156 шагов до Счастья и его окончание.

Чонсу точно любит две вещи: море и самого очаровательного человека на свете. Чонсу повезло ровно два раза в жизни - он живёт в нескольких минутах до моря и буквально напротив самого очаровательного человека на свете. Это всё, в чем Чонсу повезло в его жизни. Сто пятьдесят шесть шагов. Ровно сто пятьдесят шесть. Ровно три минуты ходьбы. Чонсу лично считал. Шаг за шагом, подходя к соседнему дому, сжимая в руках помотанную жизнью мыльницу. На ней хранится сотни, если не тысячи фотографий Счастья. Счастья в ста пятидесяти шести шагах от дома Кима. Счастья с веснушками по всей коже цвета молочного шоколада с орешками и волнистыми волосами, которые собираются в неопрятные, но очаровательные хвостики. Чонсу приносил бантики. Запах моря ударяет в ноздри, бриз путает волосы на макушке. Море не волнуется самостоятельно, лишь ветер пытается вывести его из себя, раззадорить, в то время как само море спокойно себе лежит да никого не трогает, лишь иногда играя с берегом своими волнами. Бриз возится в чужих волнистых волосах, заставляя всë внутри оживать от тихого хихиканья рядом. Внутри поселились бабочки, которые постоянно плачут, но рядом с Счастьем они трепещут, абсолютно не жалея грудную клетку Кима. Заброшенная железная дорога была уже особым местом. Она была пропитана воспоминаниями об особом дне, о первом совершенно неумелом и неловком поцелуе, о родных руках в собственных волосах и не только. Проходя через неё, Чонсу невольно вспоминает о всех фотографиях Хëнджуна именно здесь, на этом месте. Местами совершенно кривые, неумелые и глупые, но такими живые, что плакать хочется. Через камеру все ощущается другим. То пластмассово нереальным, то наоборот, реалистично противным. Рука тянется к мыльнице, желая поймать хотя бы секунду этого сосредоточенного на пути хëнджунова лица, но что-то внутри останавливает. Говорит, что лучше сделать это позже, на обратном пути. Ким слушается. Море успокаивает. Один его звук пускает приятные мурашки по телу и желание прижаться ближе к человеку рядом. Хëнджун улыбается, глядя на своë корявое, как рисунок маленького ребенка, отражение в спокойной водной глади. Чонсу сидит рядом, но мыслями находится далеко-далеко. За пределами материального, где-то высоко-высоко, куда "кто угодно" не дотянется. Иногда взгляд кошачьих глаз падает на чужие руки, которые плескаются в воде. А потом глаза снова возвращаются к камере в руках. Пальцы как-то сами собой двигаются, и вот он уже рассматривает фотографии, сделанные им же. Словно что-то внутри хочет убедиться, что эти фотографии есть, это не бред его больного разума. Фотографии есть. А человека нет. Нет-нет, Чонсу показалось. Не может же быть такого! Он никогда не фотографировал пустую железную дорогу, на этой фотографии всегда был Хëнджун. Где он сейчас? Человека нет ни на одной фотографии. Все они - пустые пейзажи его родного места, начиная от любимых улиц, заканчивая железной дорогой и морем. Человека нет, словно его никогда и не было. Руки куда-то откидывают камеру, не желая больше смотреть на маленький цифровой экранчик. Руки дрожат, а всë тело пронизает озябь. На него словно только что обрушился самый грозный град, который только видел свет. А сам он под этим градом внезапно оказался не человеком, не умнейшим существом на планете, а всего лишь хрупким котенком. Задень - он и умрет совсем. В нос ударяет странный запах сырости, а присутствие человека рядом испаряется, подобно утренней росе на нежных лепестках только-только распустившихся после долгой зимы цветов. Он не может пошевелиться. В одно мгновение его словно связали самой крепкой цепью на свете. Холодный металл особенно ощущается на коже, даже если сам Чонсу не видел его. Тело покрывается то тёплым, то холодным потом. Это же все сон, не взаправду? Да? Ком в груди и горле растëт с каждой секундой все сильнее и сильнее. Чонсу не может нормально сглотнуть слюну, что уж говорить о дыхании. Он останавливается где-то в груди, не желая двигаться ниже. Ощущается мелким, противным камнем, которым Ким подавился и все никак не может избавиться. Чонсу не знал, реально ли то, что происходит, или это его очередной кошмар. Но понимает, что просыпается, когда чужие руки обвивают его лицо, пытаясь вывести из своеобразного транса. Ким выглядел не лучшим образом. Запуганные глаза, в которых читается только одно - чистый и из-за этого холодящий кровь ужас. Губы крепко сжаты, словно внутри него прячется такой крик, что оглохнуть можно, но он прячет его внутри. Вся кожа потеряла весь здоровый румянец и стала до безумия бледной, как будто блондин увидел призрака или даже сам им стал. Чонсу просыпается. Просыпается с резким полукриком, полувздохом. Весь взъерошенный и такой неопрятный, что любой другой, посмотрев на него, не узнал бы в нём того приличного мальчика - заместителя старосты. Но Хëнджун узнавал. И Ким узнавал два карих огонька перед своим лицом. Он здесь, он тут, он никуда не испарялся. Но запах сырости не оставляет в покое, сколько бы руки Чонсу не прикасались к человеку прямо напротив него. Сырость не исчезает, дрожь тоже. Мерзость всë ещë здесь, совсем рядом, касается блондинистой макушки и не даëт её владельцу расслабиться. Удивление на лице партнëра вскоре сменяется неловким смехом и улыбкой, которая очень старается согреть. – Ты чего? Забыл меня совсем? – спустя совсем неощутимую, короткую паузу, Хан продолжает. – Пойдëм, покупаемся... Вода - сказка, тебе сразу лучше станет! Чонсу не уверен, и уже, кажется, готовится возразить, но не успевает. Хëнджун в очередной раз обгоняет всю его речь, хватает за руку и быстрыми шагами, подобно резвящемуся ребенку, ведёт в море. Останавливается он только тогда, когда море достигает его колен. Повезло, что каждый раз, перед тем, как пойти на пляж, оба парня либо надевают аккуратные шорты, либо подворачивают края джинсов до самих колен. Хотя сейчас можно и забыть о совершенно бесполезном куске ткани. Встречный ветер путает кудри цвета какао, заставляя непослушные волосы то и дело попадать в рот или глаза. Хан хихикает, пытаясь привести их в порядок, но у ветра другие планы. Он продолжает играть с ними, как котята играют с клубком ниток. Чонсу, смотря на всю эту картину, не может остановить себя от того, чтобы подойти ближе к своему партнёру. Он крадёт пару поцелуев с чужих губ. Хëнджун пытается спрятаться, но Ким все равно замечает, как на чужой, слегка тёмной коже появляется румянец. Минуты тянутся, подобно сладкой карамели, а после собираются в часы. Кажется, они совсем забыли о времени. У влюбленных часов не наблюдают, а ведь так и есть. Ещё пара поцелуев нагло крадется с чужих губ. Чужая рука, чьи пальцы переплетены с его собственными, для Кима ощущается чем-то особенным. Всё-таки, сегодня что-то явно не так. Хочется поцеловать чужие костяшки, но он останавливает себя от этого. После морской воды ноги все еще кажутся немного липкими и влажными, но сейчас голова забита совершенно другим. Руки вообще не тянутся к камере. Почему Чонсу не выкинул её прямо в море еще тогда? Подойдя к железной дороге, которая обозначала, что половина пути домой уже пройдена, блондин удовлетворенно вздыхает. Но внезапный запах сырости заставляет напрячься. Хëнджун смело наступает прямо на рельсы, подзывая Чонсу ближе к себе. Чужие губы оставляют лёгкий поцелуй на щеке старшего, а ловкие пальцы, неровно накрашенные чёрным лаком, отбирают камеру, которая висит на шее поцелованного им. Хëн перебивает щелчок камеры, внезапно приближаясь к Хëнджуну на рельсах, целуя его в ответ. Всë перестает иметь смысл. Даже мыльница падает из хрупких рук кудрявого, кажется, разбиваясь. Но сейчас это никого не волнует. Губы бесконечно соприкасаются, двигаются в едином ритме. Языки переплетаются, и всë плывëт. Ещë пара мгновений, и они ударятся зубами. Но никого это не волнует. Пальцы запутываются в чужих кудрявых волосах. Руки Хëнджуна скользят по шее, останавливаясь на плечах в поисках опоры. Он царапается, сильнее хватаясь за широкие плечи перед собой, и отвечает на поцелуй, ускоряя ритм. Земля уходит из под ног. Мычание партнёра прямо в губы внезапно перебивается звуком поезда. Звуки колёс и то самое гудение кажутся очередной галлюцинацией, и никто из них не обращает на них внимание. Гудение повторяется. Ближе, быстрее, громче. Но Чонсу плевать на все, кроме кровавых корочек на губах Хана. Младший внезапно открывает глаза, и они заполняются чистым ужасом. Быстрыми, местами неудачными движениями он убирает руки партнëра от себя. Ким совсем ничего не понимает, а толчок в грудь, из-за которого он оказывается чуть дальше от железной дороги, и вовсе воспринимает оскорблением. Пока не видит то, что видел Хëнджун. Но уже поздно. Хëнджун потратил все своё время на Чонсу. А поезд не успел ничего сделать. У ног блондина оказывается разбитая мыльница и такой же разбитый телефон его возлюбленного. На сломанном экране он сумел разобрать сообщения от госпожи Хан - мамы Хенджуна " Хенджун-и Ты опять с Чонсу? Хорошо проведите время ~ Но постарайся вернуться не слишком поздно, хорошо? Ужин оставлю на кухне " Чонсу убегает, как последний трус, когда где-то вдалеке слышатся крики людей. Запах сырости заменяется запахом совсем свежей крови. Чонсу точно ненавидит две вещи - море и себя. А Счастье он всё ещё любит.