои близкие меня не осудят. — Он спросил, трахаем ли мы тебя по очереди или одновременно, — пробубнил Мин. — Оо, а вы? — Эм, Чонгук сказал, что если он хочет с нами трахаться, то он не в нашем вкусе. Чимин визгливо расхохотался, прикрывая рот ладошкой и слегка похрюкивая. Мина забавляла такая реакция и не могла не радовать. — Вы могли бы сказать: «по очереди и одновременно, а что, завидуешь?», — Юнги вскинул брови и даже зарумянился, что Чимин такое говорит? — Какой же он идиот, я в шоке, — продолжил смеяться Чимин. Успокоившись, он положил голову Юнги на плечо и задумчиво стал водить по его ладони. — Знаешь, вчера кое-что произошло, — тихо начал он. — Что? — Во-первых, я знаю что ты сказал отцу, что я твой омега, — Юнги вздрогнул, — я… не то, чтобы сильно расстроен, но зря ты это сделал, мои родители так себе будут реагировать, одно дело, что я не знал, от кого, другое, что я якобы постыдился сказать. Словно я их обманул, понимаешь? — альфа угугкнул. — Но я понимаю, почему ты так поступил, поэтому все равно спасибо, что хотел защитить меня. И мне жаль, что твой отец такой уебок, что довел тебя до сердечного приступа. — Я просто переволновался и слишком разозлился, и вообще там целый букет был. — В общем, во-первых вчера Чонгук как-то очень агрессивно требовал от меня, чтобы я ответил тебе взаимностью. А потом, я так понял, он был у тебя, потом он сказал, что тоже любит меня. Юнги громко сглотнул, ожидая, что скажет Пак. И если он и успел что-то узнать о нем за двадцать шесть лет дружбы, так это то, что он абсолютно, мать его, непредсказуемый. — Это, разумеется, еще сильнее все осложнило. До этого и так было не просто, ведь я не догадывался о ваших чувствах. И потом, когда ты признался, и он тоже... Мне легче не становится. — Мы тебе безразличны? — спросил Юнги с толикой разочарования в голосе, которую так пытался скрыть. — Что ты, совсем нет! Я уже говорил, мне кажется еще тогда, когда просил вас быть со мной в течку. Вы слишком равны для меня. Точнее... Даже больше, чем равны. — Что ты имеешь в виду? На лице Чимина вмиг отразилась непередаваемая смесь эмоций, которые было почти невозможно истолковать. Как бы Юнги не пытался, Чимин все еще оставался для него загадкой. — Я до последнего не хотел говорить об этом. Я боюсь, что вы неправильно меня поймете. Да и говорить об этом как-то странно. У Юнги уже отказывали нервы. А он сердечник — ему вообще противопоказано. Но к Чимину он все равно постарался обратиться спокойно. — Ты можешь поделиться со мной всем, что тебя тревожит. Сам же мне это говорил. Думаю, это работает в обе стороны. — Юнги... — Чимин поджал губы. Говорить ему действительно было тяжело. — Я не могу и не хочу выбирать между вами. И отпускать вас не хочу, как бы эгоистично это не звучало. Потому что я люблю вас двоих. Одинаково, понимаешь? — заметив в чужом взгляде растерянность, Чимин поспешил продолжить. — Нет, Юнги, не как друзей. Я попросил вас о помощи тогда, потому что доверял больше, чем кому-либо. Больше, чем мог бы доверить даже самому близкому другу. И потом, когда все это произошло, — он положил руку на живот. — Я чувствовал вину перед вами за то, что втянул вас во все это. И снова это “одинаково”. Юнги отчаянно не понимал, как вообще возможно любить кого-то одинаково? Что Чимин, что Чонгук… Стоп. Что? — Ты не виноват… — поспешил он развеять чужие тревоги. — Виноват, наверное... Я мог отказаться от идеи родить его. Я чувствую, что привязал вас к себе насильно. Тогда, казалось, вы не разделяете моих чувств, и я не хотел, чтобы ваше отношения изменилось ко мне, как только вы узнали, кто его биологический отец. Теперь все становится слишком сложно, потому что вы оба хотите быть со мной, но я просто не могу этим пользоваться, не могу просто выбрать кого-то из вас, мы же не на рынке помидоры выбираем! Ты можешь считать меня плохим человеком и что я эгоист, что я слишком жадный и бессердечный, но я просто не представляю себе жизни, если кто-нибудь из вас уйдет. Юнги молчал. Слишком сложно ему решать такие вопросы. Вчера он просил Чонгука признаться Чимину, чтобы тот видел картину целиком. Но, очевидно, тот ничего не ответил ему. Чимин не дал ответ Чону, но рассказал Юнги. Рассказал то, что если честно еще сильнее заставляло его мозг болеть. Почему они оба сказали ему такие вещи? — Юнги? — позвал Чимин, когда молчание затянулось. — М? — Я слишком загрузил тебя? — он положил свою руку поперек чужого живота. Мин громко вздохнул. — Чимини, я, если честно, не могу в полной мере понять тебя. Я понимаю, что мы не на рынке, но мне все же сложно представить, как такое возможно: любить двоих одинаково. Но ты вовсе не эгоист, точнее, даже если ты и эгоист, то ты в любом случае имеешь право быть им. Потому что ты — ты не понимаешь, насколько сильно мы тебя любим. И, боже, ты бы не сделал лучше, если бы ты отказался от ребенка, только чтобы сохранить нашу дружбу в том виде, в каком она была. И ты не привязал нас насильно. Мы сказали тебе сразу, что хотели бы, чтобы он появился на свет. И мы сразу озвучили тебе свои желания. Так что тут, скорее мы тебя насильно привязали к себе. Ты отказался от своего будущего, выбирая малыша. И я не говорю, что ты не сможешь реализоваться, я говорю о том, что если твои чувства к нам настолько серьезны, то как же ты собираешься выйти замуж? Чимин резко вдохнул, удивляясь. — Юнги. Ты не до конца понимаешь серьезность моих чувств. — Разве? — Я не мог никому довериться, понимаешь? С шестнадцати лет мои сверстники познавали аспекты половой жизни, а я на протяжении десяти лет мучился от течек, которые становились все болезненнее с каждым разом, потому что единственные, кого я когда либо хотел видеть рядом с собой, это вы. Поэтому, Юнги, я не рассчитываю выйти замуж, — Чимин ткнулся Мину в плечо, глуша в нем всхлип. Юнги болезненно нахмурился, слишком сложно слышать и видеть как любимый плачет и не мочь ничего сделать с этим. Он обнял Чимина и прислонил ближе, внушая своими феромонами покой. — Прости меня, Минни. Уверен, мы найдем решение. Мы обязательно придумаем, как нам быть. Юнги терпеливо дождался, пока омега уснет. Он накрыл его одеялом и поцеловав в щеку, тихо удалился. Голова его просто взрывалась от обилия мыслей. Чимин, Чонугук. Любят. Любят обоих. Ну как уложить это в своей голове? Куда проще было бы, скажи он, что они ему безразличны. Куда проще было бы, если бы он сказал, что любит Чонгука и хочет быть с ним. Куда проще было бы не соглашаться пол года назад на эту идиотскую идею! Но так он думал раньше, так он думал, когда не знал, что Чимин любит их, когда не знал, насколько он любит их. Так он думал, когда он не знал, что Чонгук любит их. *

23:33

Юнги-хен: Надо поговорить

23:35

Юнги-хен: Я еду к тебе Юнги ввалился в чужую квартиру слегка не в себе. Он был расстроен, сбит с толку, сегодняшний день был слишком странным. Утром с ним флиртует Чимин, днем он мастурбирует на Чонгука, вечером выслушивает странный отказ Чимина. Теперь он зачем-то пришел опять к Чонгуку. Только для какой цели, так и не смог понять. Передать слова Чимина? Сказать: «я же говорил, что ответ тебе не понравится»? Казалось, это именно Юнги должен разгрести эту неразбериху. Он единственный видит картину целиком и он должен определиться для себя лично. Но он приехал к Чонгуку. Так, словно ему необходимо увидеть его, чтобы что-то решить. Чонгук, стоял у двери, оголенный по пояс, снизу — спортивки. С его влажных длинных волос капает вода. Юнги опешил, глядя не него. Встал как вкопанный. Во рту мгновенно пересохло. — О чем хотел поговорить? — спокойным голосом спрашивает Чон. А у Юнги в голове пустота. Еще только пару часов назад его ошарашили, мозг уже в тот момент отказывался работать. А сейчас… Он видел только капли воды на чужих ключицах. Только идеальный пресс. Только широкие плечи, и эта чертова улыбка с блестящим пирсингом. Чон проводит языком по губе и толкается им за щеку. Идиотская привычка, еще с детства. Раньше, он выглядел как дурачок, когда делал так. Теперь — Юнги же так с ума сойдет, если продолжит смотреть. Он коротко выдыхает. — Ау, земля вызывает Юнги! — Чонгук улыбается и щелкает перед миновым лицом. И в голове что-то щелкает. Разве он должен терпеть, если его настолько тянет? Зачем Чонгук тогда открыл ему свою тайну? Юнги хватает его руку и дергает его на себя. Другой рукой давит на шею и склоняет его. Губы их встречаются, и последнее, что есть в его сознании, это звук, с которым соприкоснулись его зубы с пресловутым колечком на чужой губе. Неправильно? Ненормально? Он никогда не думал ни о чем подобном, но сейчас ему хочется, чтобы Чон продолжал целовать его. Так же жарко, как вчера. Так же развязно, так же властно. Да, пожалуй это то, чего он хотел. Ощутить себя невесомым в чужих объятиях. Почувствовать себя слабым. Любимым. Желанным. Чонгук желал его. Даже такого, пахнущего хвоей, которая совсем не сработает на альфу, любил его даже такого — альфу. И головой Юнги не осознает, как можно хотеть альфу, он физически не может течь, но внутри появилось такое всепоглощающее желание, чтобы его наполнили, чтобы Чонгук взял его, съел его. И Чон не отказывает ему, его широкие ладони движутся по мускулистой спине, сминая, требуя больше контакта, ближе, сильнее, крепче. Он хватает его за ягодицу и Юнги стонет в смазанный поцелуй. Он распахивает глаза и видит желание во взгляде напротив. — Хен… — шепчет Гук. — Да… — Хен, я… — Да, Гук, что? — Хе-он! — стонет альфа. — Возьми меня, Гук. Я хочу этого. Чонгук закатывает глаза и вновь припадает к чужим красным зацелованным губам. Он стискивает альфу в своих объятиях и целует жадно, так, словно тот через секунду растает в его руках, точно мираж. Но Юнги не бред и не видение. Юнги сам пришел к нему, Юнги попросил взять его, Юнги трется своим членом о его колено, Юнги гладит его грудь, шею, плечи. И он стонет. Потрясающе хрипло, сдавленно и так сладко. — Блять… — у Юнги в голове пустота. — Что ты сделал со мной? Что ты сделал со мной, я сейчас умру, Чонгук. Зачем же ты рассказал мне это, теперь я так хочу тебя, ты представить себе не можешь, как. — Я могу! — восхищенно шепчет Чонгук и резко разворачивает его, прижимает к стене, наслаждается его стоном, и широкой ладонью проходится по сильным грудным мышцам, по твердому прессу, под ним не омега. Юнги хоть и миниатюрный для альфы, но все же альфа. Он не мягкий, не хрупкий. Он клыкастый и рычащий. Он сильный. Но он под ним. И он требует: — Блять, Чонгук! — он перехватывает руку и кладет на свои джинсы, там где недвусмысленно выпирает член. Чон улыбается в его губы и лижет их. Перехватывает чужую губу, кусает, оттягивает. Юнги больно и так хорошо от этого. Чужая ладонь быстро расправляется с ширинкой и проникает под белье. Юнги жмурится. До чего же приятно. До чего же приятно когда вот так.       Через минуту они уже падают на постель. С Юнги слетает футболка, брюки, белье, он полностью нагой перед ним. Чонгук вгрызается в его шею. Он не может пометить его, но запах останется. Такое глупое желание присвоить. И Юнги позволяет это, он ногтями царапает его спину, оставляет россыпь фиолетово-красных засосов, трется членом о его живот, узловатыми пальцами тянется к чоновым штанам стягивает до туда, до куда способен дотянуться, после подталкивает ногами, Чонгук помогает. Он хватается за крепкие бедра и трется с ним промежностями. Альфы стонут в унисон. В голове полнейший туман, но Чонгук достает смазку откуда-то из тумбы, Юнги совсем не замечает в какой момент в него погружается палец, он был так расслаблен, что это первое проникновение проходит совершенно безболезненно. Но после он напрягается, волнуясь. — Я не смогу потечь, Гук. И я буду менее податлив. — Я знаю, хен, — успокаивает он, ласково гладя его по щеке, убирая волосы. — Хен, — громче зовет он Юнги. — Да? — Я люблю тебя. — Мхм, — на грани от скулежа мычит он, в глазах блестят бусины слез, это слишком трогательно. Нет, он пока не готов ответить тем же, он чересчур запутан, чтобы сказать то же самое. Но он принимает чужие чувства. Понимает и принимает. Гук это знает, он не настаивает и не ожидает. Ему достаточно того, что есть. Только он не знает того, что Чимин любит их обоих, Юнги скрыл это, не сказал, не предупредил. И он так боится, что если бы он рассказал об этом, Чон ни за что бы не согласился быть с ним этой ночью. — Расслабься. Юнги выдыхает. Чон проталкивает второй палец и массирует круговыми движениями, помогая привыкнуть, пытается нащупать простату, она у альф такая же чувствительная. Юнги ахает, и откидывается на подушки, шире раздвигает ноги, позволяет Чонгуку обласкать его, занежить, залюбить. Так к нему никто никогда не прикасался и ему действительно кажется, что теперь он умрет без этого. Теперь он будет зависим от того, как это — быть слабым, как это отдаться кому-то, отдаться Чонгуку. Младшему альфе, что пахнет потрясающей мелиссой. Тот же кусает его пресс, косые мышцы живота, бедренные косточки и касается где-то внутри там, где Юнги никогда бы не смог коснуться сам. Там словно рычаг, нажав на который, Чон снял все ограничители. Мин подается бедрами навстречу и высоко вскрикивает: — Еще! Чонгук не медлит, обильно смазывает пальцы и резко входит тремя. Юнги выворачивает на постели, он вцепляется клыками в альфью железу. Чонгук стонет и интенсивно двигает пальцами, выбивая из чужого рта новые звуки, до которых он жаден. — Войди! Я хочу тебя, Чонгук! — он совершенно разбит. Гук закатывает глаза и вновь припадает к желанным губам. Сам жмурится от такой ментальной стимуляции. Слышать это из таких любимых уст, слышать от того, от кого никогда в жизни не рассчитывал это услышать. Не мечтал даже. Сегодня утром он просто шутил, думал, тот смутился, тот будет стесняться из-за его внезапных признаний, ему было весело подначивать старшего. Когда он увидел сообщения, подумал было, Юнги придет чтобы расставить все точки над “i”, скажет, чтобы тот перестал шутить над ним, и это было бы абсолютно ожидаемым требованием. Он вытаскивает пальцы и тянется к презервативу, но Юнги перехватывает его руку и переплетает пальцы. Другой рукой берет смазку и обильно поливает ей переплетенные ладони. Чонгук как завороженный смотрит на его действия. — У меня пол года никого не было, — шепчет Мин. Он кивает. Обе руки опускаются на член Чонгука. Гладят, смазывают, ласкают. Юнги другой рукой давит на чужие бедра, помогая приблизиться, подталкивает, разрешает. Он отстраняет руку и его собственные бедра взмывают вверх. Чон поддается требовательным действиям и медленно, чувственно толкается. Ловит чужой вздох губами, целует и гладит его тело ладонями, нежно касается темных сосков, ест его своими глазами, восхищается светлой кожей, погружается полностью, выбивая из легких Юнги последний воздух. У того слезятся глаза, но лицо озаряет шальная улыбка. Он трется щекой о татуированную руку, поворачивает голову, обхватывает губами крупные пальцы, облизывает их, покусывает и посасывает, плотно обхватывая мягкими щеками. Чонгук закусывает губу и двигается назад, чтобы вернуться сразу же. Юнги сводит брови вместе и кивает, подмахивает. Он выпускает пальцы изо рта и просит: — Выеби меня, я не хрустальный, не сломаюсь. Чонгук с рыком сгребает альфу в свои объятия и срывается. Он двигается, двигается так, как еще ни с кем и никогда не позволял себе. Не потому, что сейчас Юнги он уважает меньше, потому что именно Юнги попросил об этом в такой формулировке. Ранее было нежно, было сладко, было терпко. С Чимином было волнительно. С Юнги он пьян. Юнги его заводит не хуже любого афродизиака. Не может быть, чтобы ему не было больно от такого напора, но он по-настоящему наслаждается этой болью, Чонгук может почувствовать это в его счастливом феромоне, где нет места страху и любой другой негативной эмоции. Он поднимается и выходя, разворачивает альфу, укладывает к себе спиной, перехватывает под животом и дергает вверх, припадает к его судорожно закрывающейся дырке губами, наслаждается новым визгливым вскриком. — Повяжи меня, альфа! — в голосе слышатся слезы, но это хорошие слезы, оба это знают. И Чонгука пробивает от этой просьбы. Дыхание перехватывает. Но теперь он не чувствует себя дискомфортно. От того ли, что под ним альфа? От того ли, что это Юнги? Он не знает, знает только то, что он жаждет исполнить эту просьбу. Когда альфа подчиняется так, невозможно отказать, просто немыслимо. Он перед ним настолько уязвим, просто невообразимо. Он — раскрытая раковина, показавшая свое мягкое хрупкое нутро, позволившая забрать свою жемчужину, разве может Чонгук так пренебрежительно отказываться от такого драгоценного подарка? Он ныряет вновь, постигает чужие океанские глубины, лишает воздуха, лишает возможности говорить, из альфы только немой крик наслаждения вырывается. Юнги тонет в своем удовольствии и чувствует себя полнее любого океана. *       Во втором часу ночи Чонгук отнес обессиленного Юнги в ванную. Он наполнил ее теплой водой и растворил в ней ароматную бомбу, когда-то она затерялась у него в ящике с ванными принадлежностями. Юнги довольно простонал, когда он погрузился в нежно-розовую ароматную воду. Он засыпал от утомления и от слез. — Чувствую себя, словно заново родился, — хрипло пошутил он, несмело улыбаясь. Говорить было сложно, и не только из-за сорванного голоса. Ему думалось, что там, в спальне, они действительно стали ближе чем когда-либо были и когда-либо станут. Юнги казалось, если будут много говорить, потеряют этот момент. Чонгук молчал. Он стоял, не зная куда себя деть. Хотел было предложить помощь, но испугался смутить его. — Почему ты стоишь? Не хочешь присоединиться?