***
Чонгук устал. Очередной серый рабочий день вымотал его до нитки, и он не придумал ничего лучше, как остановить машину напротив яркой вывески кофейни. Время десять вечера, но у него впереди ещё три отчёта, которые нужно сдать к десяти утра, и кофе с Рэд Буллом — это единственное, что может ему помочь. Он вздыхает поглубже, оглаживая ладонями руль, и собирается с силами даже для того, чтобы просто выйти из машины в чёртову кофейню. Он так устал…но ярко-розовая вывеска приветливо мигает названием и неоновой чашкой с дымом. Привлекает. Во рту собирается слюна, потому что Чонгук чувствует этот крепкий и терпкий вкус и химическую ядрёность энергетика. Он сглатывает. И выходит из машины. Удивительно, что раньше он никогда не замечал эту кофейню, хотя по этой дороге он возвращается домой ежедневно последних полгода. Но, может, нам на глаза всегда попадается то, что нам больше всего нужно? Он дёргает на себя глухую чёрную дверь, входя внутрь, но замирает на пороге. Дверь подпинывает его со спины, и Чонгук спотыкается о небольшой порожек. Потому, что оказывается он вовсе не в кофейне. Небольшой светло-розовый зал сплошь украшен сердечками, гирляндами и ангельскими крылышками, полукруглыми диванчиками, неоднозначными картинами с поцелуями и полуобнажёнными телами. А за высокой стойкой из белого мрамора на него уставляются игривые голубые глаза, что оттеняет ярко-розовая чёлка. — Добро пожаловать в Лав-Отель, малыш, — звучит медовый голос из приоткрывшихся липко-розовых губ. Чонгук моргает раз. С острого плечика спадает шёлк чёрно-белой накидки, обнажая золотистую кожу и блеск на ключицах. Чонгук моргает другой. Полная нижняя губа закусывается острым, неествественным клыком, а голубизна глаз сверкает плотоядно. Чонгук моргает последний раз и вылетает из «кофейни» в прохладу тёмного вечера. Он шлёпается ладонью о лоб и присвистывает. — Чонгук…тебе нужно начать спать, — выдыхает он запальчиво. — И завязывать с кофеином. Он торопливо возвращается к машине и решает, что лучше бы ему поехать домой, принять душ и засесть за отчёты. Адреналин в крови подскочил и сон, как рукой смыло. Он справится, точно. Лишь бы больше не ловить таких ярких глюков.***
Спустя неделю, Чонгук снова оказывается возле злосчастной «кофейни». В этот раз правда намеренно, потому что кофеин ему всё ещё нужен, работы всё ещё валом, но сегодня он точно в себе. И галлюцинации, посетившие его в прошлый раз, не должны появиться снова. Возможно, там действительно всё миленькое и розовое. Возможно, там просто работает безумно привлекательный бариста, показавшийся Чонгуку демоном-искусителем. И всё совсем не так страшно. Глубоко вздыхая, Чонгук рвёт на себя дверь и почти влетает в помещение. Но, увы, ничего не меняется. Кроме разве что того, что сегодня на диванчике сидит какая-то девушка с длинными белыми волосами в одном шёлковом халате ярко-розового цвета, скучающе листающая что-то в телефоне. И самого…бариста? Демона? Чонгук не уверен. Но он снова решает протереть глаза ладонью. Сменившие голубой на ярко-зелёный цвет глаза щурятся на него недобро. Полные губы, в этот раз накрашенные чем-то тёмно-коричневым, сжаты в плотную линию. А некогда голая кожа полностью скрыта чёрным комбинезоном, распахнутым разве что на груди, что слабо мерцает от какой-то косметики. Чонгук склоняет голову обескуражено. Парень повторяет его движение и ровно уложенная чёлка из тёмно-каштановых волос, падает на изумрудные глаза, мерцающие в свете ярких ламп. Чонгук сглатывает. Бросает ошалевший взгляд на маленькие квадратные полочки позади парня, в которых висят ключи с брелоками-сердечками. И снова даёт дёру, сразу добегая до машины и закрываясь в ней. Не показалось. Не кофейня. Он дышит тяжело, заводя мотор, и качает головой. — Отпуск, Гук. Тебе нужен отпуск. И трёхдневный сон. Странное помещение и необычный парень, меняющий внешность, остаются позади. А в груди поселяется странное ощущение. Что он ещё не раз вернётся.***
Чонгук взял трёхдневный отпуск. Чонгук проспал без задних ног три дня. А спустя ещё две недели загруженной работы, он снова оказывается у той кофейни. Позабыв как-то о том, что было там в предыдущие два раза. Он сонно и устало плетётся вперёд, прокручивая в голове сотни строк и цифр из отчётов. Думает, не забыл ли чего отправить начальнику? И дёргает на себя дверь, почти ощущая запах крепкого кофе… Но почти выругивается звучно, когда оказывается снова в том странном месте. И ругает себя на чём свет стоит за плохую память. Думает, что стоит ввести в навигатор новый путь до дома, подальше от «кофейни». Его тяжёлый взгляд встречается с серебристыми лунами под фиолетовой чёлкой, забранной на макушку очками-сердечками. Руки, укутанные в джинсовую куртку, едва прикрывающую торс одной единственной застёгнутой на груди пуговицей, грозно упёрты в худые бока. Чонгук бы может потерялся под таким испепеляющим взглядом серебристых глаз, но он был настолько уставший, что махнул рукой на всё и решил рискнуть. Ну, а что? Может и правда кофейня странная? Чего в наши дни только не встретишь. Он решительно подходит к мраморной стойке, отчего изящные брови изгибаются в удивлении, а полные губы, сияющие глянцем, кривятся в усмешке. — Добро пожаловать в Лав-Отель, малыш, — кокетливо произносит парень, опираясь локтями о стойку и выставляя Чонгуку на обзор весь свой торс под джинсовой курткой. — Ага. Кофе есть? — Можно заказать в номер. Но прежде… — Так это всё-таки не кофейня? — устало вздыхает Чонгук, отводя липкий взгляд от обнажённой кожи. — Ну, конечно, нет, дурашка. Хихиканье выстреливает в голове Чонгука переливом ангельских колокольчиков, и он дёргает головой, возвращая взгляд на привлекательное личико напротив. На серебристые глаза, переливающиеся задорным огоньком по радужке. На ровно уложенные волосок к волоску фиолетово-лавандовые волосы. И буквально стонет разочаровано, вбиваясь лбом в мраморную стойку. Боль отрезвляет. — Выйди и зайди нормально, — цыкают медовым голоском. И Чонгук так и делает. Вздыхая и потирая ушибленный лоб, он разворачивается на пятках и покидает «Лав-Отель». Не кофейню. В машине перед злачным местом Чонгук сидит добрых полчаса, барабаня пальцами по рулю и пытаясь понять: что с ним не так? Почему он возвращается сюда каждый раз, ошибаясь, но помня, что кофе там нет? Глупо. Притягательно. Заканчивается его вечер крепким кофе из автомата возле дома, открытой страничкой гугла с запросом: «что такое Лав-Отели?» и ошалевшим взглядом в стену. Когда у него вообще в последний раз было хотя бы свидание? С человеком. Не со стаканом кофе.***
Проходит ещё неделя. Ещё неделя, прежде чем Чонгук признаётся себе после очередного нервного срыва в туалете офиса, что ему нужно не пять литров кофе и бессонная ночь перед экраном ноутбука. Ему нужен бокал виски и бессонная ночь с приятным телом в руках, отзывающимся на его ласки. Если он, конечно, ещё помнит, как эти самые ласки дарить кому-то, кроме клавиш ноутбука. Он взъерошивает ровно уложенные чёрные волосы и одёргивает офисный костюм, выходя из машины. В этот раз целенаправлено двигась ко входу в «кофейню». Ярко-розовый неон больше не ассоциируется с крепким напитком. Он ассоциируется с лукавым взглядом каждый раз разных глаз и крепким… — Добро пожаловать в Лав-Отель, — звучит устало раздражённый голос. — Снова. — Добрый вечер, — прокашливается Чонгук, поднимая голову от своих лакированных туфель. И стопорится посреди зала. Сидя прямиком на мраморной стойке и жонглируя несколькими пушистыми брелоками с ключами, на него не смотрел рыжеволосый парень. Чонгук склоняет немного голову и очевидно узнаёт птичий профиль. Вздёрнутый нос-кнопку, бессовестно пухлые губы, подкрашенные слегка алым тинтом, длинные ресницы. Но удивлённо оглядывает копну рыжих волос, небрежно уложенных и приподнятых слегка на затылке. Огромную кожаную куртку с ярким принтом на спине и мясистое бедро в кожаной штанине, что видно ему из-за положения парня. — Эм… — снова прочищает горло Чонгук, подходя ближе. — Я бы…э…я бы хотел… — Мы всё ещё не кофейня. Клубничного рафа не дождёшься, — фырчит парень, ловя одной рукой все ключи и оборачиваясь наконец. Чонгук давится воздухом из-за алых глаз, смотрящих на него из-под огненно-рыжей чёлки. — Мне нужен не кофе, — сдавленно шепчет он. Греховно пухлые губы, поблёскивающие кровавым в сердцевине, тянутся в довольной и опасной ухмылке. Отбрасывая ключи куда-то вниз, парень немного разворачивается на стойке и почти ложится на неё, упираясь локтем и оказываясь близко к Чонгуку. Его подбородок изящно и притягательно упирается в небольшую ладонь. — Дошло, наконец, — урчит парень. — Загуглил, — розовея щеками признаётся Чонгук, неловко отводя взгляд и глядя за спину парня, на полочки с ключами. — Ну, раз загуглил, то должен знать, что к нам уже приходят готовые пары. Мы не бордель, — фырчит надменно рыжий, взмахивая рукой. А затем внезапно — Чонгук правда не понимает как — наматывает галстук на свои аккуратные пальчики и дёргает Чонгука к себе, носом к носу. — Но, возможно, для тебя можно что-нибудь придумать. — Например… — Джакузи с особенными пузырьками, — Чонгук не может оторвать взгляда от манящих губ, шепчущих ему варианты. — Специализированное массажное кресло. Кинотеатр для взрослых с солёным попкорном… — Я ничего не понимаю, — признаётся он сокрушённо. И сглатывает, когда парень снова сладко хихикает, отстраняясь и отпуская его наконец. — Тебе может подрочить вода, тебя может подрочить кресло или ты сам можешь подрочить себе, — усмехается он, спрыгивая со стойки и облокачиваясь на неё теперь обеими руками. Одежды под кожанкой у него нет… — О, это…эм…вау. — Ага. Лично мой фаворит — креслице. Но, умоляю, скажи, что тебе оно не подходит? Пухлые губы надуваются недовольно. У Чонгука сносит крышу. И эти губы он так отчётливо вдруг видит обёрнутыми вокруг своего… — Нет, — сипит он, мотая головой. — Определённо нет. — Актив, — довольно скалится парень, плотоядно облизываясь. — Ванная? Кинотеатр? И Чонгук стопорится. Ну, потому, что прямо сейчас он обсуждает с незнакомцем способы самоудовлетворения. Потому, что, как только дверь одной из комнат за ним закроется, этот рыжий будет знать, что за ней происходит. А потом, когда Чонгук будет уходить, он не сможет даже попрощаться, краснея и вылетая пулей за дверь. Ну, почему в его жизни всё так сложно… — Б-боюсь, не сегодня, — мямлит он. — Да твою мать. Выдыхая разочарованно и опуская голову, парень кажется рычит. Чонгук пятится спиной к двери, сочувственно поджимая губы. — Простите. До свидания! Последнее, что он запоминает: испепеляющий взгляд алых глаз, брошенный ему вслед.***
Чонгук, в конце концов, мужик. И спустя ещё одну бесконечную неделю, он смиряется с тем, что ему и впрямь нужна разрядка. Привыкает к этой мысли, спит с ней (а лучше бы с кем-то). И понимает, что к седьмому дню работы без выходных, у него звенит уже не только в ушах, но и в яйцах. А ведь жил как-то до этого, пока не было навязчивой идеи? И нормально жил. Зачем вот начал это всё… Он снова берёт целый выходной. Снова отсыпается до самого вечера. И, когда наконец собирается с силами, надевает свой самый красивый джинсовый костюм, в котором лишь раз выходил из дома на какой-то корпоратив, укладывает волосы и едет в злосчастный отель. Как и в прошлые разы долго тупя, сидя в машине перед ним. Он даже готов к тому, что за прошлое постыдное поведение его развернут прямо на входе и скажут, что таких лохов и неудачников не обслуживают даже для самоудовлетворения. Но на входе всё также пусто, внутри всё также сладко пахнет, а белые облачка и розовые сердечки приветливо свисают с потолка. За стойкой на него всё также смотрят недовольные глаза, аккуратно подкрашенные, и на этот раз снова красивого кофейного цвета. — Добро пожаловать в Лав-Отель, — вздыхает парень, оглядывая Чонгука с ног до головы. — Опять. — Привет, — виновато улыбается тот. — На этот раз сбежишь, когда дойдём до двери? — парень склоняет голову; пшеничные прядки приходят в движение, нарушая пышную укладку. Чонгуку нравится его лёгкий и неброский макияж, подчёркивающий золото кожи и розовизну полных губ. — Надеюсь, нет, — хихикает он глупо, опираясь предплечьем о стойку. — Что от меня нужно? — Документ, подтверждающий, что тебе больше двадцати пяти. И подпись на бумагах о неразглашении. Мы всё-таки необычное место. — Это уж точно. Чонгук протягивает по белому мрамору свой айди, а ему навстречу движутся пять текстовых листов, скреплённых скобой в уголке. — Можете ознакомиться на диванчике, пока я делаю ксерокопию вашего айди и… — Нет нужды, — мотает головой Чонгук, ставя первую роспись ручкой в виде волшебной палочки с сердечком на конце. — Я прочёл всё в интерете. Вряд ли у вас что-то отличается. — Да, — ведёт плечом, скрытым синей шёлковой сорочкой, парень. — Например, после свершённого оргазма, у одиночек, мы отнимаем душу. Чонгук замирает ручкой над бумагой и вскидывает взгляд, криво улыбаясь. Парень же щурит глаза до полумесяцев и широко улыбается в ответ. Но затем в секунду его лицо сменяется на серьёзное, а в карей радужке мерцает алый. Чонгуку не показалось. — Может всё же ознакомишься с тем, на что подписываешься, милашка Чон Чонгук? — У вас хороший юмор, — откашливается Чонгук, всё же ставя не глядя последнюю закорючку. — Что теперь? — А теперь, — парень разворачивается к полкам, берёт ключ с самой верхней; и Чонгуку видно, как мило он привстаёт на цыпочки, — я должен проводить тебя в номер. И рассказать всё. Он выходит из-за стойки, и Чонгук мажет взглядом по синему шёлку, скрывающему в этот раз кожу торса, и белым льняным брюкам, волочащимся по полу. — Ах, да! — вскрикивает парень, ударяя себя пушистым брелоком по лбу. — Меня зовут Чимин. И на сегодня — я твой гид в страну наслаждения. — Очень приятно, Чимин, — улыбается смущённо Чонгук, когда их пальцы соприкасаются и он забирает свой айди и ключ. — Взаимно, Чон Чонгук. Идём за мной. Его лукавая улыбка нежно-розовыми губами ведёт Чонгука, как опасный оскал Чешира, но уже поздно давать заднюю. На его шее словно захлопнулся невидимый ошейник, поводок от которого в крепких наманикюренных пальчиках. И Чонгук просто плетётся следом по высокой белой лестнице. Меж узких розовых стен, становящихся всё темнее и розовее из-за оставшейся единственной по полу и под потолком неоновой подсветки. Коридор на втором этаже, как в самом деле тоннель в прекрасное и греховное. — Забыл спросить, — окликает Чимин, бросая взгляд из-за плеча; его глаза кажутся чёрными, — джакузи или кинотеатр? — Джакузи, — тихо отвечает Чонгук. Почти врезаясь в Чимина, когда тот резко останавливается возле комнаты. — Все комнаты оснащены звуконепроницаемой прошивкой под обоями, — поясняет Чимин, мягко забирая из безвольных пальцев Чонгука ключи и понижая голос. — Например, прямо сейчас, в каждой из комнат может происходить жаркая оргия или бдсм-практика. Но мы никогда не узнаем… Чонгук не замечает, как Чимин открывает дверь, потому что смотрит только в черноту его влекущих глаз. Следит за полными губами, что нашёптывают ему. Он даже особо не вслушивается. Просто болванчиком заходит в комнату. Дёргается лишь тогда, когда дверь за ним захлопывается и проворачивается ключ. А свет так и не включается, оставляя его в кромешной тьме. — Но самое главное, — урчит сладкий голос за его спиной. На плечи вдруг опасными змеями заползают горячие ладони. — Из-за того, что ты, милашка, подписал документ… — ладони теперь соскальзывают на его грудь, а Чимин, кажется, обходит его, становясь напротив. — Никто никогда не узнает, что происходило в этой комнате этой ночью. Чонгук видит вспышку ярко-розовых с алым огоньком глаз. И обмякает под напором сладких и требовательных губ, впившихся в его. И пусть никто не узнает. Лишь бы, уходя, об этой ночи не забыл он сам.