***
Саша приглушённо стонет, когда его утягивают в ещё один поцелуй — уже не такой спонтанный, какой был первый, но такой яркий, чувственный, что если бы не удерживающие его талию руки, он бы свалился на пол. Рома слишком нетерпелив. Чересчур, учитывая то, что перед тем, что он сделал, не было ни трогательных признаний, ни каких-то прозрачных намёков. Была бесконечная забота, сладкая нежность, походившая больше на что-то в пределах дружбы. И это так контрастирует с тем, как Рома грубо кусает его покрасневшие губы, вжимает в стену и с каким пыланием смотрит на него во время отдышки. — Чёртов лжец, — Саша мрачно усмехается, тыльной стороной ладони потерев лопнувшую губу. — Кто из нас? — Рома томно шепчет ему на ухо и сбито дышит — не меньше, чем сам Саша; оглаживает впалый живот под водолазкой. — Ты рассматриваешь больше вариантов? Рома раскрытой ладонью проводит по узкой груди, пересчитывает пальцами лебединые рёбра. Саша вздрагивает от того, как невесомо проводят по его худым бокам и как сильно по ним проходит электрический ток. Рома, в извинение за свой порыв, ласково целует уголки губ, сами губы — мягкие, слегка опухшие, растягивающиеся в полуулыбке. А потом оттягивает чёрный воротник и припадает к бледной коже, оставляя на ней яркие отметки с примесью россыпи поцелуев. Саша зарывается рукой в шёлк тёмных волос, громко и провокационно отзываясь даже на малейшее касание. — Ты бестолковый дурак, Рома, — вопреки своим словам нежно вздыхает Саша. Рома усмехается, обдаёт шею горячим дыханием и опасно близко приближается к чужому лицу. Хрипло проговаривает в Сашины губы: — Детка, я дурачусь именно из-за тебя. Реакция не заставила себя долго ждать: глаза Саши широко раскрылись в удивлении и на устах застыл даже не начавшийся вопрос. — Тебе талантливо удаётся раскрывать себя слишком поверхностно, но всё равно ты допускаешь в этом грубые ошибки. Сердце прорывало грудную клетку, трепыхалось подобно запертой в ней птице и настоятельно требовало воли. Бархатный голос ласкал слух и посылал горячие волны вдоль всего тела. — И даже несмотря на это, ты открывал себя мне так, как не делал это кому-то другому, — Рома, с любопытством вглядываясь в Сашу, расстёгивал с глухим лязгом пояс на прилегающих джинсах. Саша, подобно чарам, расстегнул атласную рубашку басиста, с неподдельным интересом и судорожным вдохом оглядев подтянутое, смуглое, и чертовски красивое тело. Рома улыбался искушающе. — И сколько должно пройти времени, прежде чем ты скажешь мне правду?***
Саша до момента их встречи был угашенным — и в смысле зависимости, и своего эмоционального состояния, когда всё перед глазами подвергалось постоянному сомнению и казалось таким серым, что надоедало и наскучивало. Саша всегда любил яркую жизнь, разукрашенную насыщенными красками эмоций, расцветающую цветами светлой надежды и веры в то, что завтрашний день будет лучше, чем прошедший. Наркотики давали ему временное облегчение, чем-то схожее с тем, что он возжелал когда-то ещё давно; в то же время это было так далеко от настоящего счастья, что Саша бился головой об стену, не понимая, что, всё-таки, не так. Почему же он просто не может быть счастливым? Это было похоже на язвительную шутку жизни — не той, которую желал всем юношеским сердцем Саша, а измазанной в грязи и истоптанной подошвой обуви, обезображенной и пустой. Найдя того, кто показался Саше тем самым выходом из вязкого болота такой жизни — очевидно мрачной, чёрно-белой и вечно тоскливой, он ошибся. И ошибся ещё больше, когда подумал, что если станет помогать, то, может быть, станут помогать и ему. Тогда он ещё не понимал, что подобные мысли сами по себе гарантировали огромную вероятность будущего провала. О том, что он только и делает, что роет себе яму. В сердце что-то щемит, когда он видит прохожих, так похожих на того, на кого он когда-то надеялся. Из-за этого опыта боялся довериться Роме. Боялся, но иногда не находил себе места более подходящего, чем чужая квартира; собеседника лучше, чем дружелюбный и в то же время загадочный молодой человек. Саша часто отмахивался на вопрос о своём появлении на пороге его дома, заявляя, что ему необходимо с кем-то поболтать и чем-то заняться. Что ему безумно скучно, а у Ромы есть большая, красивая собака, много настольных игр и вкусного чая. И Рома никогда не отказывал ему в времяпрепровождении, со всем гостеприимством принимая вокалиста их группы. Саша всегда уходил от него не только радостным, но и насытившимся; с теплом в сердце он вспоминал вечера, когда Рома готовил лазанью — невероятно вкусную, которую он нахваливал и был готов хозяину дома руки целовать. И в какой-то момент, после ещё одного визита, Саша понял, что готов целовать не только руки Ромы. И вынужденно отдалился от него на всех уровнях, со страхом быть замеченным в качестве не просто друга, а того, кто пытается навязать своё присутствие, кому не скажут «нет» до самого конца и оставят, в конечном счёте, дураком, поверившего в чудо. «Чудес не бывает, как и взаимных чувств с правильным человеком.» — Заключил для себя Саша ещё какое-то время назад. Но Рома приставучий. И это выводило из себя. Он постоянно рушил его выстроенный в голове сценарий, план по попытке оставить свои чувства, желание проводить с ним почти всё своё свободное время. Каждую их встречу постоянно давал о себе знать, предпринимал попытки поговорить, но никогда не принуждал к разговору насильно, вслед глядя убегающему из студии Саше. А теперь под ложным предлогом они — здесь, в гримёрке. Саша прикрывает глаза снова, когда Рома делает ещё один толчок, ловит его губы и целует. — Прошу тебя, расскажи мне о том, что ты чувствуешь ко мне, — шепчет Рома и гладит покрасневшие щёки Саши костяшками пальцев. — Что мне рассказывать тебе? Ты разве не слышишь, как я стону для тебя? Громко, звучно, мелодично. Так голодно, что каждый раз, когда тонкий голос надламывается, когда Саша смотрит на него — бесконечно влюблённо и преданно, что-то внутри Ромы ярко загорается. Что-то загорается и у Саши, когда Рома говорит о том, что любит его. Загорается так, что в груди полыхает целый пожар и Саша, без каких-то сомнений, отдаётся в крепкие руки. И отдаёт своё сердце мысленно много-много раз. — Разве ты не знаешь, что я так долго страдал из-за тебя и страдаю до сих пор? — Вздыхает Саша и поправляет влажную чёлку. Рома заботливо завёл светлую прядь за ухо и оставил лёгкий поцелуй в висок. На искусанных губах Саши появилась хитрая улыбка, а из уст вырвался тихий смешок. — Рома, — протянул Саша и толкнулся в чужие бёдра, выгнулся и удовлетворённо, звонко ахнул. — Сколько должно пройти времени, прежде чем ты отпустишь меня? Рома бы в жизни не отпустил его. Получить того, кого он так сильно желал всё это время, было фактом, срывающим крышу. И Саша не против, чтобы его не отпускали. Он не хочет, чтобы его отпустили. — Пожалуйста, — просит Саша и более обвивает широкие плечи. — Избавь меня от этого. «От одиночества. От вечного страха быть преданным.» Что-то в серых глазах мелькает между весельем и какой-то печалью от чёткого осознания. — Я не хочу тебя разочаровывать, — Рома ему улыбается с нежностью, обвивает бережно его талию и плавно входит полностью. Саша рефлекторно прогибается вновь, сладко стонет и обнажает вид на исписанную темнеющими отметками шею. Перед глазами мелькают яркие звёзды, Рома шепчет ему на ухо какие-то еле различимые, но ласковые слова, которые Саша в своей голове не обрабатывает, но с теплом в душе принимает. Знает, что ему не скажут чего-то плохого. Не обидят. И он реагирует в разы ярче, когда Рома резко толкается в него; умоляет, просит, чтобы Рома сделал так ещё раз. И он делает, с замершим дыханием наблюдая за чужой реакцией. С диким голодом смотрит на бледное, худое тело и красивое лицо. И Рома доводит Сашу быстрым темпом до исступления, до явственного экстаза, до бессмысленных просьб. И он цепляется за его спину всё так же прочно, утыкается в стык шеи и плеча горячей щекой. — Я люблю тебя, — доносится до Ромы последнее, что говорит ему Саша перед тем, как дойти до оргазма. Рома давно хотел это услышать.***
Саша садится на переднее сиденье в его машине, сонно потирает костяшкой уголок глаза и кидает короткий взгляд на Рому. Рома посчитал своим долгом довезти его до дома. — Погоди, Ром, — Саша потянулся к чужой руке, — мне нужно тебе сказать нормально. Рома внимательно посмотрел на Сашу — очаровательного, сосредоточенного и всегда красивого. В его глазах отражался неоновый свет вывесок каких-то магазинов; за закрытыми дверьми доносился шум машин. — Понимаешь, — начал Саша неуверенно и смущённо почесал щёку — была у него такая забавная привычка, — я не хочу, чтобы ты думал, что… Что я сказал такие важные слова просто на эмоциях. Отчасти так и было, и Саша с лёгкой улыбкой вспоминает прошедший вечер. Он и не вспоминает того факта, что Рома завёл его в гримёрку далеко не для того, чтобы помочь найти какую-то очень важную бумажку. — Я правда люблю тебя. Саша улыбается ему — мягко, честно и слегка стушёванно, удивляясь в душе тому, что теперь он говорит что-то подобное полностью осознавая свои чувства. — Я вряд ли смогу сейчас сказать всё, что чувствую, но с тобой я впервые ощутил себя живым спустя столько лет. Рома не удерживает себя от улыбки. Сердце трепетно забилось, стоило Саше большим пальцем погладить пядь чужой руки. — Я тоже почувствовал себя живым рядом с тобой. Я тоже. Тоже чувствовал себя одиноким. Тоже хотел найти выход. Саша тянется за нежным поцелуем.