Кинки и их поклонники

      Тони резко открыл глаза в кромешной темноте своей спальни. Светящееся табло вычурных электронных часов показывало два пятнадцать ночи, и, учитывая, что они с Питером улеглись около полуночи, то пробуждение явно было слишком ранним и незапланированным.       Все было хорошо.       Нет, на самом деле хорошо. Никаких инопланетных вторжений, мутантских восстаний, колдунов, ведьм и прочего пиздеца. Даже обыкновенные земные террористы после последних событий с Таносом присмирели, давая Мстителям зализать раны и прийти в себя. Тони досталось больше всех, Питер небо и землю местами перевернул, чтобы вернуть его к жизни и преуспел настолько, что выглядеть и чувствовать тот себя стал на все тридцать пять.       Жизнь текла мирно и спокойно настолько, что даже регулярный полноценный сон с полуночи до девяти утра стал привычным. Сейчас же что-то было не так. Несмотря на полную тишину и отсутствие тревоги, которую непременно подняла бы Пятница в случае чего, Тони чуял неладное. Он уже потянулся было за планшетом, лежащим на прикроватной тумбочке, чтобы вывести все последние новости, как Питер, до этого тихо сопевший за его спиной, шевельнулся и что-то тихо пробормотал, заставив приподнять голову и вслушаться.       Кошмар? У него они так и не прошли с началом мирной и спокойной жизни, как, впрочем, и у любого из них. Сам он был знаком с этой напастью, как никто другой. Затаив дыхание, он развернулся к мальчишке, стараясь не делать резких движений. Питер лежал тихо, отвернувшись от него, и дышал вполне размеренно и спокойно, все было хорошо, но в груди сжалось нехорошим предчувствием.       Питер. Все же тревога была связана именно с ним, и в последнее время такие приступы накатывали все чаще. Тони ворочался с боку на бок пытаясь понять, что не так, и чего ему, дураку, еще надо, а в голову постоянно лезло нехорошее. Ничего нового, на самом деле, в основном, привычные уже страхи потерять Питера и их отношения. Несмотря на жаркие уверения парня в бесконечной любви, Тони все еще с ужасом вздрагивал от каждого лишнего взгляда в сторону его мальчика, а таких было много. Выходя из детской угловатости, Питер набирал яркую, манящую, пленяющую прелесть юности, противиться которой не было никакой возможности.       Тони сцеплял зубы, успокаивая себя тем, что сам Питер смотрит-то пока только на него одного. Абсолютно ему понятным, знакомым восхищенным взглядом. До последнего времени.       Страхи, помноженные на комплексы, возросшие на благодатной почве сомнений, привели, в конечном итоге, к обостренному вниманию. Благодаря чему Тони и заметил это.       В последнее время Питер смотрел на него как-то не так.       Вернее, в его взгляде по-прежнему читались нежность страсть и восхищение, но появилось что-то еще, какая-то тень, изводящая Тони с удвоенной силой. Мальчишка словно бы… стеснялся? Залипнув на минуту на его руках или груди, он чуть краснел и непривычно отводил взгляд, будто бы не имел права не только смотреть, но и активно трогать все, что угодно. Трогать теперь он тоже не торопился, хотя все еще привычно и охотно подставлялся под руки.       Тони испугался, что их отношения обречены, и начал искать соперника. Перелопатив все соцсети, записи с камер наблюдений, отчеты Карен, Пятницы и ничего не найдя, он сдался, решив решать проблему единственно возможным, но не любимым способом — словами через рот, понимая, что выносить это состояние подвешенности больше не в его силах. Поэтому вечером, спустя неделю терзаний, ожидая пока Питер выйдет из душа, Тони сидел в их пока общей постели, ожидая чего угодно.       Питер вышел уже одетым в пижамные штаны, его влажные волосы все еще роняли мелкие капельки на идеальные грудные мышцы, и на секунду Тони завис, привычно восхищаясь открывшейся картиной. Его самый прекрасный, удивительный, сладкий и горячий мальчик.       Или уже не его?       Нырнув в кровать, Питер завозился, устраиваясь рядом поудобнее, и молчать дальше стало совсем невмоготу.       — Питер, что происходит? — не поворачиваясь к нему, тихо спросил Тони.       — Происходит? Что происходит? — удивленно переспросил тот, и Тони с тяжелым вздохом развернулся к нему лицом.       — Ты сам не раз восхищался моим гением, смею уверить, несмотря на внешнее омоложение, мозги остались прежними. Я не дурак, Пит, и все понимаю, просто скажи мне это, — попросил он. И с ужасом увидел, как тот краснеет, отводя взгляд.       Если раньше еще оставалась какая-то надежда на то, что ему показалось, сейчас она испарилась, оставляя после себя острое послевкусие горя. Питер не мог не прочитать это по его лицу, потому что вдруг рванулся вперед, сгребая его в объятия, беспрестанно шепча свои «прости-прости-прости». Левую сторону груди опекло болью. Тони и рад был бы с гордостью отстраниться, хлопнуть по плечу и пожелать счастливого свободного плавания, да вот беда — не находил в себе сил. Еще хотя бы на минуточку почувствовать на себе руки Питера… Он был жалок и знал об этом.       — Надо было тебе еще вчера все рассказать, да я, дурак, постеснялся, — продолжал тот медленно его убивать. — Я больше не буду, честное слово! Да и не так уж мне это важно, я обожаю, когда ты ведешь, честно! Просто вот засело в голове, аж снится.       — Что? — понимая, что он совсем ничего не понимает, Тони с усилием заставил себя отстраниться, заглядывая Питеру в лицо. — Что снится? Кто ведет? Ты о чем вообще?       С минуту Питер молчал, затем вздохнул, смиряясь с неизбежным.       — Помнишь, неделю назад мы ездили к Роджерсу и Барнсу?       — К чете ледышек-то? Конечно, забудешь тут.       — Ну и вот, пока вы со Стивом на заднем дворе мерялись, кто больше дров наколет, мы с Баки немного поговорили. Ну, о том, о сем… О семейной жизни и… постельной ее стороне, — выкрутился Питер, покраснев.       — О сексе, — понял Тони.       — О сексе, — вздохнул Питер. — Он мне рассказал… ну… кое-что.       — И что такое могла тебе рассказать Ледяная Принцесса, что я уже двое суток покоя не знаю?! — опешил Тони.       — Ты не захочешь подробностей, — Питер покраснел еще сильнее, до состояния вареной свеклы, но мучительно продолжал объясняться, — но суть в том, что они со Стивом меняются. Ну… в постели. Передают друг другу контроль и… командуют друг другом.       Тони ошарашено моргнул, разглядывая его красное смущенное лицо. А потом до него дошло.       — Это ты так намекаешь, что хотел бы оказаться сверху? — неверящим голосом произнес он, чувствуя, как от острого облегчения начинают слезиться глаза и покалывать кисти рук. — Питер, но почему ты молчал?! Я тут едва не словил инфаркт от такой твоей загадочности!       — Прости! Тони, я поступил глупо, не сказав сразу, но мне было неловко. Мне так хорошо с тобой, когда ты ведешь, я будто в раю оказываюсь каждый раз. Я безумно люблю тебя, твое тело, твои руки и твой член, — выпалил он зажмурившись. — В себе! И я даже вовсе не уверен, что мне понравится наоборот, вот! А ты мог подумать, что я пресытился, устал от однообразия или еще что-нибудь в этом духе, я же тебя знаю.       Знает. Еще как знает.       Чувствуя, как от облегчения кружится голова, Тони со сдавленным смехом рухнул на кровать, увлекая Питера за собой, обнимая, проводя пальцами по бокам, по позвоночнику, по лопаткам.       — Глупый мой мальчик. Я люблю тебя, и если ты чего-то хочешь, значит, хочу и я. Все просто. Я весь твой, мой хороший, делай что хочешь.       — Вряд ли у тебя в голове столько пошлых мыслей и идей, — хмыкнул Питер, потираясь щекой о его плечо, а бедрами — то и дело проходясь по уже заинтересованному члену.       — Ты даже не представляешь, сколько их было, пока мы спали вот в этой самой кровати, не прикасаясь друг к другу почти месяц. Я думал, что или взорвусь, или сотру себе все до кровавых мозолей. Так что вряд ли ты меня удивишь, дерзай, — он слегка поддал бедрами в пах Питера, попадая аккурат по его уже полностью возбужденному члену. Низ живота начинало сладко тянуть медленно разгорающимся нетерпением.       Тони вновь прошелся пальцами по спине, вычерчивая линии, замер между лопаток, на том чувствительном участке, от прикосновений к которому Питер буквально превращался в желе, погладил самыми кончиками. Мелко задрожав, тот приподнялся, вглядываясь в его лицо совсем уже пьяными от возбуждения глазами, а после удивительно решительно, с силой завел руки Тони ему за голову, легко удерживая обе одной своей ладонью, а вторую положил на его горло. Ни в коем случае не сдавливая — просто медленно плавно поглаживая нежную кожу. Тони инстинктивно вздернул подбородок выше, давая лучший доступ. Во рту стало сухо, и он облизал губы. Конечно, такого вполне можно было ожидать. Рано или поздно, Питеру должно было стать интересно попробовать себя в другой роли. Удивляла собственная реакция и то, насколько происходящее возбуждало самого Тони.       Питер никогда не применял к нему свою супер-силу, ни в быту, ни в бою, ни, упаси боги, в кровати. Как бы ни складывалась ситуация, его неизменно приводила в ужас одна только мысль об этом. Поэтому ощущения били наотмашь своей новизной и остротой.       — Нормально? — шепнул Питер, пытливо заглядывая в глаза.       — Вот значит как, — хрипло прошептал Тони. — Значит, теперь я точно попал в сети ловкого Паучка? И что же он намерен со мной сделать?       — Много чего, — тот наклонился, прижался губами к губам, скользнул к уху и доверительно, негромко проговорил:       — Но больше всего пауки любят сосать.       Тони сам не ожидал, что его так выгнет от предвкушения, хотя Питер делал ему минет далеко не в первый раз. Мгновенно стало слаще, желаннее, он дернулся в хватке, убеждаясь, что, даже применив все силы, вырваться не получится и снова облизнул губы.       — Я сейчас отпущу руки, — шепнул Питер, возвращаясь к губам. — Хочу, чтобы ты перехватил перекладины кровати и держался за них, не выпуская ни на минуту. Что бы я ни делал.       Согласно кивнув и подчиняясь чужой воле, Тони обхватил ладонями прохладный металл. Он всегда очень гордился своей выдержкой в постельных делах, надеялся не сплоховать и сейчас, особенно сейчас, когда на него было направлено столь пристальное и безраздельное внимание. От этого внимания мутилось в голове, сердце быстрее разгоняло кровь, и сам воздух казался горячей обычного, при том, что Пятница исправно поддерживала в комнате единую выставленную температуру.       Тони вело все больше от того, что и как происходило. Нравилось ощущение рук и губ Питера на своем теле, его ласки — невесомые и нежные, но, в то же время, напористые, настойчивые. С природным упрямством тот вычислял даже самые незначительные эрогенные зоны, вылизывая буквально с ног до головы, и Тони плавился в этом благоговении и принятии, которые уже готов был потерять. Плавился в бесконечной, трепетной любви.       Невозможно было не застонать от ощущения горячего влажного рта на головке давно возбужденного члена, особенно чувствительного оттого, что невозможно к себе прикоснуться. Не потому что нельзя физически, а потому, что Питер так сказал. Тем временем тот, будто в первый раз, неторопливо и вдумчиво изучал каждый дюйм, раз за разом возвращаясь к уретре, слизывая все чаще выступающие капли предсемени.       Тони практически готов был уже умолять, послав к черту всю гордость и тщеславие. Какая тут гордость, когда перед глазами туман, а в ушах молоточки бухают с такой силой, что с трудом разбираешь, что там шепчет снизу Питер.       — Я знаю, чего тебе очень хочется, — проговорил он, сгибая его ноги в коленях и разводя пошире, чтобы добраться до яиц и нежного местечка сразу за мошонкой. Тони с ума сходил от ласк в этом месте, казалось, удовольствие прошивает его иглами через все тело прямо в мозг. — Ты хочешь, чтобы я приласкал сильнее тут, — он легонько лизнул правое яичко, — и тут, — накрыл губами левое. — А больше всего, — чтобы твой член сдавило узко и жарко, и вбиваться, как можно глубже, до основания, резко, быстро, часто.       Тони шумно дышал, стиснув в кулаках перекладины до побелевших костяшек. Его член влажно поблескивал от слюны и выступившей смазки, а на груди и животе ярко проступило несколько отметин — все-таки Питер слегка увлекся в процессе, но он был абсолютно не против носить эти метки вечность.       — А может быть, ты хотел бы ощутить давление вот тут? — его пальцы не сильно толкнулись в сжатый, не разработанный вход. Не больно, но достаточно остро, чтобы сполна представить, как его распирал бы изнутри горячий член. И да. Это было чертовски горячо и желанно тоже. Тони действительно хотел бы испытать абсолютно все, что говорил Питер, даже не зная, в какой последовательности.       — Может быть, ты все же приступишь к основному блюду, — прохрипел он, чуть приподнимая таз навстречу. — Я тут не молодею, знаешь ли.       Легко было скрыть за иронией нетерпение, но только не перед Питером, видевшим его насквозь. Он отлично видел, что Тони дошел до той самой планки, выше которой уже никак, если они хотят достигнуть кульминации вместе.       — Я хочу того же самого, но только так, как скажу я, — уверил он, устраиваясь у него на бедрах. Потянулся вперед, почти укладываясь на грудь, огладил напряженные до вздувшихся вен руки, мягко расцепляя сведенные судорогой пальцы, заводя их себе за спину, позволяя обнять, прижался тесней, невольно тихо застонав.       — Как скажешь, маленький мой, — тут же растерял всю свою браваду Тони, прижимая к себе свое сокровище, как можно ближе. В руку неожиданно ткнулся тюбик лубриканта. Тони недоуменно перевел на него взгляд.       — Я хочу, чтобы ты сейчас подготовил меня. Без нежностей, быстро и… сильно. Чтобы я чувствовал каждый палец, чувствовал, как ты меня хочешь.       Как он еще не взорвался от желания, Тони не понимал. Сначала Питер как будто поставил себе задачу изжарить его нарочито неторопливыми ласками, а теперь решил добить видом своего тела, извивающегося на его пальцах, насаживающегося так отчаянно, словно от этого зависело выживание целой планеты. Их планеты на двоих.       Он с силой стискивал зубы, наблюдая, как в катарсисе удовольствия закатываются глаза Питера, как он закусывает губу добела, как все шире разводит колени. Как покачивается от каждого движения налитой молодой член, роняя вязкие капли на живот самого Тони. В нем уже свободно скользило три пальца и до смерти хотелось плюнуть на эти игры, зафиксировать и наконец-то засадить, но Тони терпел на каком-то животном упрямстве. Инстинктивном. Все должно быть так, как хочется Питеру, как бы он ни выгибался навстречу, как бы ни просило его тело. Это было непривычно, совсем непривычно, но, черт возьми, как же оно било по всем рецепторам, эта необходимость слушаться другого человека до мельчайших деталей. Как же от этого срывало предохранители.       — Я мог бы толкнуться в тебя прямо сейчас, — шепнул он скулящему на одной ноте Питеру. Говорить тот ему не запрещал, и Тони решил отыграться. — Проехаться по самому сладкому местечку. О, я бы нашел его моментально, только когда я попадаю по простате, ты ахаешь так, словно тебе больно. Но тебе не больно, детка, я прав? Тебе охрененно сладко, особенно когда я начинаю долбиться в нее раз за разом, не позволяя прикоснуться к себе. Я буду трахать тебя долго, Питти, очень долго, пока ты не кончишь на мне, как минимум, дважды.       — Стоп. — Питер отпрянул от него, снимаясь с пальцев, и толкнул на кровать, ловко устраиваясь сверху. — А теперь не двигайся.       Он насадился одним плавным, но сильным движением и замер, крепко зажмурившись, пережидая острую волну наслаждения. Тони был ему крайне благодарен за эту передышку, потому что и у него перед глазами тоже потемнело. А ведь он обещал быть неутомимым.       Питер жарко, шумно дышал, плавно раскачиваясь вперед и назад, вскрикивая каждый раз, едва член попадал куда хотелось больше всего, а когда стало совсем невмоготу, вдруг упал Тони на грудь, укладывая его ладони себе на бедра, наконец-то позволяя делать с его телом все, что угодно.       Это стоило того, чтобы ждать. Доведенный до невменяемого состояния, чувствительный, как оголенный нерв, Питер был в его руках горячий, податливый, принимающий все, что он мог ему дать. И Тони давал — глубоко, туго, горячо, резко, как хотел уже часы напролет. Всего несколько уверенных фрикций, и Питер кончил, содрогаясь всем телом, но не отстранился.       — Продолжай.       — Маленький, ты сверхчувствительный сейчас, — Тони, не выходя, перевернул их, оказываясь сверху, отвел ладонью с лица влажные завитки волос. — Может быть неприятно. Я болтал про два раза просто чтобы завести тебя сильнее.       — Я хочу, — Питер открыл упрямые глаза и подался навстречу, снова насаживаясь. — Ты меня завел, и мне нравится идея. Прикоснись ко мне. Не сдерживайся.       И Тони, подчиняясь, плавно качнулся раз, другой, снова набирая темп, опуская руку вниз, поглаживая вновь уверенно поднимающийся член. Прекрасное пиршество юности, раскинувшееся на смятых простынях, доверчиво раздвинувшее ноги для него одного. Нарастающее, нестерпимое острое, кипящее удовольствие выжигало внутренности, остановиться было совершенно невозможно и, кажется, на несколько мгновений Тони все же потерял в себе человека, вбиваясь в щедро отданное ему тело со всей силой и исступлением. Питер уже даже не кричал, то ли сорвав голос, то ли не имея возможности вдохнуть полной грудью воздух, кажется, выбиваемый членом едва ли не из легких, он только вцеплялся в его бицепсы все крепче, оставляя еще несколько следов.       Не выдержав, Тони кончил с гортанным стоном, сорвавшись на череду мелких хаотичных фрикций, в самую глубину юного тела. Это было похоже на смерть и возрождение, отрубив все органы чувств на пару минут.       Открыв глаза, он понял, что тесно прижимает Питера к себе и что-то нашептывает ему на ухо, бессмысленное, непонятное, но бесконечно ласковое, внутри по прежнему прокатываются отголоски спазмов, затихающие, слабые, а Питер все еще не кончил, и его член упирается Тони в живот.       Осторожно приподнявшись, он заглянул в расфокусированные глаза, приник к воспаленным, истерзанным губам, а после плавно сел на пятки, выскальзывая из его тела, зачарованно наблюдая, как сокращается натертый, покрасневший анус.       — Сейчас, мой хороший. Сейчас все будет, — шепнул, плавно и уверенно вводя по собственной сперме в податливое тело два пальца, безошибочно находя простату. — Кончи для меня еще раз, детка, я же знаю, что ты можешь.       Питер будто этого и ждал, тихо пискнув и сжавшись тесно на крупных пальцах до абсолютного облегчения, моментально отключаясь. Тони еще хватило сил привести их обоих и постель в более-менее приемлемое состояние, прежде чем упасть рядом, проваливаясь в самый глубокий сон без малейших кошмаров.       А Стиву он лично завтра отправит корзину цветов и коллекционное издание Камасутры в обложке с золотым тиснением, пусть Баки изучает и опробует. Авось поделится с Питером впечатлениями, потому как его предположение о том, что Тони понравилось бы распирающее ощущение члена в собственной заднице не так уж далеко от истины.       Совсем, совсем рядом.

СПСТ