Терапия Эдварда Нигмы

Эдвард опять проснулся в холодном поту – в этот раз ему снилась гибель Освальда. Тяжело дыша, он аккуратно снял с себя руку Пингвина, и направился в ванную. Это продолжалось уже две недели – Эду снились все, кто из-за него погиб – отец, Кристен, Изабэлла – часто Освальд, умоляющий не убивать его, но Эд из сна был непреклонен- то стрелял в него, то перерезал ему горло, то сталкивал в пропасть. Эд устало потер виски, глядя на своё отражение в зеркале. - Мокрые сны, Эдди? – спросил его из зеркала Загадочник. - Это твоих рук дело? Это ты мне их показываешь, - наивно спросил Эд; он понимал, что задумай Загадочник свести его с ума, он будет отрицать, что это его рук дело, но не спросить Эд не мог, надеясь, что распознает ложь в прямом ответе на прямой вопрос. - Ты тупой что ли? Я вижу во сне то, что и ты, по-твоему, я наслаждаюсь этими кошмарами с Освальдом в главной роли? Если ты вдруг забыл, я люблю его, и полюбил даже раньше тебя. Что ж, в этом была некоторая логика – но если это не проделки Загадочника, то что же происходит с моим сознанием, подумал Эдвард. Он умылся, похлопал себя по щекам, пытаясь прогнать темное паршивое послевкусие от страшного сна, и вернулся обратно в постель к Освальду. К его удивлению, Пингвин уже не спал, он приподнялся на локтях и сонно искал силуэт Эда в темноте. Таков чуткий сон преступника – просыпаться от каждого шороха, от каждого перемещения любимого тела в пространстве. - Эд, что случилось? Опять кошмары? - В этот раз мне снилось, что я сбросил тебя с высотки, - объяснил Нигма. - Я жив здоров как видишь, иди спать. Слова Освальда подействовали на Эда как стакан какао на ребенка – Нигма расслабил плечи и весь как-то обмяк – ужас безысходности страшного сна ушёл, не оставив и следа. Эдвард устроился поудобнее, укладывая одну руку под голову, а другую – Освальду на талию. На это Оз поцеловал его в уголок губ и закрыл глаза – им обоим нужно было поспать. Как ни странно, Освальд не считал кошмары Эда чем-то из ряда вон выходящим, «годы в Аркхэме не проходят бесследно, Эдди», говорил он, сочувственно гладя Нигму по щеке. Однако он настаивал на том, чтобы записать Эда на консультацию к психиатру, и, когда Нигма наотрез отказался, Оз предложил сомнолога «да не будет он тебя пытать, просто выпишет снотворное», на что Эд нехотя согласился. Сомнолог побеседовал с Эдом, сделал энцефалограмму головы, после чего установил диагноз «расстройство сна на фоне стресса», и выписал рецепт на снотворное. Снотворное действовало на Эда специфическим образом – он все равно видел эти чёртовы сны, просто после пробуждения ходил весь день вялый и сонный. Через пару дней он заявил Освальду, что пить эти таблетки он больше не будет. - Но надо же что-то делать, - возразил Освальд. - Нам нужен рецепт на адреналиноблокаторы, - сказал Эдвард, - если сомнолог считает, что виноват стресс, то мы просто избавимся от стресса. - Прекрасно, давай запишем тебя к психиатру, - предложил Освальд. - Нет, Оззи, больше никаких врачей. Ты сам видишь, они некомпетентны. На следующий день Освальд подобрал ближайшего к ним психиатра, изучил замок на его двери, и, убедившись, что его легко будет взломать, украл пару листов из книги рецептов бедного доктора. Грабить аптеку не хотелось – незачем им сейчас лишнее внимание копов. Выйдя из тюрьмы, они решили действовать крайне осторожно, и в первую очередь убрать мужика в плаще, похожего на летучую мышь, а уж потом заняться грабежами. Однако из-за постоянных кошмаров Эдварда план ликвидации врага шел тяжело – вместо слежки за этим чучелом, они проводили время то у сомнолога, то на МРТ. Освальд всматривался в снимок головы Нигмы, изучая прожилки, которые ничего ему не говорили, и задавался вопросом – как такой, судя по фото, обычный человеческий мозг, выдумывает такие идеи – дурные и гениальные одновременно? Может у Эда та часть мозга, что отвечает за цепкий ум, давит на ту часть мозга, которая отвечает за придурь, думал Освальд. Иначе не объяснить, как мы по его неосторожности просидели в тюрьме десяток лет, пришел к выводу Пингвин. На следующее утро Эдвард опять проснулся с тахикардией, в холодном поту, и вскрикнул – резкий звук разбудил Пингвина. Видимо, адреналиноблокаторы, которые Освальд «выписал» Эду в украденной форме рецепта, не слишком помогли. - Что Эдди, что такое? – спросил он. - Отец. Во сне я опять отравил отца, и… он сказал «ты мне больше не сын». - Иди сюда, - притянул его Освальд ближе к себе, и поцеловал в висок. Освальд не понимал, как можно убить родителя – его мать и отец души в нем не чаяли, и он отвечал им тем же; но, возможно, если родитель пытается тебя уничтожить, то ты уничтожишь его в ответ, подумал Освальд; возможно, Эдвард сейчас сопит у него под боком именно потому что когда-то устранил угрозу в лице своего безумного папаши. - Если ты его убил, значит понимал – есть риск, что он убьет тебя первым, - мудро изрёк Освальд. - Я не жалею, что отравил его, если ты об этом. Освальд задумался – если Эдвард говорит, что не жалеет, но при этом ему постоянно снятся все убитые им, значит Эд опять подавляет свои чувства – на этот раз сожаление. - А ты хотел бы… ну… повернуть время вспять и не убивать его? – спросил Освальд. - Я не знаю, что тебе ответить. Впервые Загадочник появился в зеркале, когда я считал дозировку яда для старика Нэштона, я волновался, что раздобыл слишком мало, и вообще волновался… и он убедил меня, что я все делаю правильно. - Ты испугался? Когда он впервые появился? – спросил Освальд. - Нет. Я всегда чувствовал разное. Одна часть меня хотела убить отца, а вторая настаивала, что это неправильно. Поэтому когда… - Когда тебя разделило? - Нет, что? Нет. Когда появился Загадочник, я почувствовал облегчение – это не я желаю человеку смерти, а моё альтер-эго, - объяснил Эдвард. Всё с тобой понятно, подумал Освальд, травма, помноженная на чувство вины, усиленная десятком лет в Аркхеме – вот и получай ночные кошмары. Хорошо ещё, что Эд не лунатит и не пытается покончить с собой в каком-то очередном припадке. Освальд оказался неправ – точнее, не совсем прав. Эдвард решил покончить не с собой, а с ним, с Освальдом – Пингвин проснулся от того, что тонкие пальцы пианиста сильно сжимали его горло, выдавливая из него саму жизнь. Он посмотрел в глаза Эдварду – взгляд у него был неживой, стеклянный, будто он смотрит куда-то вглубь себя. Ну уж нет, так я умирать не собираюсь, не когда всё наконец-то хорошо, подумал Освальд, у которого уже темнело в глазах. Он собрал все ресурсные силы организма и залепил Эдварду звонкую пощёчину. Нигма в шоке заморгал, озираясь по сторонам – казалось, он видит Освальда впервые. - Освальд? – сказал Эд, глядя на свои руки, пытающиеся задушить Пингвина. Эдвард тут же убрал руки от шеи Оза, и тот закашлялся. Из уголка глаза покатилась слеза из-за раздражённой слизистой горла. - Освальд, что это было? – спросил Эд. - Ты душил меня во сне, - объяснил Освальд. - Но зачем? – непонимающе спросил Нигма. - А я то откуда знаю? Возможно, ты думал, что я – твоя мертвая подружка, как её там, мисс Криг? Видя, как лицо Эдварда потемнело от ужаса, а кожа на руках его покрылась мурашками, Освальд извинился: - Прости, зря я тебе о ней напомнил, - сказал Пингвин. - Это ты меня прости. Я… я готов пойти к психиатру, - сдался Эдвард. В то утро Эд заперся в ванной чтобы выругать Загадочника: - Ридлер, какого черта? – орал Нигма зеркалу. Из зеркала на него смотрел его двойник – испуганный и взволнованный. - Это я хочу тебя спросить, какого черта, Эд? Не я душил Освальда, я его вообще-то люблю гораздо сильнее, чем ты, - объяснил Загадочник. – Если с его головы упадёт хоть один волосок, Эдди, я найду способ от тебя избавиться. - Но если это не ты и не я, то кто же тогда? – спросил его Эдвард. - Ты намекаешь на третью личность? Нет, я бы сразу понял, я гораздо лучше понимаю, что тут, - Загадочник показал пальцем куда-то Эду на грудь, - происходит. Это никакая не третья личность, это твои мерзкие руки душили Освальда. Эдвард не мог понять, что произошло – одно дело тяжёлые сны, и тахикардия в нагрузку, и совсем другое дело – сомнамбулизм. В таком состоянии я опасен для Освальда, подумал Нигма. Пингвин нашел для Эда психиатра, которому доверял – ну как нашёл, просто вспомнил, к кому ходила Фиш после того, как похоронила сына. Она была уверена, что никто не знает об этой её слабости – но он за ней добросовестно следил, пытаясь понять, как именно её свергнуть. Тогда Освальд узнал о Миранде Кэрр, эксперте по работе с преступниками. Пингвин вёз Эда к психиатру с тяжёлым сердцем – а что если она скажет, что Нигме ничем помочь нельзя, нет, об этом Освальд думать не хотел. Тогда я найду другого врача, достаточно компетентного, подумал Пингвин. Доктор Миранда Кэрр оказалась не так плоха – по крайней мере она внимательно выслушала рассказ Эда про Загадочника и про их отношения с Освальдом, не перебивая. Затем врач сделала выводы: - Правильно ли я понимаю, мистер Нигма, что впервые Загадочник появился, когда вы отравили отца, а затем, когда вы застрелили Освальда, обрёл имя? - Он выжил, а значит технически я не застрелил его, а лишь попытался убить. И это, кстати, было ужасной ошибкой. Вы намекаете, что мое подсознание показывает мне не сами убийства, а путь становления Загадочника? - Я предполагаю, а не намекаю. Мистер Нигма, вы абсолютно здоров, клинические тесты и МРТ показывают, что вы в норме, а значит проблема – бихевиористического характера. - Вы хотите сказать, лекарства нет? - Я этого не говорила. Постарайтесь вспомнить, что вас тревожило до появления этих кошмаров. Эдвард тяжело вздохнул – что его тревожило, значит, хм, может десять лет тюрьмы, попытки тюремного эскулапа стереть его личность, может сожаление о потерянном времени, или о безобразном шраме от пулевого ранения у Освальда на животе… - Я десять лет просидел в Аркхэме, с чего мне начать? Местный доктор Смерть пытался сделать мне что-то вроде лоботомии с помощью тока. Ну ещё Освальд не мог мне писать последние годы. - То есть ваша личность долго находилась в состоянии борьбы за существование, правильно ли я понимаю? - Как и любая личность, да. - Но именно ваша личность жила долгое время, скажем так, со страхом смерти, всячески за себя боролась, и теперь видит риск во всех – в том, что Загадочник с каждым убийством крепнет, в том, что мистер Коблпот дал Ридлеру имя, ваше подсознание считает их опасностью. Эдвард, послушайте, мне кажется корень проблемы лежит в ваших отношениях с Загадочником. - Нет у меня с ним никаких отношений, - запротестовал Эд. - Эдвард, я выпишу вам литиум. Это несколько уберёт тревожность и депрессивное состояние вашей личности. Но вы должны будете сделать ряд упражнений на доверие к вашему альтер-эго. Упражнение первое – попробуйте разобраться, почему вы боитесь Загадочника. - Я не боюсь его, - запротестовал Эдвард. - Подумайте вот о чем – попробуйте перечислить Ридлеру все то, за что вы были ему благодарны, именно так вы сможете убедить свое подсознание, что бояться нечего, - посоветовала доктор Кэрр и закончила сеанс. Эд ехал домой в расстроенных чувствах – в нем жили и Загадочник, и подсознание, а ещё ж он сам, Эдвард Нигма, и все эти компоненты сознания конфликтовали друг с другом. - Люди вообще преисполнены внутренними конфликтами, знаешь ли, - сказал ему Загадочник. - Я тебя не боюсь, - заявил ему Эдвард, затем вспомнил упражнение доктора Кэрр, - и я тебе действительно благодарен, Ридлер. - Ого, как снег в июле! И за что ты мне благодарен? - Ты любишь и защищаешь Освальда, именно ты вытащил его из психушки, когда я думал лишь о Ли, именно ты дал мне сил отравить старика Нэштона. - Мне начинает нравиться эта Кэрр, - сказал Загадочник. - Теперь твоя очередь, - продолжил Эд. – За что ты мне благодарен? - Мне надо подумать над этим вопросом, Эдди. Ты всегда из всех вариантов выбирал самый паршивый, чем подставлял и себя и меня. - Так не честно! Я ведь перечислил за что я тебе благодарен, - нахмурился Эдвард. - Но Кэрр дала это задание именно тебе, а не мне, - сказал Ридлер, - Хорошо, Эдди, не плачь, я тоже тебе благодарен, ты всё-таки осознал свои чувства к Освальду, и пяти лет не прошло. Мне было тяжело строить с ним отношения, когда ты кричал, что не любишь его. Ведь Освальд любит тебя, ну и меня немного тоже, - грустно улыбнулся Загадочник. Эдвард обещал себе обдумать грусть в словах Загадочника попозже – значит ему, Ридлеру, недостаточно любви Освальда, и, получается, он должен испытывать некую ревность, а значит, рано или поздно, Ридлер попробует вытеснить из их общей головы Эда, думал Нигма. Нет, наверное не попробует, поправил себя в своих рассуждениях Эд, Ридлер слишком любит Освальда чтобы подвергать его таким переживаниям – зачем ему Пингвин, стучащий по черепушке их тела с криками «Эдди, где ты? Ау, Эдди?» Пораскинув мозгами, Эд пришел к выводу, что Загадочник не причинит ему вреда, но почему тогда подсознание считает иначе, недоумевал Эдвард. Эд теребил в руках блистер с литиумом – на этот раз он купил его по рецепту настоящего психиатра, и размышлял, когда именно у него пропадет эрекция, ноги станут ватными, а голова одурманенной. От этих таблеток нельзя ждать ничего хорошего, подумал он. Затем Эд вспомнил охваченный страхом взгляд Освальда, и красные отметины на его шее, и как тот долго не мог отдышаться, и как он кашлял, непроизвольно роняя слезы. Эдвард с тяжёлым сердцем выпил таблетку литиума – что ж, у всего своя цена. *** Освальд проснулся от боли и страха смерти – руки Эдварда опять душили его, на этот раз гораздо сильнее, его, Эда, стеклянные глаза взглядом трупа смотрели сквозь него, Нигма сидел на его бедрах, всем весом прижимая его к кровати. Сознание почти покинуло Пингвина, но Освальд Кобблпот был не из тех людей, которые умирают по чьей-то прихоти, - он собрал всю волю к жизни в кулак, и изо всех сил зарядил Эдварду этим кулаком по скуле. Эдвард удивлённо заморгал, затем сфокусировал взгляд на Освальде, взглянул на свои руки, на красные с лиловым отметины на шее Оза, чертыхнулся, и заперся в ванной. Через минуту Освальд постучался. - Эд, выходи оттуда! - Я для тебя опасен, я мог убить тебя, - выкрикнул ему Нигма через дверь ванной комнаты. - И что, будешь теперь жить в уборной? – спросил Пингвин. Эдвард замер, раздумывая – действительно, до завтрашнего утра он не причинит вреда Освальду. Значит, он проведет с Пингвином самый прекрасный день в их жизни, а потом исчезнет. Эд не мог позволить себе убить его – не так, не сейчас, не дважды, да вообще… не мог. Эдвард вышел из ванной комнаты, крепко обнял Освальда, посмотрел на багровые следы от собственных рук на его шее, затем страстно поцеловал его. - Я хочу тебя, - сказал ему Нигма. - Эд, я тоже тебя хочу, но давай сначала обсудим твою консультацию с доктором Кэрр. - Она сказала пить таблетки, и всё будет хорошо, - соврал Эдвард. - А она не уточнила, когда именно всё будет хорошо? - напрягся Освальд; в словах Нигмы фальшиво звенела ложь. - Всё индивидуально, какие-то выводы она сможет сделать только через неделю. - Что ж, я очень рад это слышать, - Освальд сделал вид, что поверил, обещая себе проследить за Эдвардом. День прошел волшебно – после утреннего минета Эдвард приготовил Озу романтический обед, который плавно перетек в романтический ужин, который, в свою очередь, - в такой же секс. После чего Эдвард разлил по бокалам шампанское – «за нас!». Освальд отпил из своего бокала, затем дождался, пока Эд уберёт от губ свой, и поцеловал его. Это было последнее, что запомнил Освальд из сегодняшнего дня – далее создание покинуло его, он повалился на кровать и крепко уснул. Проснулся Освальд в полдень с гудящей головой, да как же так, думал он, раньше мы с Эдом пили по три бутылки вина за вечер, ещё тогда, в его однушке, и ничего, просыпались бодрые, эх, старею, расстроился Освальд. Эдварда в своей постели он не нашел – не нашел он его ни в гостиной, ни в кухне, ни в северном крыле. Оз направился в свой кабинет чтобы проверить геолокацию своего мужчины – но компьютер показывал, что Эд находится в спальне Освальда, видимо, оба трекера - один в телефоне, один в пиджаке – оба лежали в его спальне, увы, без Эдварда Нигмы. Затем Освальд заметил на своем столе маленькую зелёную записку, сложенную втрое. Он сразу же развернул её и принялся читать: «Дорогой Освальд, я много думал, и понял, что я тебя не люблю. И не любил никогда. Когда я говорил тебе о своих чувствах, я тебе врал. Жить во лжи я больше не могу, поэтому ухожу, пожалуйста, не ищи меня, найди кого-то, кто сделает тебя счастливым, и будет любить тебя сильно сильно – так, как ты этого достоин. Эдвард». Освальд не знал то ли плакать то ли смеяться. Эдвард меня держит за идиота, или он сам идиот, думал Оз, проклял же меня господь любовью к Эду Нигме… Он торопливо выпил кофе, оделся и позвонил водителю – предстояло проверить все улицы Готэма, каждое заброшенное здание, каждый старый завод и фабрику; работы было минимум на неделю. *** Эдвард планировал арендовать квартиру – скоро, как только он раздобудет какой-нибудь телефон; с его помощью - сгенерировать себе виртуальную карту и организовать на ней немного денег через махинации на курсах валют. Свой он оставил в спальне Освальда чтобы тот его не отследил, как и всю свою одежду – в ней могли быть трекеры геолокации, иначе как Освальд всегда знал, где находится Эд, даже когда тот оставлял дома телефон. Эдвард поискал в доме что ему надеть – ну не в шторе же ему ходить по улице, в самом деле; кажется, в северном крыле когда-то жила семья Ван Далей, возможно, в комнатах остались какие-то вещи, размышлял Эдвард. Он вошёл в хозяйскую спальню – убранство комнаты кричало об утонченном вкусе её жильца, порылся в шкафу и нашел черный с узором костюм-тройку, который решил надеть. Интересный, наверное, был человек, этот Ван Даль, подумал Эдвард; мужчина, столь искусный в выборе одежды, не мог бы бить сына по лицу и кричать «откуда у тебя пятерка? Опять списал!». На секунду Эд представил, как бы повернулась его жизнь, родись он у таких людей, как Гертруда и Элайджа, наверное, он бы не совершил всех тех убийств, которые сейчас не давали ему покоя и напоминали о себе в кошмарах. Эдвард придирчиво осмотрел себя в зеркале в чужом костюме – рукава были безбожно коротки, и открывали миру тонкие запястья, как, впрочем, и брюки - не закрывали изящные лодыжки. Но делать было нечего – Эдвард знал, что в его одежде есть трекер, а времени его искать не было. Нигме не нравилась эта дурная привычка Освальда отслеживать каждый его шаг, но он не мог согласиться, что с их профессией по-другому никак. Они постоянно трэкали местонахождение друг друга, и это уже спасало их из нескольких передряг. *** Эдвард ушел из дома Ван Далей несколько дней назад – он сел на первый попавшийся автобус и куда-то ехал; главное было убраться подальше от Освальда, ведь только так он мог сохранить ему жизнь. Автобус завёз его на заброшенную стекольную фабрику – Эд нашел в подсобке старый матрас и несколько одеял, там он и заночевал. На следующей день он почему-то проснулся на другом конце Готэма, а конкретнее – в мусорном баке у старого металлургического завода. Он устало потер виски, проверяя состояние костяшек пальцев – крови на них не было, пистолета у Эдварда с собой тоже не было – как минимум, я никому не причинил вреда, подумал он. Он меланхолично сбросил с рукава рубашки кожуру банана, и обратился к Загадочнику. - Что с нами, Ридлер? - Всё просто, Эдди, это был неправильный психиатр и неправильный литиум. - Ты заменил нам таблетки? – спросил его Эд. - Я нам враг по-твоему? Кто же знал, что у тебя такая реакция на литиум. Эдвард порылся в карманах рубашки – блистер с таблетками был почти пуст. Он не понимал, что произошло этой ночью – он принял весь почти литиум из блистера и забыл, или выкинул его к чертовой матери? - Мы пытались всё закончить? – спросил он Загадочника. - Да мне откуда знать? Доктор Псих выписала тебе литиум, а не мне, - пожал плечами Загадочник. Эдвард провел день в попытках украсть у кого-то телефон - с его помощью он сможет вернуть себе финансовую стабильность и арендовать жильё. Эд с тоской подумал, что придется спать без Освальда, и готовить теперь лишь на одного, а зачем вообще готовить тогда… Сердце отозвалось глухой тоской – Эдвард зашёл в модный кофешоп чтобы стащить у зазевавшихся хипстеров телефон, но не преуспел: его даже туда не пустили, бариста выгнала его из заведения, посоветовав наконец-то найти работу и прекратить попрошайничать. - Но я не бездомный, - заявил Эд. – Я вообще-то живу в особняке, - запротестовал Эд и осекся. Ни в каком особняке он теперь не живёт, и Освальда у него теперь нет, есть лишь пустота в душе и дыра в сердце – это была цена за безопасность Пингвина, и Эдвард Нигма её принял, поскольку выбора у него не было. На следующий день он проснулся в мусорном баке при заводе по переработке отходов. *** Когда водитель Освальда предложил разделить фронт работ – кто-то поедет осматривать заброшенные фабрики, а кто-то – заброшенные заводы, Пингвин был против: ему хотелось лично найти Эдварда. Оз места себе не находил, тревога ледяными тисками сковала его сердце, однако Эд был жив, он был в Готэме – ведь отсюда невозможно уехать – это был лишь вопрос времени, когда он вернёт Эда домой. Освальд позвонил Миранде Кэрр и выругал её, не скупясь на выражения – после её терапии нестабильный, нуждающийся в постоянном присмотре пациент, сбежал из дома без телефона, подвергая себя и окружающих страшной опасности – Оз хотел добавить «психически неуравновешенный», но затем подумал, что сказал бы на это Эд, и не стал их произносить. Дважды пригрозив Миранде судом, Освальд вынудил её нарушить врачебную тайну, и дословно пересказать их сеанс с Эдом. После этого Озу все стало ясно – его мужчина, видимо, решил, что его безумие неизлечимо, если ни литиум ни разговоры с Загадочником не помогли, и сбежал, чтобы не причинить вреда Освальду. Теперь понятно откуда ноги росли у того романтичного обеда-ужина, понятно, почему Эд вел себя так, будто это их последняя ночь. Ну конечно, подумал Пингвин, дождешься от него романтики без страха потери, как же. Освальд заканчивал осматривать север Готэма – он проверил все промзоны и заброшки, план на завтра – юг города и доки. Огорчённый и уставший, Освальд уехал домой – нужно будет спать одному, на подушке, которая все ещё хранила запах волос Эдварда, так ему, конечно, не хотелось. В ту ночь он не мог уснуть, зарылся носом в ту самую подушку, и во всю мощь лёгких вдыхал запах любимого мужчины – боже, как же Эдвард сладко пах! – смесь дорогого парфюма и детской невинности. Что-то было в нём особенное, что сводило Оза с ума – все эти его неверные выводы о мире, которые мог бы сделать только ребенок, трогали его до глубины души – будто костность суждений никогда не коснётся этой души, будто ему вечно двадцать шесть. Освальд уже более четырнадцати лет любил Эдварда, он взрослел и всё в нем менялось – темперамент, характер, отношение к жизни – всё , кроме любви к Эдварду Нигме, будто пингвинье сердце однажды об него споткнулось и навсегда осталось лежать у ног его. Пингвин позволил фантазии плыть по течению – воображение тут же нарисовало Эдварда в его спальне… Освальд поставил бы его на четвереньки и целовал бы везде, а потом бы взял его, жёстко, почти силой, под хныканье Эда… но сначала героя фантазий надо, конечно, найти, тяжело подумал Оз. Под утро Освальд сдался – сон всё не шёл, так зачем мучить себя – он сел за руль лимузина и поехал проверять юг Готэма. На всякий случай Освальд всматривался в лица бомжей – вдруг Эдвард решит заночевать прямо на улице, Оз помнил, насколько нейтрально Эд относился к комфорту, и это его тоже безмерно трогало; его мужчина вел настолько бурную жизнь внутри своей головы, что часто не замечал – в кресле он сидит или на ступеньках лестницы. У старого завода по переработке отходов Освальд заметил тонкую кисть с изящными пальцами, свисавшую с края мусорного бака. Эту руку он узнал бы из тысячи – она подарила ему и пулю в живот, и подлинное счастье соития. Сердце в груди Освальда тревожно забилось, воздуха стало резко не хватать – неужели уже поздно, Эдвард погиб, а циничные готэмские коммунальщики сгрузили его в бак, как какой-то мусорный пакет. Не в силах больше терпеть эту пытку неизвестностью, Оз приложил два пальца к запястью Эда: пульс был обычный - быстрый, ровный, сильный. Освальд подумал, что это лучшее, что он в жизни слышал. Жив мой помоечник, с облегчением подумал он. Освальд полез в бак, не обращая внимание на отвращение, кое-как туда вскарабкался, что было довольно непросто с больной ногой. Находясь уже полностью в мусорном баке, Освальд ласково тряс Эда за плечо – тот не просыпался, затем легонько похлопал его по щеке, но это тоже не помогло, и Пингвину пришлось залепить ему пару звонких пощёчин чтобы привести Эда в чувство – нашатыря или бутылки воды под рукой не было. Эдвард нехотя разомкнул глаза, сонно, будто в бреду, уставился на Пингвина. - Освальд, что ты здесь делаешь? – спросил он, приподнимаясь на локтях, что, надо сказать, было довольно сложно – локти утопали в каких-то гнилых помидорах. - Тебя ищу, - просто ответил Освальд. – Эд, пойдем домой, - он протянул Эду руку, приглашая подняться. - Нет, Освальд, никуда я с тобой не пойду. Я тебя не люблю, - заявил Эдвард. - Хорошо, не любишь, так не любишь, мы найдем тебе квартиру в соседнем доме с особняком. Естественно, никаких соседних домов у особняка не было - на расстоянии нескольких десятков километров один лишь лес. - Освальд, ты не понимаешь! – в голосе Эда слышались истеричные нотки, - что если я убью тебя? - Это ты не понимаешь. Что если я умру без тебя? Эду было нечем крыть – Освальд ёмко обозначил свои приоритеты. Эд предпринял последнюю попытку образумить своего мужчину. - Освальд, ты хочешь завтра проснуться мертвым? - Нельзя проснуться мертвым, Эд, к тому же не переоценивай свои ручонки – ты не сможешь меня задушить. - Ты вообще не осознаешь уровень опасности – я буквально не владею собой, я просыпаюсь черт знает где, натворив черт знает что, - объяснил Эдвард. - Вот потому и надо спать дома, - вскричал Освальд, - со своим мужчиной, тогда ты проснешься понятно где, вытворяя понятно что. Эдвард понимал, что вернуться в особняк Ван Далей будет ошибкой – так он подвергнет Освальда огромной опасности. Но и не возвращаться нельзя – Освальд будет ходить за ним, пока не вернёт его домой. Эд может наврать ему о своей нелюбви, и, даже если Оз ему поверит, то уже на следующий день будет пытаться вернуть любовь Эда, закрыв его от гипотетической пули, и этому не будет конца и края, бежать от влюбленного Пингвина было бесполезно, да и хотелось бежать ему навстречу, честно говоря. - Освальд, я пытался, я сделал все чтобы сохранить тебе жизнь. Если я завтра тебя придушу, то в этом будешь виноват только ты, - заявил Эдвард. - Я просто дам тебе пару затрещин, и ты прекратишь это удушение… ну… прекратишь, когда я решу, что уже достаточно от этого завелся, - сказал Освальд. - Ты невыносим! – резюмировал Эдвард. Освальд усадил Эда в лимузин, на ходу оценивая фронт работ на день – нужно было помыть Эдварда, ну и лимузин. - Эд, почему на тебе костюм моего отца? Ты опять выкопал его тело, на этот раз чтобы раздеть? - Освальд, ну не мог же я взять твою одежду, - Эд не хотел признаваться, что вложил трекер в каждый потайной карман Освальда, поэтому выкручивался как мог, - она вся была велика мне в талии! - Но ходить в бриджах по городу тебя не смущает? - Это называется мода, Освальд, тебе тоже стоит попробовать оголить лодыжки, - шел до конца Эдвард. Освальд вздохнул и махнул рукой на Эдовы предпочтения в одежде – в конце концов, что ещё можно ожидать от человека, который переодевался в костюм пингвина на потеху толпе. *** Лимузин уже приближался к поместью Ван Далей. Теперь, после Блэкгейта, у Оза, кроме водителя, не было служащих – нужно было искать каких-то сотрудников, читать их глупые резюме, звонить в какие-то агентства. Он ежедневно обещал себе разобраться с этим завтра, а пока что Эдвард взял на себя готовку, а Освальд – покупку продуктов. Дом медленно покрывался пылью, да и черт с ним, думал Пингвин, а зато никого в доме нет, кроме них двоих, оказалось, ходить по дому голыми может сильно украсить семейную жизнь. В общем, ванну для Эдварда Озу пришлось готовить самому – он добавил цитрусовую пенку, надеюсь, что резкий запах апельсина сможет перебить запах помойки. Но правда была в том, что извозюкай Эда хоть в навозе, это его не испортит, это будет красота, которую кто-то посмел извозюкать в навозе. Освальд вспомнил, как когда-то обещал себе не терять из-за Эда голову окончательно. Ну да, легко тебе было давать такие обещания, Освальд из прошлого, конечно-то, сидя в тюрьме далеко от Эда. А ты попробуй не потеряй голову, когда он тут стоит, снимая с себя грязную рубашку, испачканную какими-то вонючим рыбными потрохами. Взгляд Освальда остановился на острых ключицах Эда, на впадинке между ними – всё в этом теле было прекрасно, и тонкие кости, и точеные скулы, и эти, казалось бы, хрупкие, изящные запястья. - Ванна готова, Эд, давай, залезай. Эдвард с видом мученика полез в ванну – он не чувствовал уверенности в происходящем; Освальд опять принял решение и за себя и за него, игнорируя объективную опасность, и эта мысль неприятно отзывалась в его душе. Что сказала бы на это доктор Кэрр, насколько нормально, что ваш пингвин решает всё за вас – кого вам любить, где сегодня спать, и что сегодня есть, подумал Эдвард. Освальд не покинул ванную комнату – он встал за спиной Эда, и провел рукой по его волосам, заводя назад отросшие пряди. - А сейчас я буду мыть тебе голову, лучше закрой глаза чтоб шампунь не попал, - предупредил Освальд и нежно убрал со лба отросшую челку. Это прикосновение было настолько приятным, что Эдвард забыл и о том, как опять дал Освальду навязать себе заведомо опасное решение, и о том, что мыть голову он мог бы и сам – Освальд, наверное, не первые сутки на ногах, ему нужен отдых. Мягкие, теплые струйки душа ласкали кожу головы Эда, затем к ним присоединились и нежные пальцы Освальда – тот массировал его макушку, растирая шампунь, и постоянно протирал лоб Эда влажной рукой: пытался не дать пене затечь Эду в глаза. От этих прикосновений Нигма совсем обмяк и застонал – никто никогда не мыл ему голову, даже родители. - Освальд… - Погоди. Я тут распутываю твои колтуны, - волосы Эда отросли за последнее время и сбились в ужасные комки – сон в мусорном баке не способствует здоровью кудрей, к сожалению. – Ты что, всё эти три дня сидел и волосы себе запутывал? - Вообще-то я занимался важными вещами – пытался обустроить своё новое жилище и раздобыть денег. - Получилось? - Получилось бы, если бы ты меня не нашёл, - Эд решил умолчать о том, как не смог украсть у девочки телефон потому что его приняли за бомжа. – Освальд, нам нужно поговорить о моей записке. - А что о ней говорить, - сказал Пингвин, распутывая очередной колтун, который не хотел поддаваться ловким пальцам взломщика. Нет, так Эда придется стричь под ноль, подумал Освальд, и взял гребень с большими зубцами, стоящий в стаканчике у зеркала. – Я все понял, Эд, ты меня не любишь, потому что как же меня можно полюбить, я ведь избалованный и истерики постоянно устраиваю, когда… как там было… не получаю желаемого, - улыбнулся Оз. - Освальд, это было столько лет назад, давай ещё пирс мне припомни. - В общем, Эдвард, я тоже тебя не люблю, - подвёл итог Пингвин, аккуратно нанося на волосы Эда бальзам чтобы сделать их шелковистыми. - Как хорошо, что мои чувства взаимны, - улыбнулся Эдвард. Освальд бережно водил по волосам Эда гребнем, распределяя кондиционер, затем он опять сполоснул его голову под теплыми струями воды, следя чтобы средство не попало Эду в глаза. С мытьём головы он справился, но покинуть ванную комнату не смог – не хотелось заканчивать этот момент интимной близости. Освальд взял гель для душа, и принялся наносить его на шею и плечи Эда, слегка их при этом массируя. Затем перешёл к спине, а точнее – к лопаткам, и нежно, любяще, их погладил, от чего Эдвард застонал. - Дальше сам, - сообщил ему Освальд. – Пойду и я помоюсь, не одному тебе нужна ванна. - Освальд, тут достаточно места, - сообщил Эд. Освальд не это себе представлял, лежа один в холодной постели с подушкой Эдварда, нет уж, никакой подводной дрочки, подумал он, всё будет как я хочу, подумал он, и направился к выходу из санузла. *** Вернувшись из уборной северного крыла, Освальд нашел Эда в своей спальне – тот лежал на животе в одном лишь халате, уткнувшись лицом в подушку. Острые лопатки привлекали к себе внимание даже через золотую ткань, и требовали прикосновений. - Удобно тебе было, спать в мусорном баке? – спросил Освальд, - спина не затекла? - В отличии от тебя, меня не страшит аскеза и лишения, это не я начинаю ныть, если рядом нет камина, перины и свежей выпечки, - глухо сказал Эдвард, отрывая лицо от подушки. Аскеза, ну ну, подумал Освальд, забираясь Эду на поясницу. Пингвин провел ладонями по лопаткам, затем перешёл к затёкшим мышцам спины, смещаясь ниже – на ягодицы Эда. Нигма задумчиво молчал, Освальд стал нажимать большими пальцами на поясницу, и – бинго! – ему удалось вырвать из Эда сладкий стон. Дальше руки Пингвина перешли к ягодицам Эда, он осторожно их поглаживал, постепенно усиливая нажим. Эдвард заворочался, чем вызвал негодование Освальда, но затем неловко снял халат, лёжа всё так же на животе, и негодование сменилось предвкушением. Каждый сантиметр тела Эдварда будил в Освальде недостойные чувства – им хотелось обладать, подчинить себе, мой мой мой, думал Оз, накрывая губами ямочки на пояснице. Однажды встретив Эдварда Нигму, и полюбив его, Пингвин испытал эмоции, на которые, как он думал, был не способен – искренняя потребность защищать и заботиться мешалась с темной тягой взять силой, запереть от всего мира за семью замками, сберечь сокровенное от чужих глаз. Ты не сможешь сбежать от меня, думал Освальд, я спущусь за тобой хоть в ад, никто никогда не любил тебя сильнее меня, а ты бросил меня одного чтобы бегать по помойкам. Освальд намеренно больно прикусил нежную кожу, чем вызвал у Эда новый стон – протяжный, полный то ли боли то ли наслаждения. Он сместился ниже, и теперь кусал правую ягодицу Эда, левую же он поглаживал ладонью. Три дня без Эдварда ему дались тяжело – опять эта чертова холодная постель, где он мог согреться только воспоминаниями. Освальд провел по внутренней стороне бёдер Эда, щипая нежную кожу, затем руки сменились языком. Эдвард совсем размяк от этих прикосновений – руки и язык Оза показывали как он переживал, как волновался, как он…. любил. Укусы – что ж, укусы показывали как он скучал, и дурманили рассудок не хуже опиатов. Ворвись сюда сейчас полиция с ордером на их арест, Нигма не смог бы быстро подняться и сбежать – всё тело его охватила сладкая нега, поцелуи Освальда резонировали со всем его существом, заставляя выгибаться навстречу. - Освальд… - позвал Эд. - Просто расслабься, Эд, я же знаю тебе нравится, - Освальд опять лизнул его в бедро, - нравится, когда я тебя целую, - поцеловал Эда в ягодицу, - кусаю, - Освальд прикусил нежную кожу под ягодицей, затем прикоснулся пальцем к загадочной дырочке, и легко надавил, - и так тебе тоже нравится. Эдвард застонал громче, после чего палец сменился языком Освальда. - О боже, что ты делаешь? – он чувствовал горячий язык между ягодиц - отдавало прямо в член, заставляя затаить дыхание. Освальд продолжал лизать Эда языком, теперь уже по кругу, параллельно сминая ягодицы ладонями. Эдварду это не нравилось – Освальд делал с ним нечто порочное, грязное, от чего член уже стоял колом. - Освальд, это отвратительно, - заявил Нигма. - Мне прекратить? – спросил Освальд. Нигма молчал несколько долгих секунд, и Пингвин уже подумал, что зря он это затеял, зря пошел на поводу у собственного желания, не обсудив это предварительно с Эдом. - Эд, так мне прекратить? – переспросил его Освальд. - Нет. Для Пингвина это был карт-бланш на продолжение сладкой пытки, он ещё раз облизал дырочку, и, внутренне напрягшись, осторожно вставил в Эдварда кончил языка, надеясь, что тот не будет опять орать. Надежды не оправдались - Эдвард действительно вскрикнул, но подаваясь бедрами назад, сильнее насаживаясь на язык Оза. У Освальда уже стоял колом – а как иначе, Эд был такой податливый, теплый, разморенный после горячей ванны, мышцы его почти не сопротивлялись языку, легко впуская в себя, боже, как же хотелось уже вставить на всю длину. Пингвин нехотя отстранился и глубоко вздохнул, пытаясь успокоить нарастающее возбуждение – кончить посреди дела ему не хотелось. Освальду тяжело давался самоконтроль – казалось бы, легче чего-то не делать, чем что-то делать, но влюбившись, холерическая, энергичная его натура, превращала его в бурю из чувств, которые грозились разорвать грудную клетку, если не дать им выход. Пингвин призвал на помощь всё своё самообладание – оно обычно покидало его рядом с Эдвардом – и постарался дышать ровнее. - Не останавливайся, - разочарованно сказал Эд. - Хочешь чтобы я продолжил? – спросил Оз, поглаживая дырочку меж ягодиц Эда большим пальцем. - Боже да, да, хочу, Освальд… От этих слов член Пингвина предательски запульсировал еще пуще, требуя к себе внимания – Эдвард лежал под ним, стоная, умолял его, полностью отдаваясь во власть Освальда – это сводило с ума. Пальцы Оза опять сменились языком, на этот раз язык вошёл быстро, не встречая никакого сопротивления – тело Эда тянулось к нему, изнывая от желания. Терпение, Освальд, терпение, сказал сам себе Пингвин, понимая, что его член вот вот взорвется от такого зрелища. Он входил в Эда языком, потом сменял язык на пальцы, те – опять на язык, мял ягодицы Эда, жадно кусал за бедра, слушая сбившиеся стоны Эда. Нигма уже ничего не понимал – то, что делал с ним Освальд, было ужасно, тогда почему настолько приятно и хорошо? Стояк его был каменный, очень хотелось немного приподняться и к себе прикоснуться, казалось, до разрядки осталось совсем немного – чёртов пингвиний язык приближал к оргазму. Затем Эдвард почувствовал в себе два пальца, которые медленно растягивали его изнутри, в паху уже всё пылало, Нигма был уже на грани. - Освальд… Хочу тебя, скорее. - Эдди Эдди, тебе всегда не хватало терпения, - глубокомысленно изрёк Освальд, проникая пальцами все глубже – он сжимал их и разжимал внутри Эда. Освальд в целом был с ним согласен – это уже было мучительно; он потянулся к смазке на прикроватной тумбочке и щедро облил ею член. Насколько же сильное чувство утраты вызывал Эдвард, когда его не было рядом – настолько же сильно он вызывал восторг, лёжа под Освальдом. Пингвин окинул свое чудо жадным взглядом – длинное тонкое тело, изящные четкие линии, эти ягодицы выпуклые манят и манят, эти волосы длинные и мокрые, разметавшиеся по подушке – Освальд взял в руку член, стоящий колом, и плотно прижал к дырочке между ягодиц Эда, чем вызвал очередной стон. Я научу тебя терпению, подумал Освальд, умоляя себя самого продержаться ещё немного, и нежно обвел загадочную дырочку головкой своего члена. - Боже Освальд! – вскричал Эд. – Да вставь его уже! Всему свое время, подумал Оз, и легко постучал головкой члена по анусу Эда, чем заставил его уже взвыть в голос. - Терпение – это высшая благодетель, Эдди, это ключ к радости, это оружие. Терпение – горько, но плоды его сладки, - сказал Освальд, отстраняя от Эда головку члена. - Да трахни меня уже! – кричал Эд. Задача Пингвина была довести Эдварда до исступления и истерики – он обожал, когда холодная, расчётливая логика Эда ломалась об горячий член. Оз ещё немного помедлил, поглаживая ягодицы Эда, и наконец-то вставил в Эда головку. - Да… - простонал Эдвард. Распаленный стонами Эда, возбуждённый донельзя, Освальд потянул Эда на себя, помогая встать ему на четвереньки, и медленно продвинулся глубже, почти не встречая сопротивления – это тело желало его, ждало чтобы сжать в объятиях мышц. Он медленно задвигался в теле Эда, одной рукой держа его за бедра, второй – потянулся к отросшим волосам. Темные прядки хотелось теребить пальцами, зарыться в них носом, вдыхая этот сладкий Эдов запах, их хотелось гладить и целовать. Оз схватил Эда за волосы и притянул к себе ближе – спина Эда коснулась его груди, от чего сердце пропустило пару ударов. Эдвард зарычал – возможно, будь он менее возбужден, Нигма сказал бы, что хватать за волосы – недопустимо; но сейчас ему было все равно, он рычал и выл от возбуждения, насаживаясь на член Освальда. Лицо Пингвина приобрело блаженное выражение – счастье обладать любовью истинной, таинство соития – всё это вызвало в нем священный трепет. Освальд ненадолго замер, давая себе возможность запомнить этот момент каким он есть – он вспомнит его на смертном одре. Эдвард обернулся через плечо чтобы понять почему Оз остановился, - и увидел его одухотворённое лицо, будто бы внутри себя он молился каким-то богам, глаза его были закрыты, веки подрагивали, скулы заострились от тревог последних дней. По мнению Эда Освальд был красив той самой красотой человека, который мир на хую вертел. Ни хромота ни увечья не повлияли на Освальда – его уверенность в себе была непоколебима. Красота живёт в таланте, думал Эдвард, засмотревшись на Пингвина в шаге от разрядки. Когда Оз решил, что достаточно впечатал мгновение в память, то открыл глаза – и встретился с затуманенным взглядом Эда, который развернул к нему голову через плечо. - Вернись, - нелепо попросил о продолжении Эдвард. - Нет. Сначала поклянись, что больше никогда от меня не сбежишь, - потребовал Освальд. - Но я мог убить тебя… - Мне плевать. - Освальд… - начал Эд, и Пингвин опять в нем задвигался, - я больше никогда, - толкнулся сильнее, - тебя, - ещё сильнее, - не оставлю, - три коротких сильных толчка. Задыхающийся, мучающийся Эдвард был для Оза как удар хлыстом по сердцу, хотелось гладить его по голове, прижимая к груди. Ещё хотелось разорвать Эда на куски – и Пингвин даже не понимал чего желает больше. Освальд потянул Эда за волосы, притягивая к себе еще ближе, меняя угол; Эдвард вскрикнул – под таким углом член Оза задел его простату. Не прекращая толчков, Освальд припал губами к плечу Эда, нежно целуя его; свободной рукой он потянулся к давно требующему внимания члену Нигмы, провел рукой от головки до основания, затем сжал, даруя высшее наслаждение. Освальд почувствовал, что из глаз почему-то текут слезы, от переизбытка эмоций он всегда начинал плакать – так вот что оно такое, слёзы счастья, подумал Освальд. - Ещё ещё ещё, - кричал Эдвард, запрокидывая голову на плечо Освальда. Оз толкался в нем всё быстрее и быстрее – сил уже не было никаких, он уже чувствовал предоргазменную дрожь. Эдвард громко застонал, заваливаясь на грудь Озу, и сжал собой его член, отчего Оз окончательно сошел с ума – оргазм накатывал волнами, одна сильнее другой, забирая остатки разума и воли. Эд обессиленно упал на постель, увлекая за собой Освальда. Мокрые от пота, перепачканные в слюне и сперме, они пытались отдышаться. Через несколько минут они оба уже спали без снов – тяготы последних дней дали о себе знать. *** На следующий день Эд проснулся в объятиях Освальда – ему больше не снились кошмары и больше он Оза не душил, вот она целительная сила пингвиньего язычка.