Уна
Уна стояла в университетском холле, окруженная друзьями. Создавая белый шум для её размышлений, они обсуждали... что-то. Она не слушала. Последние месяцы вражды с Лив выжали её досуха, а попытка исправить ситуацию потерпела фиаско. Она же просто хотела без лишнего шума заключить мир, так какого черта все обернулось против нее? Вспыхнувший в сознании сигнал тревоги сбил с мысли, она резко обернулась и встретилась с насмешливым взглядом Лив (кого же еще?), проходящей мимо: и как только ей удается умещать в себе столько себялюбия и надменности? Захотелось продезинфицировать глаза. Уна спешно отвернулась и непроизвольно скривилась: как же бесит. Бесит её высокомерная улыбка. Бесит её смех, тошнотворно скребущийся о стены коридора. Бесит её осанка — такая прямая, будто правило «держи спину ровно» в неё вбивали кувалдой. Вдох. Выдох. Вдох… — Ты пойдешь? — Что? — Уна несколько раз моргнула и посмотрела на позвавшего её Хенрика. — Я спросил, пойдешь ли ты на вечеринку Сигне. — А, да, пойду. Продолжая не следить за разговором друзей, Уна предприняла еще одну попытку примириться с предстоящим поражением. Она так надеялась, что получится закончить их недовражду на некой недодружеской ноте, и рассчитывала, что, прекратив нападки на Лив и начав полностью ее игнорировать, создаст для них обеих возможность мирно вычеркнуть друг друга из жизни. Как было бы чудесно: раз — и ты больше не замечаешь ее в толпе; два — не чувствуешь спиной ее до костей пробирающий взгляд; три — наконец-то заканчиваешь эту треклятую эмоциональную войну. Когда вообще это началось? Как докатилось до того, что любое столкновение опустошало и убивало изнутри? Уна плохо помнила раннее детство, но порой всплывающие образы были приятными, и Лив в них была причиной для радости, а не злости. Они хорошо общались, вместе делали уроки, дарили друг другу какие-то нелепо цветастые заколки. Но подобные хорошие воспоминания закончились где-то к началу средней школы, и дальше их общее прошлое состояло из соревнований, конфликтов и, в конце концов, того, до чего дошло сейчас. В памяти особенно ярко сохранился один момент: она празднует свой 12-й день рождения, радуясь тому, что Лив пообещала прийти. В последнее время они много ссорились, постоянно состязались, но теперь (ура!) им обеим надоело стараться. И благодаря этому появился шанс начать все с начала. Оказалось, что Лив считала так же, но предпочла дать второе дыхание не их дружбе, а их вражде. Она не пришла на день рождения. Сделала вид, что ничего не обещала. Сказала, что вообще забыла о празднике, и потом даже притворно расстроилась, что Уна ее не позвала. «Дети бывают жестоки», — сказала на это мама, и Уна подумала, что раз детям в целом, и Лив в частности, можно так делать, то можно и ей. Тогда-то и началась их «игра». Это очень простая игра, и для нее нужны всего два участника. Подготовка проходит в один этап — игроки прощупывают границы дозволенного. Затем переход к активным действиям — игроки разрушают все эти границы в щепки, а оставшиеся ошметки эмпатии по отношению друг к другу выжигают до белого пепла. Правило в игре всего одно: желательно, чтобы каждый новый удар был болезненней предыдущего. Уна запрокинула голову и тяжело вздохнула, ощутив соленую резь в глазах: «Сколько раз можно сделать друг другу больно, прежде чем сойти с ума?». Вывод был очевиден: ровно столько, сколько прошло до текущего момента, и не секундой больше. Она знала, что Лив тоже истощена, но они обе уперлись, ведь никто не желал сдаться первым. Хотя, говоря откровенно, это чистое ребячество, да и они давно не дети, чтобы считать, что начать разговор первой означает признать поражение. Уна крепко зажмурилась и клацнула зубами: ее бесило, что попытка самоустраниться оказалась тщетна, потому что проблему надо срочно решать. Она снова призвала всю свою выдержку, чтобы вложить её в игнорирование, только вот выдержки оказалось неприлично мало, а желания прямо сейчас пойти следом за Лив и приложить ее о стену — неприлично много. Вдох. Выдох. Вдох…***
Громкая музыка и крики были слышны уже на подходе к дому. Уна с друзьями зашли внутрь и огляделись: щеки у собравшихся студентов горели алым, а смех и движения были громче и развязней нужного. Получается, они как раз вовремя. Сигне, издалека заметив их компанию, помахала рукой, сверкнула немного пьяным взглядом и упорхнула куда-то в сторону, ища, как бы к ним протиснуться. Хенрик весело помахал в ответ и направился в сторону импровизированной барной стойки: — Не знаю, как вы, а я собираюсь напиться. Их немногочисленная компания в безмолвном согласии двинулась следом. Осушив свой первый стакан, Уна потянула на танцпол первого попавшегося друга, которым оказался Магнус. Вокруг них тут и там замелькали тела, ноги сами собой подхватили общий ритм, руки беспорядочно заметались над головой. Мигающие на стенах всполохи света пьянили и без того захмелевший мозг. Когда шум в ушах немного спал, Уна поняла, что дозу алкоголя пора повысить, и поднялась на носках, чтобы прокричать Магнусу в ухо: — Выпьем ещё? Тот тут же кивнул, крепко взял её за руку и протянул через плотную толпу. Взяв по паре стаканов и оглядев зал, они успели поймать взглядом друзей, выходящих наружу. Выбраться следом оказалось непросто, но свежий воздух того стоил. Они нашли свою компанию на лужайке. Уна не понимала, когда они все успели напиться так, что покачивались, даже сидя на земле. Впрочем, не исключено, что это земля качается, а не они. Рядом появился Хенрик, уныло бросивший в мусорку опустевшую бутылку сидра. — Загрустил? — Уна играючи повращала двумя полными стаканами в руках, и у друга в глазах полыхнуло счастьем. — Даже не представляешь, как, — благодарно взяв у неё стакан, он кивнул на остальных и покрутил свободной рукой у виска, картинно вздыхая: — Мы тут не больше часа, но эти уже на стадии «давайте возьмем перерыв». Да ну их. Хотите вернуться в дом? — Я весь вспотел, дай отдышаться немного, — Магнус приложился губами к одному из своих стаканов. Краем глаза заметив движение Хенрика в свою сторону, он тут же со смехом отскочил: — Не, дружище — они оба для меня, хватит с тебя халявы. Хенрик несчастно опустился на газон рядом с друзьями: — Давай тогда дыши скорее. Уна улыбнулась, чувствуя, как по телу забегали горячие, слегка дезориентирующие волны алкоголя. Осушив стакан, она едва успела кинуть его в урну, как моментально, точно хищник, среагировала на чужое присутствие. Окинув глазами лужайку, она выцепила знакомый профиль: Лив, выглядящая довольно трезвой (расслабляться она, что ли, не умеет?), весело болтала со своими друзьями. В голову тут же пришла ядовитая мысль: «На кой черт наряжаться в это жалкое подобие одежды, состоящее в основном из страз с пайетками, а затем стоять тут и пить пиво с горла? Клоунада какая-то». Сжав челюсть и ещё агрессивнее ощупав взглядом раздражающее её тело, Уна схватила парней за руки: — Мы пришли веселиться, а не газон топтать. Пойдемте. Пофиг, пусть Лив мелькает тут и там. Плевать, пусть в открытую упивается попытками Уны не обращать на неё внимание. Да пусть она хоть по десять раз на дню снимает кожу с её спины своими колючими взглядами! Но какого хрена она стоит там и не замечает её?! Уна ей дыру просверлила в скуле, а та и глазом не моргнула. Бесит! Они с парнями быстро ушли с улицы. Пробившись ближе к центру импровизированного танцпола, Уна полностью отдалась бурлению тел под громкие биты и вибрации, которыми прошивало пол. Она позволила себе потерять счёт времени, утянутая этим калейдоскопом: кричащие, смеющиеся и довольные друзья; пульсирующие о стены басы; мельтешащие руки, ноги и головы; неровные, рваные движения, которые можно называть танцами только на таких попойках. Окончательно выдохшись, Уна снова вырвалась на улицу и ощутила, как выпитое за вечер запросилось наружу. Прекрасно ориентируясь в доме подруги, она грациозно перелезла через оградку в сад. На ее счастье, у этой демонстрации ловкости не было свидетелей. Поднявшись на ноги, она добрела до гостевого домика. В эту часть дома никому нельзя было заходить, но для близких друзей Сигне всегда готова сделать исключение, верно? Уж кому-кому, а Уне точно можно. Первым, что она увидела, зайдя внутрь, оказалась Лив, преспокойненько моющая руки. Заметив Уну, та немного растерялась, после чего уголки её губ дернулись и вытянулись в привычный и выводящий из себя оскал. «Самодовольная ты су... Тц, плевать». Уна невозмутимо прошагала мимо, даже не хлопнув дверью туалета. Когда она вышла обратно, то была готова к чему угодно, кроме ничего. Пусто. Хочешь — руки мой, хочешь — звёздочкой на полу растянись. Что бесило больше — присутствие Лив или ее отсутствие? Вопрос, на который ответа у Уны не было. Выйдя на улицу и слегка качнувшись на непослушных ногах, она инстинктивно повернула голову вправо, ощутив, как по спине прошлись колючие мурашки. Снова Лив пялится. Выдохнув в ночное небо и закатив глаза, Уна пошла дальше. Не прямо — направо. Какого хрена? И ещё направо, и ещё. Твою мать. Лив стояла неподвижно, ждала. Судя по довольному выражению лица, она всем своим змеиным сердцем наслаждалась тем, что ей достаточно было встать у этого треклятого дерева, чтобы Уна пошла прямиком к ней. Бесит. Да она же и сама поперлась бы к Уне, стой та хоть у дерева, которое и горит, и ловит молнии. Она остановилась в полушаге: слишком близко, но раньше затормозить не вышло — ноги жили своей жизнью. Лив даже не шелохнулась, просто продолжила смотреть: искорки смеха в глазах, самодовольная улыбка. И чему же тут злорадствовать? Они же обе не способны игнорировать друг друга, так почему бы Лив эту свою улыбку не засунуть в... Бесит. Злит. В венах кипит. Обе прекрасно знают, что силы давно на исходе, так почему ума на попытку все спокойно прекратить хватает только у Уны? Куда уж там, у Лив, очевидно, ума не хватает даже на то, чтобы молча принять протянутую пальмовую ветвь. Ей что, свобода не нужна? Передышка от бесконечного бега по кругу? Уна стоит и не знает, куда в итоге ее швырнет: заорет ли она от отчаяния или спокойно признает поражение? Хочется процедить тихое: «Я проиграла, ты победила. Хватит с меня», — и уйти. Наконец-то расслабиться, дотанцевать эту вечеринку до беспамятства и жить дальше. Как же хочется начать жить, а не расшатывать чужие нервы за счет своих. «Давай же, соберись». Ее ждет настоящий подвиг, который легко совершить только в воображении. В реальности напротив стоит дьявол, которому она должна добровольно отдать свою душу. Порывает поступить как обычно: швырнуть в лицо тысячу слов, раскаленными углями прожигающих плоть, да так, чтобы прямо по старым шрамам. И еще сверху приправить ледяной солью. Лив, конечно, стерпит, выстоит, силой натянет еле живую улыбку. В конце концов, это все равно будет легкое очко в её пользу: Уна сама устелила землю колючей проволокой, на которую сама же и кинулась грудью. Молчание липко тянулось. Может, просто уйти? Пусть Лив наслаждается ее провалом, зато можно избежать больших потерь. Что бы Уна ни решила, в итоге вышло только: — Скулы от перенапряжения еще не свело? В ответ Лив просияла еще более счастливой улыбкой, и Уна непроизвольно сжала кулаки: «А может, к черту перемирие? Всего-то одно очко в ее пользу. Сейчас сорвусь, зато потом отыграюсь». Внутри все протестовало: чем больше становился их счёт, тем болезненнее становились проигрыши, а победы в основном делали только хуже. Зачем все это? Думать не получалось, и Уна понимала, что её вот-вот на куски порвёт от растущего внутри комка из гнева и боли, распаленных победоносной улыбкой напротив. Чем дольше они так стояли, тем ярче Лив сияла: «Смотри, вот она я! Мне даже делать ничего не пришлось, ты сама себе проиграла, моя глупая подруга». Уна чуть на ровном месте не упала, когда в её голове мелькнула эта мысль. Какая ещё подруга? Кто угодно, только не подруга. Страшно захотелось испортить чужое ликование. Сделать что-то такое, чтоб она сама своей радости стала не рада. Уна качнулась вперед в приступе неконтролируемой жажды навредить и так близко наклонилась к лицу Лив, что их ресницы почти соприкоснулись: — Чему радуешься? Думаешь, хуже нам уже некуда? Уна чуть ли не прорычала это, из-за чего Лив в испуге отшатнулась, но быстро взяла себя в руки и надавила своим лбом на ее, не давая зажать себя в угол: — Тебе со дна виднее. После этого здравых мыслей в голове Уны не осталось. Свежий воздух отрезвлял, но не настолько, чтобы она сумела удержать все под контролем, так что она поддалась первому возникшему порыву — толкнула Лив. Придавила её к дереву, глядя в расширившиеся зрачки, плещущиеся паникой и зародышами ярости, и, полностью игнорируя реакцию Лив, впилась в её сомкнутые губы своими, больно укусив и оставив поверх следы языка. Лив не ответила, но и не оттолкнула, но это было не важно: хотелось просто… Чего? Может быть, причинить боль, при этом самой получив удовольствие? Или тело быстрее разума поняло, как исправить их положение? Безмолвно, как она и хотела. Она потянула Лив на себя, ухватила ее за локти и закинула их себе на плечи. Руки Лив так и висели безвольно, пока она не пришла в себя. Схватившись за тонкую ткань футболки и жестко сдавив ногтями кожу под ней, она рванула Уну от себя, но сил не хватило. Уна воспользовалась этим моментом, чтобы сильнее вдавить Лив в дерево, прижаться еще ближе. Они целовались так же, как жили долгие годы: сталкивались зубами, кусались, шипели. Уна чувствовала, как на ладони, которой она упиралась в кору дерева, появляются ранки, но это было не так уж страшно, потому что она и так понимала, что все происходит через чур грубо и резко. На задворках сознания писклявый голос кричал о том, что куда важнее другое: они целуются. Сминают губы, переплетают языки, выдыхают друг в друга горячий, щекочущий воздух. Но этот голос, как и голос разума, тонул в густом черном полотне, застелившим ее сознание. Сделав очередной вдох, она почувствовала запах крови, ощутила ее горький вкус на губе, отодвинулась и прохрипела: — Нам всегда есть, куда хуже. Лив не нашлась с ответом, замерев каменным изваянием. Уна знала, что до того, как она отойдёт от шока и взорвётся, оставались секунды, так что стремительно пошла прочь, но криков так и не услышала. Непонимающе обернувшись, она увидела, что Лив сидит на земле и смотрит в ее сторону. От этого взгляда Уну будто обдало промозглым ветром, ее спина непроизвольно вытянулась струной, а грудь и желудок скрутило ужасом. Что она только что сделала? Что они только что сделали?Лив
— Чему радуешься? Думаешь, хуже нам уже некуда? В Лив спутались клубком страх и слабое любопытство: что Уна может ей сделать? Особенно теперь, когда они обе измотаны настолько, что Лив не верит, что существует что-то хуже. Так или иначе, было очень важно сдержать язык за зубами и увести разговор в спокойное русло: они обе устали от вражды, и раз Уна не справляется сама, Лив готова наплевать на все и первой вслух попросить перемирия. Приложив усилия, она ответила: — Тебе со дна виднее. Она собиралась сказать не это. Шокированный своим же предательством мозг ухватил за край глупую мысль: лицезреть яркую реакцию Уны было приятно. Однако ненужный восторг продлился недолго. Сначала она почувствовала удар спины о ребристую кору дерева, и лишь потом осознала остальное — ее поцеловали. Лёгкие взорвались огнём, но она и вздоха сделать не смогла. Уна вцепилась в неё, словно нашла новый способ оторвать кусок. Болезненно. Пугающе. Впервые за многие годы Лив почувствовала себя настолько беззащитной перед ней. Ее словно парализовало, она оказалась не в силах ни оттолкнуть, ни ответить. Придя в себя, она попробовала сопротивляться, но попытка вырваться обернулась против нее же, и она оказалась еще больше зажата. Она царапала кожу Уны, била по плечам, дергалась, пока совсем не потерялась во всем этом. Сопротивляться расхотелось. Наоборот, хотелось больше, дольше, ближе. Только не так больно, не так агрессивно. Хотя как еще у них могло быть? А потом Уна отстранилась: — Нам всегда есть, куда хуже. И затем ушла. Лив сползла по стволу дерева, неверяще глядя ей вслед. Порывало расплакаться, видя, как чужая спина теряется в темноте. Нижняя губа покалывала там, куда Уна впилась зубами. Из-за выступившей капли крови неприятно пахло железом. Было больно, но не столько из-за разбитой губы, сколько из-за того, что разбившая ее ушла. Лив обхватила себя руками, пытаясь успокоиться, навести порядок в мечущихся чувствах. Это было частью игры? Если да, то неплохо бы умереть, например. Подходящее окончание вечера. Глаза начало пощипывать из-за того, что она долго не моргала, и ей пришлось несколько раз с усилием сомкнуть веки. Сама не зная, что хочет увидеть, она снова просмотрела туда, куда ушла Уна, с удивлением обнаружив, что та стоит на месте. Встретившись с Лив взглядами, она сделала несколько неуверенных шагов в ее сторону, опасливо следя за ней. Подойдя вплотную, она обошла дерево и села с другой стороны, тоже прислонившись к нему спиной. Они сидели в неловком молчании, пока Уна не выдохнула так громко, что Лив поежилась, а потом порвала на клочки все установленные между ними правила: — Прости меня. По груди Лив прошлась горячая волна. Волнение? Тревога? Счастье...? Руки слегка задрожали, сердце ускорилось. Она понятия не имела, как принимать извинения, что отвечать. Слова никак не складывались в предложение, повисла тишина. Она заметила движение слева, затем увидела протянутую ладонь. Осторожно дотронулась до нее, неуверенно провела вдоль кисти, переплела их пальцы. Рука сразу вспотела, и она прокляла свое тело за то, что оно подводит ее в такой момент. Разжав пальцы и снова переплетя их не столь крепко, она позволила испариться хотя бы этому поводу для беспокойства. Собравшись духом, она произнесла: — И ты меня прости, — голос предательски дрогнул. Ей никогда не приходило в голову, что она может это услышать, а тем более сказать. Опустив взгляд, она продолжила: — И что... Что теперь? Уна пожала плечами, но осознав, что Лив этого не видит, придвинулась ближе, позволив их плечам соприкоснуться: — Я не знаю. В мыслях Лив мгновенно вспыхнуло: «Ну конечно не знаешь». Мысль тут же погасла, но Лив успела ощутить укол совести и виновато уставилась на их сцепленные пальцы: — Будем разговаривать? — Уна кивнула. — Гулять? — Снова кивок. — Целоваться? Уна опять кивнула, а потом вскинулась в удивлении: — Что? Лив не ответила, только повернулась и поцеловала ямочку над ухом Уны — легко и быстро, так, словно боялась ошибиться. Уна непроизвольно потянулась следом за ее губами, а потом усмехнулась и привстала, чтобы усесться у Лив между ног, опершись на нее спиной: — Хорошо. Лив улыбнулась, крепко прижала к себе Уну и уложила голову ей на плечо. Вскоре послышался шепот: — Хочешь посидеть подольше? — Хочу.