Заколдованные сны и всё, что с ними связано

Ему опять (последнее время чаще обычного) снится этот сон-воспоминание. Ремус не помнит, когда полное откровения зрелище вторгалось к нему в сознание последний раз смазанной яркой вспышкой, оставляющей после себя напряжение в теле и ломоту в костях, но теперь же, с тех пор как Люпин перебирается в Хогвартс (или скорее возвращается в родные стены) в качестве преподавателя сон преследует его. Возможно, дело тут в том, что и Снейпа, который принимает активное участие в провокационном сне, он не видит до этих дней с момента выпуска из школы. Теперь же Снейп мелькает перед его глазами чаще, чем хочется, если уж говорить откровенно. Но стоит отдать должное длинноносому профессору, тот игнорирует (или пытается) существование Ремуса, словно не он много лет назад вытворил то, что теперь влажным сном терроризирует спящего Люпина. И в самый разгоряченный момент, когда язык юного Снейпа оставляет влажную дорожку на… раздаётся оглушительный стук в дверь. Старые подштанники Мерлина, ну хотя бы насладиться сном, а потом счастливо подрочить ему позволят? Ремус разлепляет глаза и подрывается с кровати, на ходу завязывая полосатый халат, потому что настойчивый звук никак не прекращается, а значит остаётся только открыть дверь незваному гостю. Возможно, Ремус и не против увидеть на пороге Снейпа после того, что в его сознании ещё кажется явью, но там, конечно, оказывается она. – Ох, профессор Люпин, какое счастье, что вы живы! – своим потусторонним голосом говорит Сивилла Трелони, поправляя огромные очки. – Я спешила сюда сказать вам, что кто-то ужасный следует за вами тенью. Вы должны быть осторожны! Ох, умоляю вас! – Сивилла, я уверен, что запирал дверь своего кабинета вечером. Как вы оказались здесь? – озадаченно спрашивает Ремус, игнорируя её опасения (десятые с начала учебного года). Объяснить его замешательство очень просто. Жилая комната профессора Защиты от Тёмных искусств находится прямо за учебным классом, и Ремус помнит, что закрывал вчера вечером класс на замок изнутри, наложил заклинание и с чистой совестью отправился спать. Но посмотрите-ка, не для всех закрытые двери являются помехой. А Минерва МакГонагалл ещё считает профессора Трелони слабой волшебницей. Единственный выходной на неделе, а Сивилла с ранья – ещё птицы даже не успели проснуться – стучится в его покои. Он не успевает завязать нормально халат, что позволяет профессору Трелони смотреть на тёмные кудри на его груди, словно она собирается разглядеть сквозь них очередное смертоносное пророчество. – Сегодня я встала раньше солнца, чтобы провести древний ритуал и погадать на коллекции моих редких драгоценных камней, – говорит Сивилла, игнорируя вопрос Ремуса. – Вы бы видели их, если бы пришли в мой кабинет, но вы, увы, до сих пор не пришли ко мне, – она издаёт всхлипывающий звук. – Так вы заглянули сквозь лазурит или кварц и увидели, что кто-то меня преследует? – уточняет Ремус, начиная, впрочем как и всегда, веселиться с этой ситуации. – Вы абсолютно правы. Как же тонко вы чувствуете! – с придыханием произносит она. – В кварце таится сердечная чакра, которая в нужный момент расскажет самую необходимую информацию, как и произошло в этот раз, – профессор Трелони замечает тень его улыбки и с недовольством говорит: – но я вижу, что вам это всё неинтересно! Её губы начинают дрожать, а в глазах появляются слезы, увеличенные в стократ из-за толстых стёкол очков. Сивилла сильнее натягивает свою разноцветную шаль на плечи. Она прежде ни разу не шантажировала Ремуса, чтобы попасть в его спальню, но, кажется, ничто не способно остановить её, чтобы оказаться ещё ближе. – Ну, что вы, дорогая Сивилла, – покорно говорит Ремус, снедаемый любопытством, что же она будет делать дальше, – я благодарен вам за проявленную бдительность в мою сторону, просто вы несколько озадачили меня своим напором в столь ранний час. – Ах, но я не имела права медлить! – понижает свой голос профессор Трелони и одним уверенным движением отодвигает Ремуса, чтобы пройти в его спальню. Сложно отказать гостю, который сам себя пригласил, поэтому Ремус покорно закрывает дубовую дверь и следует вглубь комнаты за скрюченной фигурой. – Понимаете, вы, мой дорогой несчастный, камни замечательнейшие проводники, они так много могут рассказать, – уверенно говорит профессор Трелони, располагаясь в единственном кресле в комнате. – Я думал, что камни могут помогать только своему владельцу, – тихо замечает Ремус, не решаясь сесть на стул, ведь тогда оголяться его ноги или, не дай Мерлин, пах, и в этом случае не будет никакой возможности избавиться от неё. – Истинные провидцы, наделённые Великим даром, могут использовать магические камни для гораздо большего. Просто нужно всю себя сосредоточить на другом человеке и тогда придёт ответ. А я, конечно же, думала о вас. К сожалению для Ремуса, он вкурсе о думах профессора Трелони. И, к ещё большему его сожалению, вкурсе весь преподавательский состав, а, возможно, эта информация скоро перестанет быть секретом для учеников, что станет просто катастрофой. Не так, конечно, Ремус представлял свой преподавательский год. Едва ли и Дамблдору, предложившему ему должность преподавателя от Тёмных искусств, могла прийти в голову такая идея. Но, вот ведь сложность, профессор Трелони, впервые увидев его в учительской, в которой она оказалась по чистой случайности – ведь все знают, что она крайне редко покидает своё убежище в башне Астрономии, – как самая глупая школьница, заинтересовалась Ремусом Люпином. Разве не хватает Ремусу проклятия луны? Так теперь над ним грозовыми тучами висят бесконечные предсказания смерти, которая, судя по словам и рвению профессора Трелони, идёт за ним по пятам, как верный пёс (от этого сравнения выступает холодный пот). Сивилла предпринимает достаточно попыток очаровать Ремуса и пригласить его к себе в башню, но тот всё время находит предлоги избежать столь любезного предложения. Преподавательский состав иногда даже приходит ему на помощь, когда им удаётся сдержать веселье. Так однажды в четверг после дождичка, когда Ремус не находит предлога для отказа и даже смиряется с участью подняться по многочисленным ступеням к незапертому люку, профессор МакГонагалл задерживает его в учительской примерно на сорок минут на тему необходимости обсуждения с учениками старших курсов недейственых, но популярных способах борьбы с вампирами. После такой бурной беседы он никак не может явится к ожидающей его Сивилле, потому что на вечер ему предстоит отработка с одним непрошибаемым тупицей – Гойлом, который зачем-то приходит с Крэббом. Профессор Трелони после этого случая обижается так сильно, что целую неделю не покидает своего кабинета. Что ж, это очень приятная неделя, но всему хорошему свойственно когда-нибудь заканчиваться. Так происходит и в этот раз, и теперь профессор Трелони сидит в его любимом кресле и рассказывает очередное страшное предвидение касательно судьбы Ремуса. – Клянусь вам, профессор Люпин, – однажды ядовито говорит Снейп, – когда-нибудь она затащит вас к себе и вы оттуда никогда не выберетесь. Я бы посмотрел на ваши муки. – Мне казалось, профессор Снейп, что вы предпочитаете смотреть на мои голые ступни, – учтиво отвечает Ремус, что вызывает нервную ухмылку у собеседника. Ремус выплывает из воспоминаний и сосредотачивает внимание на преинтереснейшем настоящем. Только сейчас Ремус обнаруживает, что кажется, на ней лишь ночнушка и шаль поверх. Он действительно начинает беспокоится, что не сможет правдами и неправдами выпроводить её из своей спальни. Эта мысль приходит ему в голову, как раз в тот момент, когда её глаза хищно остановливаются на незаправленной кровати. – Как все-таки обычным людям, не обладающим даром ясновидения, легко живётся. Я почти неделю не могла сомкнуть глаз, боясь за вас, вы же, кажется, совсем не отказывали себе во сне, – топорно говорит она, поправляя шаль. – Благодарю, что взяли на себя беспокойный сон, – учтиво отвечает Ремус, всё ещё возвышаясь над ней в ожидании. Не желая слишком форсировать события, Ремус даже готов предложить ей чашку чая, но тихий стук в дверь избавляет его от этой участи. За дверью стоит Северус Снейп – главная летучая мышь школы. Ремус уже успел отогнать от себя остатки липкого сна, поэтому совершенно незаинтересован в тет-а-тет с мышами-переростками, но, может быть, если запустить его в комнату, где уже сидит Сивилла, получится что-то забавное. – Прошу прощения, профессор Люпин, но дверь в ваш кабинет была открыта нараспашку, поэтому я позволил себе постучаться сразу в вашу спальню, – со всей учтивостью говорит стоящий на пороге Северус, с губ которого разве что яд не капает. – Хотя, помнится мне, одно из правил, установленных нашим уважаемым директором, было соблюдение безопасности в стенах школы, что, безусловно, включает в себе закрытие кабинета на замок в отсутствии в нём учителя. Но вы, – он кривит губы в гадкой усмешке, не отрывая тёмных глаз от точки за спиной Ремуса. – Столь необычны, что, конечно, же не подчиняетесь правилам. Как я мог забыть! – Благодарю вас профессор Снейп, за то, что освежили в моей памяти некоторые существенные аспекты, соблюдение которых обязательно, – также церемониально начинает Люпин, настроение которого резко улучшается от комичности ситуации. – Но смею отметить, чтобы вы не смогли составить обо мне плохого мнения, – Северус хмыкает на этих словах, одним лишь этим показывая, что мнение уже давно составлено. – Я закрывал дверь на ключ и даже заклинанием на ночь, но у меня был ранний гость, для которого человеческие препятствия являются лишь условностями. Снейп поджимает губы, когда переводит взгляд и видит профессора Трелони в кресле, сильнее кутающуюся в шаль, словно этим она сможет скрыть свои грустно висящие груди под тонкой ночнушкой. – Не хотите ли к нам присоединиться, профессор Снейп? – неожиданно для всех спрашивает Ремус. – Я вижу, что вы уже со своим напитком, а у нас как раз раннее чаепитие. Ремус кивает на бокал в руках Снейпа. И хоть он знает, что бокал этот предназначен ему, ведь он единственный оборотень в этой комнате, а зелье ни что иное как Волчье противоядие, он не может отказать себе в шалости посмотреть на лица двух профессоров, томимые обоюдной неприязнью. И то ли в глазах Ремуса столько мольбы, то ли Снейп преследует свои выгоды (от проницательного наблюдателя не укрылось, как взгляд Северуса практически опустился до голых лодыжек Люпина), но он неожиданно приходит ему на помощь. – Мне нужно обсудить с вами урок для пятикурсников, который мне придётся провести в ваше отсутствие. Не соблаговолите ли вы поделиться своими наработками и учебными планами? – О, благодарю вас, профессор Снейп, что вы обратились ко мне по этому щепетильному вопросу, – почтенно отвечает Ремус, пропуская Снейпа внутрь комнаты. – Мы уже изучили способы защиты от Империуса, поэтому смело готовы окунуться в изучение инферналов. Как вы отнесетесь к тому… Громкий грудной всхлип прерывает Ремуса. Оба мужчины поворачиваются в сторону профессора Трелони, которая прижимает руки к груди. – Прошу прощения, коллеги, – тусклым голосом начинает она, – но я вынуждена удалиться. – Сивилла поднимается с кресла и вперяет свои выпученные глаза в высокую фигуру Ремуса. – Подумайте о моих словах, профессор Люпин. – Конечно-конечно, Сивилла, я приложу все усилия, чтобы избавиться от этого преследователя, – заверяет её Ремус, пытаясь сохранить серьёзное выражение лица. – Ещё раз благодарю вас за беспокойство. Они кивает и идёт к выходу, обходя Снейпа по дуге (насколько это возможно в маленькой спаленке, заваленной книгами и обертками от шоколадных конфет). И уже у самой двери профессор Трелони оборачивается, поднимает глаза к потолку и загробным голосом сообщает: – Совсем скоро один из нас, находящихся в этой комнате, проявит свою звериную сущность. – Надеюсь, он сможет вернуться обратно к своему человеческому образу, – бормочет Ремус, закрывая за ней дверь, и уже не скрывая улыбки. Словно по почти полной луне не ясно, что этим человеком из них троих будет именно Люпин. Ну что ж, с таким предсказанием тяжело поспорить. Его маленькая спальня словно выдыхает, когда их остаётся двое – едва ли эта комната была рассчитана на приём хотя бы одного гостя. Ремус поворачивается к ожидающему Снейпу. Тот ставит дымящийся бокал на маленький столик рядом с креслом, на котором покоятся эссе по дементорам и томик магловской книжки. – Необходимо выпить сразу, – безапелляционно говорит Снейп. – Конечно, – согласно кивает Ремус, – я запомнил это ещё, когда вы принесли мне первый бокал, а этот по ощущениям уже сотый. – Я решил напомнить, потому что беспокоюсь, что хоть что-то осталось в вашей голове после этого полураздетого перформанса в пять утра. Мужчины обмениваются понимающими улыбками. – Спасибо вам, профессор Снейп, что так благородно пришли ко мне на помощь, – говорит Ремус, большими глотками выпивая отвратное на вкус зелье. – Вы же не принцесса из этих маггловских сказок, чтобы вас спасать, многоуважаемый профессор Люпин, – столь же чопорно отвечает Снейп. – Но будь я ею? – на пробу спрашивает Ремус. – Я бы предпочёл вас спасти, но, увы, мне этого не удалось, – отвечает Северус, и Ремус слышит печаль в его голосе. Снейп разворачивается на каблуках и твёрдым шагом идет к двери. – Профессор, – окликает его Ремус, – вы что-нибудь слышали о заколдованных снах? – Это древнее искусство, передающееся из поколения в поколение в волшебных семьях, но вряд ли сейчас хоть один из ныне живущих владеет этой магией разума, – спокойно отвечает Снейп. – Знаете ли, – Ремус делает мягкий шаг в сторону Снейпа, словно сила волка уже взыграла в нём и ему ужасно хочется поймать добычу, – мне снятся сны. – Каждому из нас снятся сны, – нетерпеливо обрывает его Снейп, разворачиваясь к собеседнику всем корпусом. – И вместо того чтобы напрямую меня спросить о разнице, вы предпочитаете обходными путями сделать, так чтобы я рассказал сам? Ну что ж, вот мой ответ, на ваш невысказанный вопрос: отличить обычные сны от заколдованных очень непросто. Для этого нужно быть искусным магом в Тёмных искусствах. Надеюсь, вы себя таким не мните. – Я не планировал вознести себя до сильнейших магического мира, – лукаво говорит Ремус, приближаясь. – Но все-таки определённые закономерности заставляют меня задуматься о том, что я вижу именно заколдованные сны: одна и та же сцена, которая преследует меня из ночи в ночь на протяжении очень долгого времени, детали всегда такие чёткие, словно это сконструированное воспоминание с целью сказать мне что-то приятное… С каждым шагом он видит, как глаза Снейпа опускаются к его ногам и наконец-то летучая мышь попадается на крючок. Северус в упор смотрит на голые ступни Ремуса, и мимолетная дрожь желания перекашивает его лицо всего на долю секунды, но Люпин, конечно, замечает её, пристально следя за чужой маской. – Ну что ж, если этот сон приносит вам наслаждение, то советую поддаться, – отрезает Снейп, отрывая глаза от обнажённой кожи, и рывком покидает спальню Ремуса, оставляя того заливаться смехом. Его личная жизнь, если так можно назвать то время, которое он проводит не за преподаванием, очень смешная. Преподавать оказывается тоже очень весело. Он наслаждается тем, какие гриффиндорцы упрямые, пуффендуйцы доверчивые и открытые, когтевранцы сообразительные, а слизеринцы… ну что ж, должна же быть ложка забродившего зелья в новом котле. Хотя Ремус знает, что проблема не в самих слизеринцах, а в их родителях, которые воспитывают своё чадо, слишком часто говоря ему, как оно прекрасно и божественно, поэтому неудивительно, что это наносит определённый неприятный след на их характер. Ремус из первых уст знает, как много тайн и правил скрываются за прочным налётом стыда в сердцах этих детей – у него у самого когда-то был такой друг, который всё ему и поведал, но сейчас Ремус предпочитает не вспоминать этого человека. В своей собственной голове он не произносит даже имя этого мерзавца, грязного предателя и когда-то преданного друга. Теперь же Ремус может только голову посыпать пеплом, что не разглядел этой змеиной двуличности раньше, но едва ли это хоть как-то ему поможет. Именно поэтому он соглашается помогать Гарри во всём, о чем тот только попросит, а просит он пока о малом. Ремус даже благодарен профессору Трелони, добивающейся его внимания, и перепалкам со Снейпом, и витиеватым рассуждениям о судьбах Волшебного мира с Минервой МакГонагалл, и редкими отеческими вечерами с Дамблдором – ведь всё это помогает ему отвлечься от личной трагедии и с головой окунуться в творящийся вокруг комедию. Следующее, что делает Сивилла Трелони, чтобы заполучить в свои магические сети Ремуса, – это отвар на сборе волшебных трав, которые должны помочь увидеть опасность в окружающих его людях. Профессор Трелони говорит, что нужно опасаться большого чёрного пса, который скалит зубы, и Ремуса передёргивает от страха, потому что он-то точно в курсе о какой собаке идёт туманная речь этой женщины. И, возможно, страх за собственную жизнь (впервые такой реальный со времён Первой войны), или общая слабость после полнолуния, которая повлияла на его сообразительность, но Ремус доверчиво берёт горячую чашку из длинных пальцев, на каждом из которых нанизано минимум по три кольца. И, конечно, это оказывается стратегической ошибкой. Дикий жар обжигает его пищевод, желудок и рот после первых же двух глотков. Ремус бы закричал, но всё, что ему удаётся, – это жалкие всхлипы и попытки вдохнуть полной грудью. Профессор Трелони испуганно прижимает руки к груди и снимает одно из колец с пальца, прикладывая к кадыку корчащегося Ремуса. – Это бирюза, она снимет сглаз, – лепечет она, тыкая камнем ему в шею. – Дорогой мой, да вас сглазили! Я же предупреждала вас… Она продолжает говорить, но Ремус не слушает, а стремглав несётся по коридорам к лучшему зельевару, оставляя растерянную профессор Трелони в одиночестве. Ремус вваливается в класс Снейпа и падает с ног, задыхаясь. Стоит отдать должное бывшему шпиону, Снейп очень быстро оценивает ситуацию и засовывает в глотку Ремуса беозарт. – Так печально осознавать, что некоторые из нас не умнеют со времён старшей школы, – ядовито цедит Снейп, поправляя мантию, когда приступ отступает. – До сих пор тянете в рот, что попало, профессор Люпин? Ремусу так плохо, что только спустя несколько секунд он осознанет, что лежит головой на коленях Снейпа, а тот в свою очередь перебегает его кудри, видимо, забывшись, но, как только он замечает осознанный взгляд Люпина, отдергивает руку, словно обжегшись. Ремус скомкано поблагодарит зельевара и поднимается с пола, где они оказались по воле роковой судьбы или лёгкой руки профессора Трелони, но крепкая костлявая ладонь опускает его на ближайший стул. – Вам нужно выпить зелье, способствующее заживлению, – уверенно говорит Снейп, уже потеряв всякий интерес к Ремусу, и направляется к шкафу с ингредиентами. – К тому же я не позволю вам уйти и не рассказать эту замечательную историю вашего позора. И Ремус вынужден остаться, потому что, во-первых, не в его интересах злить человека, который если что может спасти ему жизнь, ведь нельзя ожидать, что профессор Трелони так легко отступится, а, во-вторых, жжение хоть и уменьшилось, но не исчезло вовсе, поэтому он не против выпить зелье, которое избавит его от этого неприятного ощущения, ну и, в-третьих, Снейп всё равно узнает эту историю от других учителей, так почему бы не рассказать её сейчас. Следуя такой логике, Ремус рассказывает, как профессор Трелони подкараулила его в его любимом укромном уголке и предложила чай. Ничто не предвещало беды, а теперь Ремус сидит здесь, наблюдая, как летают длинные пальцы, нарезая ингредиенты и отправляя те в котёл. Снейп хмыкает. – Предполагаю, в её сборе была полынь, потому что её запах очень хорошо скрывает запах хереса, к которому Сивилла неравнодушна, а значит, любит сувать её везде, – рассудительно говорит Снейп, закидывая в котёл мелко нарезанный бобовый стручок. – Вот только она не подумала, что полынь в сочетании с аконитом, которым вы напичканы сполна за прошедшую неделю, могут дать сильную аллергическую реакцию, способную в самых тяжёлых случаях убить человека. – Нужно будет сказать ей, что вряд ли от такого может спасти бирюза, – бормочет Ремус. Снейп отрывается от наблюдения за зельем и с непониманием, написанным на его лице, поворачивается к Ремусу. – Аллергия способна убить, не думаю, что здесь есть место для шуток, хотя, зная вашу любовь к веселью, могу предположить, что вы находите его и здесь, – Снейп поджимает губы и вновь отворачивается к котлу. Ремус почти готов сделать вид, что не заметил взволновано раздувающихся ноздрей, когда Снейп посмотрел на него. – Вы уже приводили этот довод, я нахожу его убедительным, не обязательно повторять ещё раз, – в тон отвечает ему Ремус. Снейп вздергивает бровь, но ничего не говорит. Маленьким черпаком он наполняет бокал молочной жидкостью, так напоминающей сперму, что Ремус сдерживает всего себя, чтобы не пошутить на этот счет. Ремус с благодарностью принимает бокал и делает первый глоток. На вкус всё та же сперма, словно Снейп с себя её сцеживал. Но облегчение приходит сразу же, успокаивая воспаленную слизистую, обычная сперма никогда не показывала таких результатов. Ремус не ждёт, что профессор Трелони приедет за ним сюда. Видете ли, Сивилла недолюбливает или боится Снейпа, а, может, всё вместе. И, смотря на эту сгорбленную, что-то зло бормощую на грани слышимости фигуру с сальными волосами и длинным крючковатым носом, Ремус может её понять. Хотя он-то знает, сколько вожделения и покорности может быть в этом угловатом теле. И раз уж он оказался здесь, то не может отказать себе в хождении по краю чужого терпения. – Я ходил в библиотеку, – начинает Ремус. – Удивительно, но я догадывался, что вы умеете читать, – фыркает Снейп. – Искал информацию о заколдованных снах, – спокойно продолжает Ремус, игнорируя чужой выпад. – Ее, к сожалению, ничтожно мало. – И что же пишут в книгах? – совершенно незаинтересованным голосом спрашивает Снейп, но Ремус замечает, как пальцы сильнее обхватывают край стола. – Мол, техника выполнения таких снов схожа с лигилименцией, но гораздо сложнее в исполнении, ведь процесс сна более сложный, чем бодрствование. По сути, эта вся информация. – Зачем вы мне это рассказываете? – Должны же мы о чём-то говорить, пока я восстанавливаюсь, – беспечно пожимает плечами Ремус, прикладываясь вновь к бокалу. – Я бы предпочёл помолчать. Люпин кивает, принимая чужие условия. Всё равно Снейпу не отвертеться от этих разговоров. Расставлять ловушки любимая игра Ремуса. И, судя по всему, не его одного. Его опять преследует этот полёт во сне. Он летит через узкую трубу с огромной скоростью, а вокруг сверкают огромными телами звезды. Полёт такой длинный, что когда он падает на пол класса рун, то вскрикивает от боли. Он оглядывается, заранее зная, где оказался и что увидит. В дальнем тёмном углу сидит он сам (молодой и тощий), напуганный, но готовый идти до победного конца (оргазма), а в его ногах расположился молодой Северус. Снейп не смеет поднять на него взгляд, смотрит строго вниз, а на его коже расцветают багряные цветы стыда. Он смотрит на эту картину одновременно глазами себя-сидящего-перед-Снейпом и себя-наблюдающего, и это лишь усиливает эффект. Ремус знает, хоть и не видит, что за окном весна в самом разгаре, впереди у них экзамены и война, но Снейп в этом закрытом классе явно не убить его хочет. Снейп утыкается в его колени и сжимает тонкие щиколотки до тихого вскрика боли. Ремус дёргает ногами, пытаясь избавится от костлявых оков, но Снейп, словно очнувшись от такого сопротивления, отпускает одну ногу, а вторую, ухватив за стопу, поднимает выше к своему прыщавому лицу и оставляет лёгкий поцелуй на косточке рядом с большим пальцем. Ремус не дышит, сильнее хватается руками за сиденье стула и наблюдает, как лицо, вечно искривлённое в брезгливом выражении, приобретает томные краски. Они оба одеты, застегнуты на все пуговицы, единственный обнажённый участок – это стопы Ремуса, но ощущения такие, словно они голые. Возможно, даже без кожи. Снейп проводит влажные дорожки, забираясь языком меж пальцев. Ремус фыркает и смеётся, потому что это щекотно: и когда Снейп напрягает язык и рисует им что-то на своде стопы, и когда он покусывает пальцы, и когда он заглатывает и делает что-то языком, что вызывает скорее всхлип, чем смешок. Северус долго изучает одну стопу, а потом переходит ко второй и вытворяет с ней всё, что заставляет Ремуса сжимать побелевшими пальцами стул и терять связь с реальностью. Ремус чувствует, как пульсирует член в штанах. Его поражает, что он находит покорность Снейпа и его нездоровую увлечённость ногами Люпина ужасно возбуждающими. Такое увлечённое выражение лица Снейпа Ремус видел лишь на зельеварении, когда Слизнорт позволял им заняться творчеством и создать что-то своё. Но что-то ещё мелькает на этом бледном лице – истома, словно Снейп изнывает от желания. Снейп трётся щекой и покрывает поцелуями сначала одну, а затем другую стопу. – Я знаю, что гублю себя, играясь с тобой, – шепчет Снейп, вытирая влажный подбородок, и надевает носки на ноги Ремуса, целуя каждый пальчик, запрятанный в хлопок, – но не могу себе запретить думать о тебе, как бы не пытался. Он шепчет это куда-то в район ног, и Ремус даже начинает опасаться, а не отрубит ли Снейп сейчас ему конечности. Он дёргается, пронзимый страхом, но Снейп крепко держит своими костлявыми пальцами. – Поздно рваться, пташка, – говорит он, беря правый ботинок Ремуса. Он обувает Ремуса, методично поправляя язычки и зашнуровывая ботинки, отряхивается брюки и поднимает глаза, наконец-то встречается с взглядом Люпина, но с колен так и не встаёт. Кровь бьёт в голове так сильно, что Ремус слышит свой голос через толщу воды. – Я могу кончить тебе на лицо, тебе должно понравиться. Глаза Снейпа вспыхивают таким огнём, что у Ремуса даже мелькает мысль, что сейчас Снейп согласится, но это не больше, чем обычная ненависть напополам с презрением. – Пошёл ты, Люпин, – выплёвывает Снейп. Он быстро поднимается и подпрыгивающим шагом покидает класс, громко хлопая дверью, оставляя Ремуса наедине с его проблемой. Из сна Ремуса вырывает неожиданно, словно кто-то больно ударяет кубком по голове. Он вскакивает на кровати и оглядывается. Конечно же, он в своей спальне – на кресле висит его любимый кардиган, на столике следы от горячего шоколада, научный журнал открыт на новой статье про уменьшение популяции фестралов, связанной с вырубкой лесов – основным местом их обитания. Он спокойно выдыхает, он в безопасности, но кто-то опять побывал в его голове. Ремусу хочется верить, что не его подсознание подкидывает ему это жаркое воспоминание из раза в раз. Нет, он просто уверен, что кто-то пробирается ему в голову и аккуратно помещает это воспоминание в виде сна. И достаточно очевидно, кому может быть интересно так с ним играть. В конце концов, не один Ремус любит веселиться. Но в этом розыгрыше ещё не выявлен победитель, и Ремус планирует забрать себе призовое место. Это случившееся, очевидно, очень возбуждающее недоразумение, произошедшее с ним на последнем курсе Хогвартса, он предпочёл забыть сразу, как за Снейпом захлопнулась дверь в класс, а его собственное напряжение разрешилось спермой в ладони, но, кажется, ни в нём одном взыграло старое мимолётное увлечение при встрече с непосредственным раздражителем. Хотя, если вспомнить, что там шептал Снейп в его волосатые щиколотки, то сложно говорить, что для них обоих это был случайный эксперимент. Ремус устало сжимает переносицу и откидывается обратно на подушку с усталым вздохом. Снейп удобно устроился – возбуждает мозг Ремуса своей подростковой забавой до ярких вспышек, а со стояком приходится разбираться самому Люпину. Если уж и развлекаться, то не только полётами во сне, но и действиями в реальной жизни. Ремус быстро дрочит и думает, что предпочитает более решительных мужчин. К сожалению, не всегда его выбор был верным, но, по крайне мере, его не изводили томлением и невозможностью реализовать своё желание. Он дразнит головку и подкидывает бёдра, ища быстрого удовольствия. Веди себя Снейп так же бесцеремонно, как профессор Трелони, и то толку больше будет. На свою беду Ремус обращается к Сивилле с вопросом о заколдованных снах. Он, конечно, подумывает спросить у Дамблдора, который знает всё и даже больше, но в итоге не решается, боясь увидеть слишком много понимания в глазах старика, или вдруг тот подтвердит слова Снейпа, что в мире не осталось живых, владеющих этим сложным искусством, а это будет значит, что мозг Ремуса играет с ним злую шутку. Также он думает обратиться к другим, более компетентным коллегам, но те выглядят такими занятыми и важными, что Ремус вновь не решается отвлечь их своим вопросом. Стоит только представить, как своим строгим тоном Минерва МакГонагалл поинтересуется, с какой целью он спрашивает, и Ремус, как прилежный ученик, выложит ей историю с этим эротическим сном. Достаточно того, что коллег забавляет только одна история с его непосредственным участием. Таким образом, методом исключения Ремус приходит с вопросом к своему преследователю, умеющему, по его словам, читать ауру других существ. Как и ожидалось, ничего путного профессор Трелони рассказать не может. Сначала она слишком волнуется от неожиданного внимания со стороны Ремуса, перебирая складки своей длинной юбки, потом довольно выпячивает грудь и кокетливо приспускает шаль с правого плеча, наконец, говоря о том, что заколдованные сны – это благословенный поцелуй от седьмого пласта бытия, свидетельствующий о том, что где-то рядом есть наречëнный супруг, которого человек не замечает, лишая себя счастья. Ремус только тяжело вздыхает. Нетрудно догадаться, что под наречëнным супругом профессор Трелони имеет в виду, конечно же, себя – вон как руки на груди подрагивают, а маленькие бусики стучат друг об друга от слишком частого дыхания. Ремусу даже всего на секунду, но хочется рассказать ей, что там за сон, просто чтобы посмотреть на её вытянувшееся от удивления лицо. Если уж по её теории седьмой пласт бытия и хочет намекнуть Ремусу на его избранника, то, скорее, уж на Снейпа. И как Ремус может роптать на судьбу? Водоворот школьных сплетен, бесконечных уроков и свитков домашних заданий, исписанных корявым непонятным детским почерком, захватывает его. Он даже ловит себя на мысли, что благодарен своему пушистому проклятью, которое избавит его от суматохи на ближайшую неделю. Он выпивает последний бокал в этом месяце и кривит лицо. Сколько ни пей, а привыкнуть к этому вкусу так и не удаётся. Впрочем никогда его вторая сущность не приносила ему ничего, кроме ужаса и боли, поэтому Ремус даже не может разозлиться, что и лечение (какое бы оно ни было) тоже не похоже на поедание черничного пирога тёплым летним вечером. Когда он оказывается на четырёх лапах и боль, медленно отступающая, позволяет ему разлепить глаза, за окном уже темно и ученики расселись по гостиным, корпя над домашними заданиями (игрой в плюй-камни), а преподаватели в старых уютных креслах за проверкой (чтением любимых томиков). Ему же остаётся только грустно смотреть в окно. Когда луна отдаёт правление в руки солнца и первые его лучи касаются небосклона, Ремус может с уверенностью сказать, что его передние лапы более волосатые, чем задние, а когти имеет форму, к которой стремятся все семекурсницы. Его мышцы болят и чувствуются неестественно, когда он оборачивается обратно в человека, голова кажется слишком маленькой, а нос вдыхает недостаточно воздуха. Тихий стук в дверь отвлекает его от самобичевания и жалости к себе. На пороге стоит тот, кто действительно разбирается в жалости к себе, поэтому Ремус без раздумий впускает его внутрь, тем более что в его руках чашка со вкуснопахнущим бульоном. – Решил всё-таки постучаться, вламываться в чужие спальни без приглашения прероготива других преподавателей, – с достоинством произносит Снейп, делая очевидную отссылку, и проходит внутрь. – Что же вас привело в столь ранний час ко мне? – говорит Ремус, пряча усмешку, но не веселые глаза, когда они проходят через кабинет в жилую комнату. – Осмелюсь показаться наглецом, но надеюсь, что напиток в чашке для меня. Я, знаете ли, неважно себя чувствую. – Вам не нужно казаться, – бесстрастно чеканит Снейп. – Я позволил себе приготовить противосудорожный отвар. Насколько мне известно, тебя мучает этот недуг после обращений. Ремус с благодарностью принимает чашку и опустошает ее за несколько больших глотков. Он в той же манере благодарит Снейпа и подтверждает его сведения, но не может не позволить себе ремарки: – Это что, то самое утро, когда вы, профессор Снейп, решили перейти со мной на “ты”, вспомнив, что когда-то мы уже были знакомы? – Мне показалось это уместным, ведь я вижу твое исподнее, но, если тебе кажется это фамильярным, профессор Люпин, то, конечно, мы обязаны сделать так, как ты хочешь, – ощетинивается Снейп и опускает взгляд к промежности Ремуса. Ремус сильнее запахивает полы халата, чертыхаясь вслух и оправдываясь неожиданным визитом. – Ах, прошу прощения, что хотел позаботиться о тебе, – Северус прикусывает язык, но сказанное уже нельзя вернуть обратно в его изогнутый недовольством рот. Ремус оставляет тонкий пояс халата в покое и с удивлением смотрит на Снейпа, который, к своему разочарованию, выдает себя мертвенной бледностью. – Ну что ж, мне пора, – упавшим голосом говорит Снейп. – В отличие от тебя у меня сегодня занят весь день, придется заменять постоянно болеющего коллегу. Ремус долго смотрит ему вслед, а потом разражается хохотом. Такие неловкости нравятся ему гораздо больше, чем с профессором Трелони, от одного упоминания которой Ремуса передергивает. Остаток дня он проводит в постели. Следующие несколько недель можно назвать спокойными, он занимается своими прямыми обязанностями, проводит время с Гарри, обучая того магии высшего уровня, изучает его друзей, вспоминает свое прошлое и всячески избегает встреч с профессором Трелони, зато не тяготиться случайными столкновениями со Снейпом, в которых всегда успевает довести последнего до бедности. Его счастье, что всевидящее око профессора Трелони замылилось в последнее время и она не может отслеживать его местоположение. Хотя несколько встреч всё же было, из которых Ремус понял, что Сивилла по каким-то причинам начала ещё больше не любить Северуса Снейпа и старается избегать его, а ещё что она абсолютно забыла, что чуть не убила Ремуса одной чашкой травяного чая. Возможно, конечно, ее обидела та ситуация в спальне Ремуса, где они столкнулись втроем и Северус героически спас Ремуса от ее общества, но никто не собирается перед ней извиняться, как и она за случайное отравление. – П-профессор Люпин, – слышит он загробный голос за своей спиной и тяжко вздыхает. Только ведь подумал, что давненько они не виделись. – Вы не могли бы мне помочь? Ремус оборачивается к ней с любезной улыбкой, спрашивая, в чем заключается его помощь, которую он, в любом случае, готов оказать. – Как видите, мне прислали нового оракула, – она кивает на готическую статую горгульи рядом с собой. – Но он слишком уж тяжелый. Не могли бы вы помочь мне донести его до моего кабинета? Ну, вот она и поймала его, чтобы утащить в своей кабинет. Ремус замечает, как ученики замедляют шаг рядом с ними или вовсе останавливаются, чтобы поглазеть на бесплатное шоу. Ремус не понимает, в чем проблема использовать заклинание с первого курса школы или обратиться к Филчу, но покорно соглашается исполнить ее просьбу. Оракул поднимается в воздух по взмаху его палочки и, направляемый движется вверх по бесконечным лестницам прямо к логову прорицаний. По пути профессор Трелони своим потусторонним голосом рассказывает об удивительных свойствах этой статуи, которую она заказала, чтобы практиковаться с седьмым курсом в пророчествах грядущего. В классе прорицаний душно, везде красный цвет и благовония. Ремусу нечем дышать, но он покорно присаживается на красный пуфик. Профессор Трелони открывает верхний ящичек кухонного стола и достаёт бутылку хереса. В этот момент Ремус понимает, что за знакомый, едва уловимый запах от неё всегда исходит. И в этот же момент кончается его веселье. Сколько времени она проводит в одиночестве с бутылкой в руках? Если дар предвидеть будущее стоит так дорого, то в её случае непонятно, за что она платит. Он останавливает её на третьем бокале. – Я разложила сегодня карты, чтобы узнать, как пройдёт мой день. И знаете, что я там увидела? – профессор Трелони закидывает ногу на ногу и приподнимает юбку, оголяя круглую коленку в яркой колготке, тем самым намекая, что её не остановить. – Не осмелюсь предположить, – говорит Ремус, но всё ещё держит руку над своим бокалом, не позволяя налить сладкий напиток. – Карты сказали, что мы встретимся сегодня с вами. Вы благородно мне поможете и мы отпразднуем это, выпив трижды, – настойчиво говорит Сивилла, не убирая бутылку, наклоненную над бокалом. – Ну как я могу пойти против вселенной, – сдаётся Ремус и убирает руку. Ярко-оранжевая жидкость наполняет его бокал, и хоть это третий по счету он ощущается всё ещё слишком сладко. Приторно, как и сама профессор Трелони, жеманно хлопающая глазами за толстыми стёклами очков, отчего создается впечатление, что она вот-вот взлетит. Её руки нервно перебирают бусины – большие и маленькие – на многочисленных ожерельях. Мысли Ремуса в этой духоте путаются так же, как кудрявые волосы в её бусах, собираются складками, как её кожа в уголках губ. Она спрашивает про планы на вечер, и в его голове начинает трубить колокол. Нужно найти выход, иначе удавка вокруг его шеи затянется так же туго, как ремешок туфель на её щиколотках. – Профессор Снейп ждёт меня сегодня, – находится Ремус. – Мне казалось, он уже достаточно заменял вас в этом месяце, – с её голоса спадает вся напускная загадочность, и он слышит высокие, истеричные ноты. – Что может связывать вас, кроме нужды? И все-таки за всей этой газовой шалью, драматичностью, ясновидением и обилием цветных бус скрывается женщина. И, к несчастью для Ремуса, кажется, профессор Трелони больше не хочет флиртовать с ним, предрекая его скорую кончину. Она поймала его и хочет сожрать, как самка богомола, кончено, после того, как он выполнит свой долг. – Это лишь первый мой год в качестве преподавателя, и так много тонких деталей скрыто от меня. Я хочу попросить совета у коллеги, которого беспрекословно слушаются даже самые нерадивые ученики. – Вы могли бы спросить у меня, – говорит она, выпячивая губу в обиде. – Безусловно, но не осмелюсь. Ведь ваши методы так изящны, вы работаете с третьим измерением, видите суть вещей, что неподвластно такому обычному волшебнику, как я. Как бы он ни пытался подать свой выбор в пользу другого преподавателя в виде комплимента профессору Трелони, но жалобные слезы всё равно блестят за стёклами её очков, увеличенные в сто крат. Оскорблено она ведёт носом и просит его удалиться, так как ему пора на свою сверхважную встречу с абсолютно бесчеловечным преподавателем. С последним Ремусу трудно не согласиться – методы Северуса Снейпа вызывают в нём неприятную дрожь, но если поставить на одну чашу весов профессионализм Северуса, а на другую Сивиллу, то победитель очевиден. Ремус спешит в свой кабинет за свитками с домашним заданием. Он уже в курсе, что посмотрев в свой волшебный стеклянный шарик, профессор Трелони может прочесть там, что нужно обязательно пойти и проведать Ремуса вечером – плавали, знаем – он уже врал ей про свою занятость, а потом Сивилла обнаруживала его в жилой комнате в домашнем халате с чашечкой вечернего чая и, к сожалению, оставалась сама, ведь Люпину не хватало невоспитанности отказаться от её общества. Больше Ремус такого не допустит, он до самого позднего вечера планирует просидеть в кабинете Снейпа вместе с самим Северусом, являющимся воплощением летучей мыши. Ремус достаточно повеселился с помощью этой женщины и каким-то образом пора заканчивать этот спектакль. – Я не ждал гостей, – безапелляционным тоном произносит Северус, едва открыв дверь и увидев взлохмаченного Ремуса с горой свитков в руках. Если и не в методах преподавания, то в методах отказа Ремусу точно стоит у него поучиться. Но вместо этого он научился у профессора Трелони настойчивости и умению игнорировать сигналы собеседника. – Я не могу разобраться в вашем почерке, поэтому абсолютно не понимаю, что вы уже прошли с детьми, – спокойно говорит Ремус, игнорируя стекающую по виску каплю пота. – Поэтому ты принес свитки с домашним заданием, – задумчиво отвечает Снейп, держа гостя на пороге. – В детских почерках тоже ничего не можешь прочесть внятного? Ну так это потому, что ты абсолютно никудышный преподаватель. – Я очень рад, что вы согласились мне помочь и, может быть, дадите парочку ценных советов в преподавании, – игнорируя практически всё сказанное и оставляя лишь желаемое (спасибо урокам, дорогая Сивилла), говорит Ремус, не двигаясь с места. – Первый совет, – говорит Снейп, открывая шире дверь и пропуская Ремуса, – меньше общайтесь с теми, кто в попытках предвидеть будущее упускает настоящее. – Я не в силах повлиять на это, к сожалению, – бормочет Ремус, располагаясь за первой партой. На рабочем столе Снейпа полно свитков, исписанных таким же кривым детским почерком, на некоторых видны следы чернил и слез. Ремус задаёт очевидные вопросы про темы, которые преподавал Снейп, когда его заменял, словно сам до сих пор не в курсе, что дети успели изучить (оборотни для третьего курса, анимаги для пятого). После непродолжительной беседы они оба замолкают, погружаясь в проверку домашнего задания – слышны отрывистые чирканья пером со стороны Снейпа и тихие вздохи Ремуса. В какой-то момент совсем раздосадованный некачественными работам Снейп говорит: – Признайся, Люпин, ты здесь только для того, чтобы помочь своему дружку добраться до Поттера. – Конкретно сейчас я здесь только для того, чтобы избежать общества одного слишком настойчивого человека, – спокойно отвечает Ремус, не отрываясь от пергамента. – А про моих бывших друзей я не хочу говорить вовсе. И мне неприятна мысль, что ты думаешь, что я помогаю убийце. Впервые Ремус ему тыкает, потому что одно упоминание Сириуса Блэка вызывает в нём сильную злость, а уж когда предполагают про сохранившуюся какую-то связь между ними… хорошо, что за палочку в гневе не схватился. – Так моё общество тебе приятно, – хмыкает Снейп. Северус тоже брал уроки у профессора Трелони по умению слышать во фразах собеседника только то, что хочется? Но, кажется, что одна мысль, что Ремус хорошо о нём думает, сменяет его гнев на милость. – По крайне мере ты не пытаешься меня ненамеренно убить или намерено изнасиловать. – Я предпочитаю согласие сопротивлению, – с достоинством говорит Северус, но нотки в его голосе такие необычные, что Ремус напрягается, на секунду даже боясь за свою безопасность. В конце концов, он расслабляется, потому что перед ним сидит всего лишь Снейп, который абсолютно безвреден на сексуальном поле. Хотя именно этот безвредный Снейп с таким упоением вылизывал его ноги и что-то шептал, как сумасшедшая фанатик, миллионы световых лет назад. Они опять замолкают и погружаются в работу. И Снейп через время вновь прерывает их комфортное молчание, разбавленное скрежетом перьев. Ремус как раз читает смешной абзац в работе ученика про происхождение кентавров (что-то про секс мужчины с лошадью), когда Снейп предлагает выпить по бокалу вина. Вообще-то Ремусу на сегодня достаточно трёх бокалов хереса, которыми напоила его Сивилла, но, боясь вернуть Снейпа в скверное расположение духа, он соглашается. Домовики приносят бутылочку красного бургундского, после которого язык Ремуса отказывается выдавать членоразделлыне звуки, а за ним в нерабочее состояние приходят и остальные части тела. И, конечно же, Северусу об этом известно. Ведь на последний преподавательский междусобойчик перед зимними каникулами в учительской они все пили именно это вино и тогда, кажется, Ремус читал магловские стихи о любви и чести профессору Трюк и без конца танцевал с профессором Стебль под рождественские песни, а после уснул ненадолго в кресле, разлив остатки вина из бокала прямо на свой свитер, и проснувшись уговаривал всех пойти искать арктических муратонов на берегу Чёрного озера. Ремус до сих пор не знает, о каких муратонах (а уж тем более арктических) вёл речь. – С каких пор бывшие гриффиндорцы трусят? – правильно расценив его замешательство, спрашивает Северус. – Мы же не планируем пить до состояния, когда тебе захочется узнать, какие на вкус черви, вымоченные в соке бадьяна. Что ж, этот момент Ремус вообще не помнил и знать тоже не желал, но разве Снейп делает что-нибудь исходя из удовлетворения других? Ремус отважно решается на глоток, чувствуя, что он попался на самую простейшую манипуляцию. – Надеюсь, ты не позволил мне узнать их вкус, – бормочет Ремус, пытаясь вернуться к теории ученика о кентаврах. – Минерва запретила потакать тебе, но как будто бы я пустил тебя в таком состоянии в свой кабинет. И хоть голос Снейпа абсолютно безразличный, Ремус отчего-то не верит, что тот готов был подвергнуть его такой опасности. Гора свитков перед ними словно не уменьшается, и Ремусу уже хочется начать выть, а после второго бокала это желание лишь усиливается. Он уже даже в какой-то мере ждёт и надеется, что Снейп в очередной раз прервет их рабочий процесс. Но всё что тот делает – это подходит, чтобы подлить вина. – Так какие ещё мудрые советы ты хотел мне дать по поводу преподавания? – не выдерживает сам Ремус, уже не желающий прилежно проверять детские работы. – Мой основной совет будет таков, – говорит Снейп, но бутылка замирает в воздухе в небольшом наклоне, – тебе вообще не нужно преподавать. Некоторые люди просто для этого не созданы. – И для чего же создан я? – усмехается Ремус, смотря в такие же шальные глаза. Ох, они ходят по очень тонкому льду. Он чувствует это кожей и мурашками на ногах. – Ты… Ты, – Снейп тычет в него пальцем и едва задевает кончик носа, – ты создан для удовольствий. Ремус откидывает голову и громко смеётся. Предложение звучит максимально абсурдно. Он всё время думал, что создан для боли и страданий (спасибо, луна), а тут заявляют абсолютно иное. Раньше Снейп не был замечен в хорошем юморе. – Ты так говоришь только потому, что хочешь добраться до моих ног. – Вино явно ударило ему в голову сильнее нужного, раз он позволяет себе озвучивать такие вещи, но Ремус никак не может себя остановить. – Безусловно, – уверенно подтверждает Снейп. Он не спешит уходить, хотя уже наполнил бокал Ремуса. Что-то меняется в самом воздухе между ними, он словно становится тяжелее. Наверное, этого эффекта хотела добиться профессор Трелони, спаивая его в своей красной комнате. – Тяжело найти ножки? Никто не соглашается? – Ремус понимает, что подводит себя к краю обрыва, но не может (или не хочет?) остановиться. – Наивный профессор Люпин, – усмехается Снейп, растягивая тонкие губы, – ты удивишься, насколько эта вещь популярна в мире. Я же нуждаюсь не просто в чьих-то ножках, как ты выражаешься, а в конкретных людях. Ох, ну, кажется, Северус столкнул его с обрыва и явно прыгает следом, ведь это его сухие пальцы скользят по лицу Ремуса. Снейп обводит контур его губ, завороженно наблюдая лёгкий румянец на щеках Ремуса и тихо шепчет: – Я тебя заполучу, если не заколдованными снами, то иначе. – Так они все-таки твои, – усмехается Ремус, и кончиком пальца Северус мягко оттягивает уголок его губ. – Тебе придется это доказать, – говорит Снейп, кладя вторую руку на длинную шею. – Так что же ты будешь делать? – подстегивает Ремус, потому что они уже оба летят и терять больше нечего. Северус призывает свой бокал и залпом осушает его, не отрывая потемневших глаз от лица Ремуса. Он бросает тихое: “Идём”, и выходит прочь из кабинета. Ремус следует за развивающейся чёрной мантией и напряжённой прямой спиной. Они проходят по каменным коридорам подземелья, пока Северус не останавливается у одной из дверей, открывающейся по его велению. Ремус оказывается в жилой комнате Северуса Снейпа. Она вся в тёмных тонах, с минимальным количеством мебели, идеальным порядком – аж появляется зуд на ладонях. “Идём”, – второй раз говорит Снейп, сплетает их руки и ведёт Ремуса к кровати. Вот тут то алкоголь вмиг выветривается из его организма. Не то чтобы, играя в эти весёлые игры в надежде заполучить победу, Ремус думал, что главным призом окажется его пятая точка. Он дёргает руку и неуверенно говорит: – Я не планировал делать сегодня что-то такое. Звучит ужасно по-детски, но ничего лучше из себя выдавить он не может. Северус усаживает его на край кровати и возвышается тёмной горой. – Мой интерес иного рода, – усмехается он над запаниковавшим Ремусом. – Тебе понравится. Это звучит так многообещающе, и голос Северуса приобретает такие низкие чарующие нотки, что Ремус может лишь вяло кивнуть, соглашаясь на всё, что ему готовы предложить. Но не то, чтобы Снейп набрасывается на него голодным зверем после этого. Он вновь призывает домовика, даёт ему поручение шёпотом, и тот с тихим хлопком исчезает, возвращаясь с бутылкой уже знакомого бургундского, закуской из сырого мяса и небольшой позолоченной ванночкой для ног, наполненной водой. Северус отрывает верхний ящичек у противоположной от кровати стены и достает несколько флаконов. Ванночку он располагает на полу меж ног Ремуса и, когда тот хочет опустить в неё ноги, недовольно шикает, запрещая. Сначала он добавляет несколько капель ароматного масла, и Ремус чувствует приятных запах цитруса, потом сыпет туда крупную цветную соль вперемешку с каким-то мелким порошком, а в финале немного капает прозрачного геля. Северус встаёт и одним движением снимает мантию, оставаясь в одежде под ней, методично закатывает рукава тёмной блузы и собирает волосы в хвост, наливает себе бокал вина и делает глоток. Во время всех этих приготовлений Ремус сидит, не шевелясь, потому что хоть из них двоих именно Снейп окажется на коленях в якобы более уязвленной позиции, балом правит именно он. Ремус лишь сжимает сильнее пальцы на мягкой перине, когда Северус, как и ожидалось, опускается меж его разведённых ног и рукой помешивает воду в ванночке, создавая упругую пену. Кажется, Ремуса ждёт большое приключение, которого у него не было уже много лет. Снейп ловким движением избавляет его от ботинок, а затем и носков, закатывает брюки до середины икры и поочерёдно опускает обнажённые ступни в ванночку. Вода тут же окутывает гудящие ноги тёплым одеялом. Снейп встаёт с колен, достаёт какие-то маникюрные инструменты и полотенца, наполняет второй бокал вином и протягивает Ремусу. – Не знал, что ты умеешь пользоваться магловскими инструментами, – говорит Ремус, возвращая себе веселый настрой. – Твоё счастье, – хмыкает Северус, протирая маленькие ножнички, – волшебный маникюр просто ужасен и, что немаловажно, причиняет много боли, я же привык выполнять свою работу идеально. – Уверен, гриффиндорцы не согласятся с тобой, – поддевает его Ремус, надеясь, привычными колкостями сбросить с себя неуверенность и лёгкий стыд за ситуацию. Северус только хмыкает на попытку задеть его. Впервые он оставляет колкость в свою сторону без ответа – наверное, уже находится в своих извращённых мечтах и мало ощущает реальный мир. Ремус успевает допить свой бокал и съесть любезно поданный кусочек мяса, когда Снейп по своим внутренним часам решает, что достаточно бездействия. Он методично работает ножницами сначала над одной ногой (“У тебя ногти настоящего оборотня”), трет пятки каким-то плоским камнем (“Как ты только не рвешь носки такой грубой кожей пяток?”), отчего Ремус хихикает и даже падает на кровать от смеха (но стопу вырвать не получается, уж слишком крепко её держат), затем проделывает тоже самое с другой. Что ж, теперь ноги Ремуса в курсе, как быть ухоженными, и эта акция для них больше не повторится. И хоть всё это время, пока Снейп ковыряется в его ногтях и омертвевшей коже пяток он выглядит абсолютно безучастным (брюзгой обыкновенной), Ремус же замечает, как глубоко он дышит, тяжело сглатывает и зажмуривает глаза дольше нужного. Самому Ремусу, конечно, не понять, что столь возбуждающего можно найти в ногах волшебника, которому приходится браться за самую тяжёлую работу, чтобы оплатить своё существование, но Северусу, кажется, всё безоговорочно нравится. Снейп меняет воду, опять что-то сыпет и капает в неё, но уже без пены, наверное, чтобы было проще наслаждаться видом. –Род твой матери идёт из очень древней волшебной семьи, да? – решается Ремус, пока ещё сознание не покинуло Северуса окончательно. – Верно, – скупо отвечает Северус, не отрываясь от втирания чего-то пахучего в правую стопу Ремуса. – Так от неё ты научился этому фокусу с заколдованными снами? – в лоб спрашивает Ремус, потому что плавные движения и его лишают способности выстраивать стратегию. – Верно, – вновь скупо подтверждает Снейп. И тут бы возрадоваться и закончить весь этот абсурд, встать промокнуть ноги полотенцем, надеть носки двухдневной давности, старые ботинки и уйти к себе, не забыв запретить Снейпу влезать в его голову, но Ремус может лишь исступленно сжимать мягкую перину до побелевших костяшек и продолжать задавать никому ненужные вопросы. – Ох, заткнись уже! – не выдерживает Северус, когда Ремус заикается о природе желания использовать сны таким образом. – Просто молчи, наслаждайся и не мешай мне. И Ремус послушно замолкает, наблюдая за Снейпом. Он принимает рассудительное решение, что раз уж он опрометью не несётся из этой тёмной комнаты, отплевываясь на ходу от увиденного, то может принять заморочки Северуса. Тот в свою очередь, словно стремясь подтвердить свой статус любителя очень странных вещей, заворожено обводит пальцами выпирающие щиколотки, ведёт ниже через тонкие редкие волоски по бледной коже прямо до большого пальца, сжимает поочередно каждый, а потом, не сдержавшись, вытаскивает одну ногу и прижимает к своему лицу и открытому рту, от чего крупные капли воды падают и впитываются в тонкий материал его блузы. Считается ли Ремус извращенцем, если ему нравится то, что делает Снейп? Во всяком случае это очень приятно, когда человек так самозабвенно и с полной самоотдачей ласкает кожу, которая обычно, ну, лишена такого пристального внимания. Стыдясь видеть искажённое истомой лицо Северуса, Ремус падает спиной на кровать. Но это его не спасает: хоть он не видит, но может в красках представить лицо Снейпа и что тот делает. Когда он не может наблюдать за действиями Снейпа, все чувства обостряются так сильно, что лёгкое щекотание становится неприятным и Ремус дёргает ногой, желая избавиться от изводящего ощущения, но Северус лишь покрепче перехватывает её второй рукой. Длинный нос утыкается куда-то в стопу и Ремус слышит глубокий вдох. Снейп только что понюхал его ногу? Святой Мерлин, какой же стыд! Как он только сюда попал и почему ему всё это так нравится? Ремус теряет ощущение границы реальности и чувствует, что оказался в очередном заколдованном сне – всего лишь ловушке, расставленной коварным зельеваром. Из состояния блаженства его выводят зубы, сомкнувшиеся на его стопе. Ремус подскакивает на кровати, принимая сидячее положение, грозно топает другой ногой, расплескивая воду на одежду Северуса и кричит. – Хватит, звереныш! Перебор! Больно! Но ногу ему никто не отдаёт, лишь выпускают изо рта и, пожав плечами, вылизывают укус. – Не смей так делать! – Ремус зло грозит Снейпу и тот в ответ моргает, соглашаясь, не в состоянии использовать рот, так как он у него несколько занят пяткой Люпина. Пытаясь загладить свою вину и видя, что манкое состояние покинуло Ремуса, Снейп с готовностью переключается на его топорщящуюся ширинку, убрав предварительно ванночку, промокнув ноги и смазав их чём-то питательным. Ремус в испуге дёргается, но руки Северуса крепко умеют держать не только его стопы, но и бёдра. – Не волнуйся, не укушу, – смеётся Снейп, освобождая жаждущий ласки член. Желая вернуть прежний настрой любовника, Снейп сразу берет в рот, не тратя времени на поддразнивания, которые, Ремус уверен, он очень любит. Рот Северуса горячий и узкий, а толкаться в него очень приятно, особенно замечая, что при слишком глубоких толчках Снейп давится, но не выпускает его. Слезы скапливаются в уголках глаз Северуса, и Ремус бездумно их стирает, не позволяя превратиться в мокрые дорожки. Он толкается ещё и ещё, с каждым разом забывая кощунство, которое совершил Снейп с его стопой. Хватает Ремуса не надолго, после такого разгоряченного представления, и он изливается глубоко в глотку зельевара с тихим стоном на устах. Снейп утыкается в обнажённые бёдра и загнанно дышит. – Подрочишь мне ногами? – спрашивает он куда-то в тазобедренную кость Ремуса. Ремусу даже кажется, что он ослышался, но после всего, что вытворял Северус тут, верится с трудом. Он кивает, и Снейп вмиг избавляет себя от одежды (непонятно, как увидел кивок, ведь лежал, уткнувшись глазами в бёдра). Северус садится на пятки и убирает руки за спину, покорно предоставляя Ремусу всю власть. Ремус на пробу проводит большим пальцем ноги по головке, на что член радостно дёргается, а, осмелев, Люпин зажимает его меж стоп и плавно двигает ими вверх-вниз по всему стволу. Снейп не отрывает глаз от зрелища, которое ему довелось смотреть из первых рядов, он задушено стонет и кусает губы. И, если быть совсем откровенными, то Ремус тоже не может оторвать глаз. Правда ещё ему нравится смотреть на корчащегося от удовольствия Снейпа, который сам довёл себя до мученического состояния, сжимая руки за спиной до синяков. Ремус размазывает пальцами ног выступившую на головке молочную каплю. – Стой! Стой! Стой! – кричит Северус, не предпринимая ни одной попытки уйти от прикосновений. – Что? – говорит Ремус, пытаясь скрыть недовольство, потому что он почти уверен, что Снейп вот-вот должен кончить. Он ставит ногу, испачканную в предэкуляте, на бледное бедро Снейпа, и тот залипает на этой картинке, сильнее прикусывая губу, а член заинтересованно подергивается. – Хочу иначе, – наконец приходит в себя Северус и отрывает глаза от пяти пальцев с идеально подрезанными ногтями и отсутствующей кутикулой. – Ложись. – Я не готов… – напрягается Ремус, на секунду думая, что Снейп хочет большего, чем то, что у них есть сейчас. – Мысль, что ты думаешь, что я всесилен, конечно, льстит моему самолюбию, но я точно не продержусь так долго, чтобы сделать то, что ты там себе нафантазировал, – чеканит Снейп, вставая на ноги, и твёрдой рукой опускает корпус Ремуса на кровать. Ремус наблюдает, как Снейп уверенно берёт собственный член в руки и начинает себе дрочить. Хватает буквально пары быстрых движений, чтобы через его тело прошла судорога. Северус кончает на вялый член Ремуса, забрызгивая тот длинными белыми полосами. Ремус не может избавиться от мысли, что его только что без спроса пометили. Друзья рассказывали, что будучи волком он метил мочой всё, что хотел присвоить себе (так однажды он пытался пометить Сохатого, печальная история). И Ремус уверен, что позволь он Северусу, тот бы с большим удовольствием нассал на него и запретил мыться, чтобы в округе все были в курсе, кто здесь альфа и главный сумасшедший. Но, слава Мерлину, пока Снейп обходится только спермой, которую он жадно слизывает с вялого члена, вновь оказавшись на коленях. Ремус пытается уйти от жадного рта, потому что после оргазма прикосновения к нежной коже, скорее, неприятные, чем возбуждающие, но кому интересно его мнение – Северус крепко держит его за бёдра и разве что не мурлычет от удовольствия. Снейп по-джентльменски предлагает остаться в его постели, убирает устроенный беспорядок, залезает под тёплое одеяло и обнимает Ремуса со спины. – А отец говорил, что мне нигде не понадобятся заколдованные сны, – последнее, что слышит Ремус перед тем, как уснуть. В голосе Северуса так много усмешки и самодовольства. Утром он просыпается от неожиданного минета, но добродушно позволяет Северусу спуститься в ноги и заняться вылизыванием там. Ремус кончает себе в руку, пока Снейп щекочит его пальцы. Они выпивают по чашке кофе с утренними булочками и ни секунды не говорят о заколдованных снах, о которых Ремус так ничего и не понял, а Северус отказался рассказывать. – Мне нужно идти, – наконец, говорит Ремус. – Уверен, профессор Трелони уже топчется у моего кабинета, чтобы рассказать очередное предзнаменование моей смерти, которое она увидела в своей кофейной чашке с пятым лучом солнца. Северус, до этого нежно ласкающий пальцами его стопы, неожиданно больно их сжимает, вызывая вскрик. – Это кончится бедой, если ты не прекратишь потакать ее выдумкам, – зло говорит Снейп, щуря глаза. Ремус с ним согласен, конечно, вот только даже сама мысль, чтобы дать отпор этой женщине, а значит, заставить её грустить и расстраиваться, вызывает достаточно противоречивых чувств. Но, кажется, в Северусе слишком много собственничества, о котором Ремус узнал за эту ночь, а ещё достаточно безумства, поэтому ему придется что-то сделать, чтобы не подвергать бедную Сивиллу опасности. Он нерешительно кивает, но всё равно освобождает ноги (ему позволили) и одевается. Они целуются у двери так страстно, что Ремус подумывает отменить свои планы сегодня, чтобы остаться здесь, но коварный Северус, наверное, тихо мстящий за все годы, что Люпин не принадлежал ему, выпроваживает его взъерошенного и слегка возбуждённого в коридоры подземелья. – Ремус, что вы тут делаете? – потрясëнно спрашивает профессор Трелони, как только он выходит за порог. – В столь ранний час… Она замолкает, оценивая его вчерашнюю, помятую одежду, блеск в глазах, истерзанные губы (это она ещё ноги не видела!) и, самое главное, Северуса Снейпа в одном халате за его спиной. Кажется, отвадить эту женщину будет довольно просто. Ремус не видит, но чувствует дьявольскую улыбку Снейпа.