***
На следующее утро Инеж отправила записку Шпекту, чтобы он в ближайшем будущем планировал выступать в роли капитана. Она больше не оставит Каза до конца его жизни, что при иных обстоятельствах могло бы показаться долгим сроком. В самых оптимистичных предположениях Каз дал бы себе около года. Может, двух, если шкура действительно поможет. Практически ничто по большому счету. Он не сказал этого Инеж. Он был уверен, она уже примерно представляла и не хотела напоминаний. Однако, если бы это заняло больше времени (или если бы Каз не был таким эгоистом), он мог бы запротестовать и настоять, чтобы она отправилась в плавание хотя бы еще раз, прежде чем приковать себя к берегу ради него, но он понимал. Он знал, она никогда не простит себя, если будет в море, а он помрет раньше, чем они ожидали. Время было ограничено, так что Инеж была решительно настроена максимально использовать то, что осталось. Как только она отправила послание Шпекту, они с Казом долго обсуждали, что делать с остальными Воронами. В итоге решили не разглашать истинную природу его болезни и неизбежность конца. Они не хотели омрачить им оставшееся время с Казом. Каз знал, Джеспер в особенности будет настаивать на попытках найти лекарство, несмотря ни на что, и мысли об этом выматывали его. Он не хотел, чтобы Джеспер впустую тратил время. Но он понял, что Инеж тоже не до конца оставила надежду в этом отношении, когда она тем вечером вернулась в Клепку с полдюжиной книг о керчийском фольклоре в руках. — Ты ничего там не найдешь, — настаивал Каз, недовольный Инеж — она только причинит себе боль ложной надеждой. Она смерила его взглядом, отвлекшись от складывания книг на его столе. — Я пока не собираюсь ставить на тебе крест, Каз Бреккер. Он не мог спорить с ней. Он не окажет ей столь дурную услугу. Каз делал всё, что мог, чтобы продолжать как обычно — дела, Отбросы, — потихоньку стараясь устроить всё так, чтобы никто не обратил внимания, но знал: его ближайшее окружение заметило, что что-то готовится. Особенно Аника и Эйф. Анике по крайней мере хватало приличия действовать тонко, спокойно предлагая взять на себя больше ответственности, и Каз позволял ей. Он собирался оставить ее за главную. Он больше никому не доверял в этом, особенно когда его стажеры, были всё еще стажерами. Он пытался обучить Анику на свою преемницу так, чтобы она не поняла этого окончательно. Или скорее, чтобы она не догадалась, почему или как скоро это произойдет. Эйф, с другой стороны, не была столь деликатна, чтобы не спросить Казу напрямую. — Что с вами не так? — вопросила она, ворвавшись в его кабинет и захлопнув за собой дверь. Каз вздохнул, сжав переносицу, в то время как Инеж приподняла брови, сидя на краю его стола. Щеки Эйф порозовели, когда она заметила ее. — О. Привет, мисс Призрак. — Ты можешь звать меня Инеж, Эйф, этого достаточно, — мягко произнесла Инеж, устало улыбнувшись ей. Мгновение Эйф переводила взгляд с одного на другого, а потом кивнула. — Конечно, мисс Призрак. Короче, Каз… Он резко посмотрел на нее. — ...э, мистер Бреккер, — проворчала Эйф, скрестив руки. — Вы ведете себя странно. — В самом деле? — сухо произнес Каз, опустив взгляд на бумаги, над которыми работал. Грудь сжало, когда Инеж осознала, что он продвигается вполовину медленнее, чем был способен раньше. — Да, — упрямо настаивала Эйф. — Вы еще более угрюмый, чем обычно, но гораздо меньше участвуете, всё время отправляете меня и Анику на работу, которую всегда делали сами, а самое ужасное — то, что «Призрак» отплыл на прошлой неделе, но его капитан сидит на вашем столе, вместо того чтобы быть на борту, — она бросила взгляд на Инеж и немного нервно переступила с ноги на ногу. — Извините. В большинстве случаев Инеж бы повеселилась. Отчитывающая Каза его собственная протеже — довольно-таки забавная картина… Но Эйф была права. Каз вел себя странно, и она была слишком сообразительна, чтобы не заметить. Она научилась у лучших… училась. Всё еще училась. Инеж посмотрела в сторону и попыталась сглотнуть ком в горле. Каз смотрел на Эйф с нечитаемым выражением на лице, но Инеж видела трещины. Он был истощен и испытывал боль. Он был испуганным, оцепеневшим, опустошенным и сердитым. Он был человеком (по крайней мере, во вторую очередь после тюленя). И Инеж знала, что он по-своему любит этих детей. — Сядь, Эйф, — мгновение спустя сказал Каз, кивнув на стул перед столом. Он уронил ручку, отказавшись от маски равнодушия. И Эйф, похоже, поняла это и села, глядя на Каза расширившимися глазами. Он медленно выдохнул, прежде чем снова посмотреть на нее. — То, что я сейчас скажу, остается между присутствующими в этой комнате, Эйф. Ты понимаешь? — начал Каз, глядя на нее своим фирменным пристальным взглядом. Она поколебалась, снова переводя взгляд с одного на другого, а потом кивнула. — Понимаю, босс. Каз кивнул. — Хорошо. Потому что мне понадобится твоя помощь, а младшим детям понадобится твоя поддержка… особенно Нанко и близнецам. Эйф снова кивнула с настороженным выражением, и Инеж невольно испытала гордость за эту юную девочку. — Я болен и не поправлюсь, — просто сказал Каз, ожидая, что Эйф начнет возражать. — Ни ты, ни кто другой ничего не могут с этим поделать. Я пытаюсь обеспечить, чтобы, когда я уйду, Аника смогла принять должность и все были в безопасности. Мне надо, чтобы ты присматривала за остальными детьми. Я доверяю Анике, но она не хочет быть боссом Бочки. Так что, если ты посчитаешь, что Отбросы могут стать небезопасны, твоя задача — вывести всех детей в особняк Ван Эка и написать Инеж. Они защитят вас всех и помогут придумать, что делать дальше. Эйф побледнела, слушая всё это, но сумела сохранить бесстрастное лицо… до тех пор, пока не попыталась заговорить и не задохнулась. Она подтянула колени к груди и яростно посмотрела в сторону, пытаясь сморгнуть слезы. Несколько мгновений спустя она наконец прохрипела вопрос: — Сколько? — До моей смерти? Сложно сказать точно, — Каз избегал встречаться взглядом с ними обеими. Инеж не хотела знать его оценку времени. — Но через пару месяцев мы с Инеж уедем из Кеттердама. Она вернется. Я — нет. Каз не произнес последние слова, но Инеж и Эйф прекрасно их услышали. Прошла полная минута, прежде чем Эйф заговорила снова, и ее голос, такой тихий, разбил сердце Инеж. — Не оставляйте меня, пожалуйста. Каз резко втянул воздух, стиснув челюсть. Похоже, он с трудом держал в узде собственные эмоции. Инеж встала и подошла к Эйф, предложив ей объятие, которое она, всхлипнув, сразу же приняла, ее руки вцепились в рубашку Инеж на спине. А потом плечо Эйф мягко сжала другая рука, и они обе удивленно подняли взгляд, увидев стоявшего рядом Каза. — Ты и остальные дети — мои маленькие Вороны, — тихо произнес он. — Остальные мои Вороны позаботятся о вас. Эйф кивнула. Больше она ничего не могла сделать, и, крепко обнимая ее, Инеж понимала ее, как никто. Инеж позаботится, чтобы маленькие Вороны Каза были в безопасности и счастливы. Она бы подарила им весь мир, если бы могла. Она бы сделала это, потому что знала, что Каз этого хотел бы.Часть 28. Покорность судьбе
14 июня 2024 г. в 09:58
Ожидание возвращения Инеж было, возможно, самым сложным из всего, что Каз когда-либо делал.
Он сидел в кофейне в конце квартала, потягивая кофе и притворяясь, будто читает книгу. Честно говоря, он всю свою сосредоточенность направлял на напряжение всех чувств в поисках намека, что Инеж всё удалось. Что она в порядке.
Ну, и на то, чтобы не рухнуть прямо на месте: слабость казалась неожиданной, но после того как он оступился, тяжело было даже стоять. Метафорически. И, возможно, немножко буквально, но он же Каз проклятый Святыми Бреккер, с ним всё отлично.
И в любую минуту с Инеж может не быть всё отлично. Он старался не думать об этом.
Каз честно не предполагал, что всё станет так плохо так быстро. Он не знал, сколько времени ему осталось, или насколько хуже еще станет, и совершенно не хотел узнавать. Инеж вернется с его (и Джорди) шкурой, и всё будет прекрасно.
Он не умрет, как его мать.
Словно, чтобы доказать его правоту, чувства Каза уловили Инеж, и он поднял взгляд как раз в тот момент, когда она возникла из теней в соседнем квартале, небрежно двигаясь, закинув сумку на плечо, словно просто прогуливалась по округе, а не обокрала один из самых богатых и хорошо охраняемых особняков города.
Она опустилась на стул напротив него и подтолкнула к нему сумку, и Каз уже знал: что-то не так. Чувство было такое, словно прямо по центру груди прошел разрыв.
Инеж встревоженно изучала его, слегка постукивая пальцами по Санкт Петру, надежно спрятанному у нее в рукаве.
— Они уже были повреждены, когда я добралась туда, — нахмурившись, сообщила она. — Думаю, совсем недавно. Похоже шезлонг в углу немного подгорел. Предполагаю, они висели на нем, когда это случилось. Выглядит недавним, вероятно, не больше месяца.
— Две с половиной недели назад, — тихо произнес Каз, вспомнив охватившую его ногу вспышку жара.
Он подумал, что просто начало отказывать тело, но это было реакцией на повреждение шкуры.
Его шкуры.
Инеж одарила его странным взглядом.
— Ты уже слышал об этом?
— Нам надо вернуться в Клепку, — прохрипел Каз, не в состоянии встретиться с ней взглядом. — Я… Я объясню там, Инеж, обещаю.
Путь обратно в Клепку, казалось, занял целую вечность, и к тому времени когда они вернулись на чердак, Каз тяжело дышал, конечности дрожали. Инеж мягко подтолкнула его сесть на кровать и встала на колени, чтобы аккуратно снять с него ботинки. Он нахмурился на нее, пытаясь протестовать, но не мог восстановить дыхание достаточно, чтобы что-то произнести. Да, определенно, не слишком хороший знак.
Инеж сделала движение поставить сумку, но Каз покачал головой, потянувшись к ней, и Инеж уступила. Она протянула ему сумку, и он неуклюже открыл ее. Дыхание прервалось при виде шубок внутри.
Он отчаянно надеялся, что Инеж не заметит, как дрожат его руки, когда он стянул перчатки, глубоко вдохнул и достал первую шкуру. Он чуть не заплакал, узнав светло-серый мех, испещренный черными пятнами. Прерывисто дыша, он пробежал пальцами по мягкой коже, заново знакомясь со шкурой своего брата. Ее пятна по-прежнему выглядели линяющими — едва уловимый признак юности Джорди. Он так и не вырос во взрослую шкуру.
Один бок прямо над хвостом был обожжен по краям, и Каз знал, это зрелище должно бы наполнить его яростью.
Но он чувствовал только оцепенелую покорность, поскольку знал, что вытащит из сумки следующим.
Он дрожаще выдохнул и медленно завернулся в шкуру Джорди, вцепившись в края. Лишь отдаленное подобие эха теплых объятий брата, но всего на мгновение Каз позволил себе притвориться, будто он снова ребенок, завернутый для утешения в шкуру своего брата и свою собственную после того, как ободрал кожу на коленке, снова лазая по иве.
— Каз? — мягко спросила Инеж, садясь рядом с ним. — Что… зачем тебе нужны тюленьи шкуры?
— Ты когда-нибудь слышала о стеликфа? — спросил он спустя долгое мгновение, не в состоянии поднять на нее взгляд. — Думаю, по-каэльски будет селки.
Инеж покачала головой, нахмурив брови.
Каз тихо вздохнул:
— Это… это керчийская легенда, более популярная в южных прибрежных городах, но здесь тоже хватает историй. Обычно они начинаются с того, что мужчина влюбляется в море, и море сжаливается над ним и посылает к берегам тюленя. Только вот стоит тюленю ступить на землю, он превращается в прекрасную женщину, завернутую в одну лишь тюленью шкуру. Они с мужчиной влюбляются друг в друга, женятся, и у них появляются дети. Она отдает ему свою шубку как жест любви, но некоторое время спустя ее призывают домой в океан, и она уходит.
Взгляд Инеж метался между шкурой и Казом.
— Она забирает с собой детей, да? Или она возвращается?
Каз пожал плечами, водя пальцем по одному из черных пятен на шубке Джорди.
— Вероятно, она умирает. У нее не было ее шубки. Стеликфа заболевают без своих шкур, становятся слабее и слабее, пока их тела просто не сдаются.
— Но… Если они вернут шкуру, они поправятся, верно? — спросила Инеж, ее тон был окрашен чем-то средним между отчаянием и истерией.
— Настоящий недуг происходит от того, что стеликфа в первую очередь тюлени, а уже потом люди. Застрять слишком надолго в последней форме… — Каз ссутулился. — Это неестественно. Но шкуры хрупкие, и если их повредить, повреждения переносятся на тело, когда стеликфа перекидывается, а некоторые повреждения… — он тяжело сглотнул, схватив пальцами обожженные края шкуры Джорди. — Могут не позволить стеликфа перекинуться вообще.
Каз слышал, как дыхание Инеж прервалось и она передвинулась, предположительно, чтобы лучше смотреть ему в лицо. Он не хотел смотреть на нее. Он не хотел говорить ей правду.
Я умираю, и никто ничего не может с этим поделать.
— Оттого, что шкуры рядом, становится… Легче по крайней мере, — тихо произнес Каз, бросив взгляд на сумку, а потом обратно на шкуру Джорди. — Не так болезненно. Немного больше времени.
— Нельзя… нельзя ее исправить? Ц-целитель, чтобы залечить ожоги?
Каз неловко поерзал, ненавидя, как близко они подошли к прямому обсуждению. Он был искренне изумлен, что Инеж поверила ему, но… что ж, она достаточно хорошо знала его, чтобы знать, что он не шутит такими вещами. Она доверяла Казу. Инеж стала первым за десятилетие человеком, который знал, что собой представляет Каз.
И теперь он умирал.
— Нет, — прошептал он, задрожав, когда его охватил озноб, и плотнее сжал вокруг себя шкуру Джорди. — Целители не могут исправить то, что мертво.
— Нина… — торопливо сказала Инеж. — Может, Нина…
Каз еще ниже опустил голову, чувствуя тошноту.
— Нина не исцеляет. Она как марионетками управляет трупами и костями… она может заставить мою кожу плясать, но не может исцелить ее.
Инеж замолчала, когда он наконец признал это — моя кожа.
Однако она молчала не вечно и снова заговорила. Ее голос был напряженным. Она была близка к слезам.
— Здесь две шкуры.
Каз не ответил. Он знал, что Инеж уже догадалась. Она дрожаще выдохнула.
— Та, которая на тебе, принадлежала Джорди, да? — мягко спросила она, не ожидая на самом деле ответа. — Что означает… Что означает, что Роллинс забрал их, да?
— Я не собирался говорить ему, — прошептал Каз, его голос был таким тихим, что он не был уверен, слышит ли его Инеж. — Я не… Я не знал, что он еще не ушел. Роллинс сказал Джорди, что может хранить наши ценности в своем сейфе, поскольку это гораздо надежнее, чем в пансионате, и я просто спросил Джорди, должны ли мы оставить там и наши шкуры. Я не хотел этого, но я… Я хотел быть умным, думать наперед.
Инеж сбоку всхлипнула, и он почувствовал вес на кровати, когда она положила рядом с ним свою ладонь.
Мгновение он колебался, прежде чем вложить свои холодные тонкие пальцы в ее теплые и крепкие. И когда ее дыхание прервалось рыданием, Каз раскрыл объятия и крепко обнял Инеж. Она свернулась у него на груди, тщательно избегая прямого прикосновения к коже, когда плотину прорвало.
И если он плакал вместе с ней, что ж. Инеж хранила его секреты. Она будет хранить и этот тоже.